***
— Она 4 день сидит в палате, никого к себе не подпускает и от еды отказывается. — отчиталась Шизуне у стола Хокаге. — Это проявления ее сложного характера. — Заверила скорее себя, чем свою подчиненную Пятая, складывая руки на груди. — Провоцирует меня, вредная девчонка. Женщина молча встала с кресла и подошла вплотную к окну. С высоты ее кабинета, была видна центральная торговая площадь, главная площадь Конохи, куда уже сейчас, к полудню подтягивался народ. Из распахнутого окна доносились голоса торговцев и местных, сливавшиеся в одну кучу, из-за чего этот район казался самым оживленным. От вида семей, детишек, радостно и беззаботно бегающих среди лавок, ей становилось тепло и спокойно. А еще и одиноко. — Шизуне? — Цунаде потребовала ее внимания, оставаясь на месте, не оборачиваясь. — Да Цунаде-сама? — Девушка встрепенулась. Она привыкла к спокойной обстановке в кабинете Пятой, которая бывала чаще всего, в перерывах между появления нерадивых шиноби и ора Хокаге. Делом девушки, всегда было тушение внутренних пожаров Цунаде. В тишине, дела у женщины совершались размеренно, и более безошибочно, а сама Шизуне наслаждалась, что ей не придется переделывать неточные отчеты и читать доклады со смятых во гневе Цунаде листков. Куноичи мигом стряхнула с себя сонливость и лишнюю задумчивость, готовясь к указаниям Пятой. — Хотеру. Где он сейчас? — В садике, где же еще? — Кажется девушка начала понимать, как помышляла поступить Хокаге с ее племянником.***
Боже, какая я глупая. Так по-идиотски попасться этой гребанной команде захвата! Если бы после побега с базы, у меня было бы время подлатать себя, этот блондин и его шайка не угнались бы за мной. Точно, последнее, что я помню — то, как я обессиленная, с рваной раной в боку, упала прямо перед ними. А сейчас я здесь. В Конохе. Не описать, как зла я была на себя и на весь мир, осознав, что я против своей воли нахожусь в чужой стране, и никто, никто не поможет мне. Потому что не может. Почему же эта бабка пытается держать меня при себе, но при этом подальше от себя? Когда я стала испытывать такую ярую неприязнь к ней? Все эти чувства родом из детства. Неет, я не ненавидела ее с рождения, это произошло гораздо позднее.***
— Хитоми! — восклицала моя мать заклеивая мне, четырехлетней, весь в садинах лобешник пластырем. — Что тебе сделал этот бедолага Носуке? Когда ты прекратишь драться со всеми кого встретишь? Я лишь выкарабкивалась из ее рук и махала руками. — Когда этот кретин перестанет обзывать меня! Лицо моей матери вытягивалось, а это сулило мне массой проблем. — Ты откуда слова такие знаешь?! — Папа так сегодня сказал! — защищалась я. — Это папа! Ты еще маленькая, чтобы так выражаться! — она обернулась в сторону коридора, из которого вот-вот должны были послышаться гулкие шаги отца, возвращающегося с подработки. — Вот сейчас отцу как расскажу, чему ты учишься у него! И я начинала паниковать. Не хотелось его расстраивать, ведь в отличии от мамы, папа души во мне не чаял и всячески прощал мои мелкие проступки смахивая все на возраст: «Возможно сейчас она и несдержанна, но вот вырастет и со своим стойким характером далеко пойдет!». Мать, конечно, я не начинала упрашивать не сдавать меня, потому что не считала нытье своей прерогативой, за что и получала статус во всех детских садах «самоуверенная заносчивая девчонка», где отец потом заступался за меня. Не сколько во мне было амбиций, сколько обычного детского непослушания, нежелания терпеть оскорбления. В нашем маленьком селении близ страны Рисовых полей, я не завела ни одного друга, потому что все эти невежественные и недалекие дети-сельхозники хотели от меня преклонение, и их глупость мне приходилось просто терпеть. Ну или разок в глаз дать за необоснованные словечки в мою сторону и в сторону моей семьи. Отец пришел как раз во время