И потерявши, плачем...

Бывает же такое ощущение, будто бы тебя перемололи, окунули в ледяную воду и напоследок швырнули в лаву? Так вот, ощущения от пробуждения были в разы хуже. Намного, намного хуже, точно ты мечешься между Вальхаллой и миром живых, а между пребыванием «там» и «здесь», тебя пытают, точно проверяют на прочность. Каждый вдох — испытание. Грудь вздымалась медленно, сердце билось беспокойно. Она практически не чувствовала себя, но ощущение, что она плавится в жерле раскаленного вулкана, не покидало ни на минуту, понемногу возвращая к реальности. В горле было так сухо, что безумно хотелось закашляться, но иссохшие губы точно слиплись, и открыть их казалось испытанием не меньшим, чем открыть собственные глаза. Все тело горело точно в огне, и она ни разу за всю жизнь не чувствовала себя хуже, чем на данный момент, чем именно сейчас. Кстати, а что это вообще за сейчас? Какой сейчас вообще день? Где она находится? Вначале она вовсе ничего не слышала. Было такое ощущение, словно уши заложило, как при резкой смене высоты, словно в них воткнули пробку и ни один звук отсюда не может достигнуть её, все ещё пребывающей между реальностью и непонятным миром, в котором она и пребывала все это время. Глаза открыть получилось все же не с первой попытки. И все же, когда с титаническим усилием ей удалось приподнять веко, она мало что уловила. С попытки седьмой она смогла открыть глаза полностью. Зрение вернулось не сразу. Глаза все ещё были подернуты мутной дымкой молочно-белого тумана, в котором она пребывала все то время, что была в отключке. Воздух был точно раскаленный, и глаза немилосердно слезились. А после, когда зрение нормализовалось полностью, она смогла разглядеть потолок. Хорошенький такой, пусть и старенький потолок обыкновенной хибары. В этом самом потолке отражалась игра теней и тусклый свет керосиновой лампы, стоящей где-то в углу комнаты. Кстати, где этот самый угол комнаты? Все тело ныло и горело, было такое ощущение, что она заболела чумой, ничего хуже испытывать не приходилось. Она слышала шелест бумаги, поэтому очень хотелось повернуться, посмотреть, есть ли там кто-нибудь, кто поможет или объяснит, что с ней. Или убьет её? К телу потихоньку возвращалась способность двигаться. Последнее, что она помнила, прежде чем потерять сознание, была синь морской воды и собственную кровь, которая так красиво и завораживающе завивалась в этой самой воде… Она сжала негнущиеся пальцы в кулак, с удивлением обнаружив, что в ладони зажата ткань. Грубоватая ткань, но все же не холодная морская вода. Она лежала на самой обыкновенной кровати, укрытая, как ни странно, не шкурой, а обычным одеялом. «Что ж, посмотри на это с другой стороны, тебе улыбнулась удача, тебя мог поймать какой-нибудь сумасшедший старикан-берсерк, который держит голову маменьки в подвале.» Развернуть голову, чтобы перевести взгляд и обнаружить источник света, оказалось задачей трудноватой. Мышцы затекли и тянуться не хотели ни в какую, но все же спустя минуты две, поддались, и она смогла сфокусировать взгляд на дальней стене комнаты, где и находилась лампа, а вместе с ней — источник шума. В углу комнаты стоял большой стол, на котором и находилась эта самая лампа и… человек. Точно разобрать, мужчина это или женщина, было довольно-таки трудно, так как он был закутан в какую-то накидку с капюшоном, она была достаточно мешковатой, чтобы очертаний фигуры разобрать было почти невозможно. Этот человек что-то спешно писал на листке пергамента зажатым в руке угольком и с шелестом откладывал этот листик в большую, внушающую кучу таких же исписанных листов на столе. Где её оружие? Где, черт возьми, её оружие? Её взгляд, напуганный и ошалелый, стал резко бродить по комнате, выискивая — да даже не оружие — а хоть что-то, чем можно будет атаковать или хотя бы оборониться. Она мельком взглянула на прикроватную тумбочку и зацепилась за неё, как тонущий за любую веточку. На прикроватной тумбе что-то лежало, да какая разница что, главное, что это наверняка можно швырнуть! Когда она протянула руку, то ощущение тяжести, будто бы к ней на предплечье забралась дюжина овец, увеличилось раза в три. Мышцы ныли и горели огнем возмущения, но она продолжала тянуться. Пальцы стали лихорадочно ощупывать шероховатую поверхность, но искомая вещь никаким образом не желало попадаться под руку. Да Тор его дери! — Лежи смирно, пожалуйста, твоя рана может открыться. — спокойно прозвучало спереди, и она дрогнула всем телом. «Боги…» Говорил, ясное дело, человек, сидевший за столом. Голос был женский, судя по всему с ней и говорила молодая девушка. Она медленно подтянула к себе руку и легла, покорно застыв, старясь