маминой угрозы. Но он был не один. С ним, друг за другом, в дом зашли две молодые девушки, одна блондинка, вторая брюнетка, и сразу уставились на нас с матерью сидящих и спорящих на полу. Мама ошарашенно соскочила с места и медленно, покачиваясь зашагала навстречу первой. Они неловко обнялись не перемолвясь ни словом. Очередь их ужасно неловких взглядов дошла до меня. Я сначала не поняла, что происходит. Подумала, что эта блондинка мамина родственница, иначе объяснить их схожесть никак. Я вслед за мамой поднялась, отряхнулась, подошла к девушке и протянула ей свою ладошку для пожатия. У мамы отвисла челюсть. — Хитоми! Сколько раз повторять?! Нужно делать поклон в качестве приветствия, а не тянуть… Эта блондинка рассмеялась, опустилась на корточки, ухватила мою ладонь и легонько потрясла. — А глаза то у нее мои. — Ее голос, ниже по тону чем мамин, но такой же бархатистый, словно заколдовал меня. Я зачарованно стояла, не в силах вытащить свою руку из ее руки, и рассматривала столь приятное и аккуратное лицо девушки. А глаза? Глаза, которые я часто вижу в зеркале! Какая же она красивая, эта тетя! — Уж характером то точно в тебя! — буркнула мать. Блондинка снова засмеялась, выпустила мою ладошку и встала, оставляя меня завороженно глядеть на нее снизу. — Я знаю! — подала голос я, — Ты мамина сестренка?! В этот вечер я впервые познакомилась со своей дальней родственницей, племянницей деда, той брюнеткой Шизуне и со своей родной бабушкой, которой оказалась та блондинка — Цунаде. Цунаде не выглядела на свой возраст. В том году ей исполнилось 43. Как потом она мне объяснила, благодаря нинджутсу она могла сохранять свою молодость и не стареть. Я не спрашивала ее почему она раньше не появлялась и почему появляется так редко, потому что со слов отца знала, что у них с матерью сложились сложные отношения, воспитанием мамы Цунаде не занималась, она росла почти сама по себе и отдельно причем. Но бабуля мне нравилась. Наши отношения складывались канонно, точно как у бабушки с внучкой. Она рассказывала мне много интересного, учила меня контролю чакры и пока простым техникам, в том числе и медицинским. Мой контроль над духовной и физической энергией рос и к семи годам я получила бьякуго, но не на лбу, как у Цунаде, а прямо под ключицами. В тот день бабуля подарила мне подарок — два тяжелых, резных клинка. Которые немного-немало были мне велики. — Старайся в том же духе и догонишь меня! — услышав такие наставления и держа в руках настоящее и взрослое оружие шиноби я долгое время пребывала в экстазе. Ходила размахивала клинками во все стороны, из-за чего меня в последствии спихнули в соседний лес, для тренировок там, где я могла спокойно, не боясь кого-то поранить, измываться над деревьями, в которые я эти клинки втыкала, представляя, что ползу по дереву. Чуть позже, благодаря почти идеальному контролю чакры, я научилась ходить по деревьям и воде. В мои 11 лет мама родила Хотеру. Все бы было хорошо, но отношения между мамой и бабулей постепенно накалялись. Что Цунаде любительница хорошо выпить и проиграть дохера денег в азартных играх я знала, но об их ссорах с матерью — нет. Моя мать боялась, что из-за долгов ее матери, к нам могут нагрянуть люди в поисках возврата задолженности, что мы не могли себе позволить, так как жили достаточно бедно. Немного погодя, Цунаде пропала из моей жизни, не приходила, не тренировалась со мной, не писала. Я не забросила тренировки и бегала в лес каждый день. Однажды, к нам заявился какой-то мужчина, ссылавшийся на то, что Цунаде задолжала ему деньжат, и начал угрожать. Папа дал отпор и больше никто не появлялся, но страх остался. Я старалась интенсивнее тренироваться, чтобы в следующий раз, который мы всей семьей надеялись не произойдет, я могла дать отпор вместе с отцом. И мне представился этот раз, но моя задача в нем была совершенно другая. В мое 16летие на наш дом напали. Никто ничего не объяснял, мать вручила мне на тот момент четырехлетнего брата, откуда не пойму собранный рюкзак и не слушая мои капризы и желание остаться, ради брата и меня самой заставила бежать в мой хорошо знакомый лес, через который я должна выбраться и бежать в Коноху, где по маминым предположениям должна была находиться Цунаде. Я растерянная, разрывавшаяся между родителями и младшим братом, в слезах рванула в предполагаемую сторону Страны Огня. Когда я поняла, что мы уже довольно глубоко в лесу, но на всякий случай проверив сенсором ближайшие пару километров на наличие людей, я приняла решение вернуться, но без брата. Запрятав его в самодельное укрытие и оставив ему рюкзак, в котором к слову лежали все наши сбережения и небольшой комплект аптечки и еды, я пошла обратно в обход, старательно скрывая чакру, чтобы не выдать местонахождение брата. Через пару часов я была в нашем полуразрушенном селении. Думаю не стоит говорить, что я там увидела, или скорее не увидела. Эти гады на моих родителях не остановились, они перебили по-видимому все и всех. Я проплакала целую ночь, а с утра, с тяжелым сердцем рванула обратно в брату. Он кажется понял, что случилось. Вопросов не задавал, да и я боялась спросить, о чем он думает. Вот так в миг мы осиротели. А ведь этого могло бы и не произойти, не появляйся только ОНА в нашей жизни. Мы остались ни с чем из-за пристрастий нашей прекрасной молодой бабули к алкоголю и играм. В тот момент я оказалась на перепутье; выбор между: жить с убийцей родителей или же повзрослеть и взять ответственность за себя и брата. Конечно, я выбрала второе. Закинув спящего Хотеру себе на спину, а рюкзак повесив спереди я зашагала в противоположную от Конохи сторону, в деревню скрытого Водопада, где я планировала залечь на дно в прямом и переносном смысле. Где-то через неделю за нами пришли шиноби Листа, которые на мою попытку сбежать вырубили меня и разделили с братом. Как я поняла, нас раскинули по разным базам, а разделили, дабы я не попыталась еще раз сбежать с ним. Ну конечно, просто так же я без брата не сбегу, как же. Я сбегу, но только чтобы найти его и убраться от сюда! И попыталась, собрала все вещи, рассчитала дни, в которые на смене работают халтурные Анбу, но все вечно из задницы и именно в тот знаменательный для меня день побега, на нашу базу нападают. В поисках меня. Почему меня? Понятия не имею, моей задачей на тот момент было оставить дерущихся Анбу и нападавших, а самой смыться. Почти удалось. Нападавший задел меня какой-то техникой, и у меня не было времени подлечиться. Сенсорикой почуяв приближение еще подмоги Конохи я создала клонов, для выигрыша времени и для того, чтобы подлатать себя. Кто же знал, что блондин-коноховец может обнаружить даже скрытую чакру. Обнаружить то, что даже сенсорика не видит. Меня снова вырубают и я просыпаюсь уже в коноховской больничке.***
Мои размышления прервала вошедшая в палату женщина, в которой я узнала Шизуне. Она улыбалась мне, и я сама в ответ пыталась выдавить что-то наподобие улыбки, но та вроде осталась довольной такой отзывчивости. Я с Шизуне никогда не была очень близка, мы мало разговаривали, а встречались только тогда, когда к нам в гости приходила Цунаде. За пару лет она почти не изменилась; та же короткая стрижка, глаза излучающие спокойствие, уравновешенность. — Сейчас уже поздно, но Цунаде-сама хочет видеть тебя. — Она перестала улыбаться и взглядом впивалась в мое лицо, ожидая как я отреагирую на это предложение. Увидев, что я ничего не предпринимаю, она протянула мне сверток, который оказался моей толстовкой. В первые за 4 дня я оказалась на улице. Было уже темно и прохладно, широкие улицы освещались длинными, яркими фонарями и мигающими вывесками. В домах загорался свет, а самих