не шевелиться и даже не дышать слишком громко. Сердце гулко колотилось в груди, в висках стучало. Кто она такая? Нет, определенно, это был человек, который её спас и выходил. Иначе зачем её рука была тщательно перебинтована? Откуда тогда лечебные травы и мази на прикроватной тумбе? Было жутковато. Почему-то она ждала, что её ударят, или оглушат, чтобы она вновь потеряла сознание, но слушаться спасителя хотелось. Чувство благодарности и перекрывало чувство самосохранения. Поэтому она лежала смирно, не двигаясь и не дыша слишком шумно. Даже когда она услышала скрип ножек стула, проехавшихся по деревянному полу и говорящих о том, что спаситель поднялся из-за стола, ни единый мускул не дрогнул на её лице, ни одна конечность не дернулась. Даже когда сквозь грохот крови в ушах и бешеный стук своего сердце она смогла расслышать гулкие шаги, эхом отдающиеся во всем помещении, она ничего не предприняла и просто закрыла глаза. Но все её опасения развеялись вместе с узкой и тонкой ладонью, мягко накрывшей её лоб. Глаза на автомате приоткрылись, и из груди вырвался облегченный вздох. Прохлада ладони остудила пылающий лоб, и на душе сразу же стало спокойней и легче, точно она окунулась в чистый и прохладный источник жарким днем. Сразу стало немного получше. — Жар ещё не спал, но выглядишь намного лучше, чем позавчера, — над головой хмыкнули. Она приоткрыла глаза и тупо уставилась в лицо спасителя. В её глазах вместе с ужасной усталостью отразился истинный шок. Боги… Да ведь это же… Ребенок! Она возможно даже младше её самой! Ей лет четырнадцать-пятнадцать! И это она её выходила? У неё была бледная кожа, тонкий нос, руки и губы, маленький рост, её каштановые волосы были собраны в низкий хвост с левой стороны, а слишком взрослые для неё серые глаза, напоминавшие грозовое небо, полыхали мудростью, точно она уже много успела повидать. Кто она вообще такая? Может младший помощник того целителя, который её вылечил? Скорее всего, да. Ну не может же такая мелочь вылечить её. А маленькая девчонка, судя по всему, была довольно-таки проницательной, так как стоило ей посмотреть в её глаза, как она тут же уловила немой вопрос и изумление. Её губы изогнулись в усмешке. — Удивлена, да? — она хихикнула. — Ты не первая, кто так поражается этому. Вы, мои пациенты, всегда выглядите чертовски забавно. Её рот пораженно приоткрылся. Так, выходит, что это действительно её спаситель. И она даже не первый её пациент? Стоп. А может девчонка врет? Так, надо привести мысли в порядок. Спасительница явно заметила вопрос, правда уже другой, а так же задумчивость на её лице и, скорее всего будучи очень проницательной, сразу же ответила: — Да, я действительно выходила тебя, честно. Я лекарь. Когда я тебя нашла, ты была в ужасном состоянии, но сейчас выглядишь намного лучше. Поэтому не дергайся пожалуйста, твоя рана в правом боку очень серьёзная, прояви немного доверия. Она вновь послушно замолчала, устремив задумчивый взгляд в стену. Теперь только сейчас стало заметно покалывание в боку. Можно было бы довольно-таки долго лежать так и молчать, как вдруг её плечо мягко тронули и к губам поднесли чашу. — Ты ведь хочешь пить? Отрицать было бессмысленно. Все же пока, с пересохшим горлом будет говорит трудновато. И стоило бы довериться ей. Её руки перебинтованы, а сама она лежит на чистой кровати, от которой пахнет хвоей, почему бы не довериться, не станут же её убивать. Она ведь наверняка была в ужасном состоянии, причем в настолько ужасном, что вряд ли её бы кто-нибудь согласился лечить. А девчонка-то из смелых. Несколькими большими глотками она жадно опустошила чашу, и отдышавшись, спросила: — Кто ты? — боги, это она так каркает? Какой ужас. Она, ни секунды не медля, поспешила прочистить горло. — Меня зовут Хайрил, — девчонка приложила ладонь к груди, словно убеждая её в том, что это точно её имя. А Хайрил молодец. Держится так уверенно, точно не врет. И судя по всему, очень талантливый лекарь. От количества прослушанной информации она поднесла ладонь по голове, чтобы положить её на лоб, но её перехватила Хайрил. — Лежи пока что смирно, — она взглянула на неё спокойно, точно разговаривая с маленьким ребенком. — Я собираюсь сменить бинты и обработать твои раны на руках, они ещё не зажили. Нет, ну точно как с маленьким ребенком. Кто тут, черт подери, младше? Вся ситуация казалась какой-то невероятной, словно ей было даровано само благословение Тора. Ну разве бывает такое? Касания Хайрил были осторожными, мягкими, но точными. Она ни разу не возилась с бинтами, точно её заставляли снимать их сотню раз. Поэтому она довольно быстро справилась и с правой и левой рукой. На руки даже смотреть не хотелось. Зрелище