людей на улице становилось все меньше. Я спросила у Шизуне время. — Половина одиннадцатого. Скоро комендантский час. — Она снова улыбнулась и подхватив меня за талию, свернула на другую более освещенную улицу, здесь поток людей был больше за счет различных магазинов тянувшихся вдоль целых домов. Судя по всему это торговый бульвар. Я внимательно озиралась по сторонам, стараясь врезать в память каждый магазин и улицы которые мы с Шизуне стремительно проходили, ведь знать географию города мне определенно стоило, особенно если я не собиралась тут долго задерживаться. Шизуне замедлила шаг, видимо уловив мой интерес и поведала, что стоящее впереди огромное красное здание, с иероглифом «огонь» посередине — и есть резиденция хокаге. Мне стало не по себе. Не хотелось разговаривать, да и вообще находиться рядом с Цунаде. Единственное, что меня здесь сдерживало — брат. Тот, кого я люблю и кого обещала защищать. Только когда мы зашли во внутрь здания, я замерзшая вспомнила о толстовке, которую я все время несла в руках. Пока мы поднимались, я надела ее и от волнения растирала свои заледенелые пальцы. Внутри меня, в горле, собирался горький и ядовитый комок, сдавливающий легкие. Я чувствовала, что паникую. Шагая по ступенькам я ощущала легкое головокружение и обеими руками опиралась о перила. — Хитоми, все в порядке? — поинтересовалась Шизуне. Я кивнула. А как же, я не ела уже несколько дней. Мы подошли к массивной двери, посреди пустого коридора, возле которой стояли двое в масках Анбу. Нам открыли дверь, Шизуне вошла первая, я следом, а за моей спиной дверь сразу закрывают. Все. Некуда отступать. Комок в горле подступал, словно меня сейчас вывернет наизнанку. Я сжала край толстовки. Кабинет оказался совершенно незатейливым; просторная комната с большими окнами и единственным предметом интерьера в ней — широким столом из красного дерева усыпанным вдоль и поперек документацией, ее было так много, что и пол вокруг стола украшали различные свитки и книги. Спиной к нам, в кресле у окна сидела Цунаде. Она тут же развернулась и положила руки на стол. — Ну здравствуй, Хитоми. Как ты себя чувствуешь? — ее лицо совсем не изменилось, все такое же притягательно красивое для мужчин, и заставляющее женщин завидовать. Ее красота неоднократно восхвалялась; « Самая красивая женщина мира шиноби» — так ее называли. Но сейчас, на фоне всего произошедшего, она уже не казалась мне такой красивой, как раньше. — Прекрасно. Что ты хотела? — Я лгала, сейчас у меня болело все, но я еще по ходу к кабинету, стала работать над этим. Накопленную чакру я отправила на поправление своего самочувствия, но просто чакры недостаточно, мне все же следует поесть. — Я вижу, что это неправда. Прекращай уже эту бессмысленную голодовку. — Она наконец окинула меня взглядом, останавливаясь на бледном лице. — У меня к тебе есть предложение. Я не успела поинтересоваться о чем она, как Цунаде продолжила: — Оставь уже попытки побега и оставайся тут. Будешь жить отдельно, видеться с Хотеру. Хотя бы до совершеннолетия, потом решай сама. Я даже в мыслях не задумывалась о таком. Ведь это предполагает реально простой способ тихо уйти. Надо лишь заставить их свыкнуться с мыслью, что я остаюсь здесь, освоиться, а потом собрать в охапку брата и себя и рвануть подальше от «бабули». Может даже удастся денег скопить.. — Да. - пауза. - Хорошо. Ее лицо надо было видеть. Она конечно удивилась, что я так быстро согласилась и рассказала, что мне делать первое время. Во-первых, мне должны сделать паспорт, и мне нужно выбрать чью фамилию мне взять, отца или опекуна. Во-вторых, это квартира. Цунаде сказала, что еще ночь мне придется переночевать в госпитале, а уже завтра перебраться в собственную квартиру. Об остальном, с ее слов, она позаботиться сама. И уже завтра я могу наконец встретиться с братом.