наверняка будет не самое приятное. ХАйрил взяла с той самой прикроватной тумбы какую-то пахучую мазь, сильно пахнущую различными травами, и, взяв оттуда немного, стала поочередно втирать мазь в каждую рану, и, судя по тому, сколько раз она это делала, ран было многовато. Было больно. Действительно больно. Казалось, что рука была объята огнем. Мазь проникала глубоко, касалась обоженных мест, раздражая и обжигая их. Ужасно хотелось поскорее сунуть руку в воду, лишь бы избавиться от неприятных ощущений, но она молчала, не издав ни звука. Все-таки хотелось доказать, что она могла пережить и не такое, что она не какой-нибудь сумасшедший больной, вопящий от лечения каждой царапины. И Хайрил отметила это. Улыбнулась, продолжая втирать мазь, принявшись за левую руку. — Ты молодец, — негромко произнесла она, в её глазах можно было уловить пылкое поощрение, от которого стало легче переносить неприятное жжение. — Ещё никто не молчал во время этого процесса, находясь в сознании. Кто-то стонал, кто-то вопил… А сколько таких ныло… Она не дала ей договорить, тихо, но звонко перебив: — Где я? — нет, все же голос лучше не звучал, но теперь не выглядел таким слабым, был более уверенным и даже возможно чуточку внушающим. — На острове Тубера, — не медля, ответила Хайрил, принявшись перевязывать правую руку. — Меня отнесло сюда бурей. Страшная была буря… Так как от лодки моей почти ничего и не осталось, мне пришлось остаться тут. Племя тут живет, маленькое, но руки золотые. Вот и заплатила вождю, чтобы они починили лодку и ненадолго оставили меня тут. — она пожала плечами и как-то странно улыбнулась, будто бы такая ситуация у неё случается каждый раз, когда она странствует. — Дней… десять назад я тебя и нашла. — Нашла? А. как я тут оказалась? Хайрил сделала задумчивый вид и пожевала губу. — Ну, я должна была пойти в лес за пищевыми травами, шла вдоль берега, так как в самом лесу заблудиться очень легко. А потом увидела тебя… На самом деле подходить было жутковато, выглядела ты не ахти… — она усмехнулась, закончив перевязывать и взявшись за перевязь левой руки. — Тебя отнесло на берег волнами. Ожогов была куча, порезов тоже, я даже думала, что ты мертвая, а потом увидела, что у тебя грудь едва едва вздымается. Сердце билось очень медленно, ты вообще была плоха. Она зашипела, когда Хайрил надавила слишком сильно. — Прости, — виновато произнесла она и продолжила. — На самом деле перенести тебя сюда было в разы легче, чем излечить, совсем тебе было плохо. Ты неделю лежала в абсолютной отключке, зрачок на свет не реагировал и ты едва дышала. Потом к восьмому дню у тебя стремительно поднялась температура, ты активно потела и тяжело дышала. А на восьмой день у тебя началась лихорадка. Это было что-то ужасное. Тебя будто бы метало между Вальхаллой и реальностью, да так лихо, что я едва успевала менять полотенце. За ночь лихорадка утихла, а потом следующий день ты просто спала, дыхание выровнялось, и вот сегодня ты уже очнулась. Так что с пробуждением. — она закончила перевязывать левую руку и положила моток бинтов на тумбу. — С-спасибо… — растерянно произнесла она. Теперь информации стало совсем много. Она находится десять дней на непонятном острове Тубера, на котором её подобрал талантливый целитель по имени Хайрил… — Я странствую, поэтому совсем скоро я скорее всего покину этот остров. Оставлять я тебя не собираюсь, поэтому, если я смогу, то доплыву с тобой до твоего острова, он, думаю, не так далеко. Мне не важно куда, просто чтобы было спокойней, то доплыву с тобой и останусь ненадолго там. — Хайрил повернулась спиной к кровати, подойдя к столу. Тор всемогущий… Этой девочке четырнадцать-пятнадцать лет. Она лекарь, который буквально вытащила её из Вальхаллы и поставила на ноги. Она не намерена оставлять её в незнакомом месте. Она готова плыть с ней до её острова, чтобы быть уверенной, что все хорошо. Да она, Один её подери, святая! Расспрашивать ни о чем не хотелось, поэтому просто остались силы только рассеянно кивнуть. — Я пойду наберу воды к вечеру, так что скоро вернусь… — Хайрил взяла в обе свои тонкие руки по небольшому ведру и направилась к выходу. Около самой двери она через плечо кинула на неё взгляд и вновь подала голос. — Как тебя зовут? Этот вопрос немного обескуражил. Вот такого она точно не ожидала. Как её зовут? Странно. На секунду собственное имя показалось ей уж слишком далеким, призрачным и практически несуществующим. На секунду по коже побежала мурашки ужаса, когда она подумала о том, что не помнит своего имени, но потом в груди появилось тепло, когда она мысленно произнесла его, а потом уже и озвучила в реальности: — Меня зовут Астрид Хофферсон.