УПС, или Тринадцать Беллатрис

В каждом мало-мальски уважающем себя волшебном поместье есть какая-нибудь достопримечательность. Была такая и в Малфой-мэноре. Правда, о ее существовании знали немногие. Разумеется, сами хозяева, и особо приближенные к Лорду упивающиеся. История умалчивает, когда оная достопримечательность появилась в вотчине Малфоев: до того, как сэр Люциус примкнул к Волдеморту, или после — но почему он это сделал, она более-менее объясняла, ибо представляла собой лабиринт, похожий на тот, что описывался в древнегреческой легенде, и так же предназначался для неблагородной цели, охоте на магглов. Увы, «Дикая охота» многие века была одной из традиций, соблюдаемых чистокровными семьями, и Малфои были не единственными, кто, после издания запрещающего ее закона, просто перешел на нелегальное положение. Положа руку на сердце, как минимум две трети приглашенных на день рождения Бэллы Лестрейндж полагали, что «Охота» станет одним из развлечений. Половина из них, узнав, что такого пункта в культурной программе нет, расстроилась. Четверо решили, что вполне могут организовать подобное развлечение себе сами. Никто не знает, сколько пинт огневиски сидело в Каркарове, Долохове и Лестрейнджах, когда они приняли такое решение, посетовав, что виновница торжества своим выбором лишила их острых ощущений, а ведь они «уже настроились». Поскольку магглов под рукой не наблюдалось, а метаться в поисках подходящей жертвы не было ни желания, ни приказа, решено было организовать так называемый «бескровный» вариант, заключающийся в банальном поиске выхода из шедевра магической архитектуры, нашпигованного ловушками, как кекс — изюмом, что лишний раз подтверждает полный отказ от трезвости среди заявленных участников. А чтобы не растерять командный дух, добровольно-принудительно посеянный Лордом среди «избранных», четверо постановили разбиться на два двойных экипажа, которые стартуют одновременно. Победят те, кто, выбравшись из лабиринта, первыми соберутся вместе в условленном месте и успеют приготовить карманы, куда собравшиеся вторыми всыплют заранее оговоренную сумму галеонов. Прикол заключался в том, что «вход» в «кровожадный аттракцион» был один, а вот «выходил» лабиринт своих участников туда, куда ему заблагорассудится. Хвала Мерлину, в пределах поместья. — Значит, договорились! — объявил остальным Рудольфус, когда все четверо, каждый в меру своих актерских способностей изображая одну из сторон света, остановились возле черной мраморной плиты, являющейся портключом для переноса в центр лабиринта. — Играем командами «Братья Лестрейнджи» против «Братьев-славян». Победят те, кто раньше доберется до кабинета Малфоя. И чтобы Люциуса потом драконья лихорадка не прихватила, монстров его редкостных убивать только в крайнем случае — лучше оглушать или обездвиживать. А то будет потом нудить… — Ну, «нудить» — это не «авадить», — отмахнулся Каркаров. — Как он нудит, уж лучше б заавадил, — многозначительно буркнул Долохов. — Хватит болтать! Поехали! Все четверо шагнули на черный мрамор и… перенеслись. Оказавшись в окружении трехметровых, каменных, увитых особой — черной — разновидностью плюща стен, Антонин Долохов уверенно и шустро, пока за ним не увязались остальные (настоящий друг и соратник, он не собирался портить им удовольствие и облегчать жизнь), направился в левый коридор. Как наиболее частый участник «Охоты», он знал малфоевский лабиринт едва ли не лучше самого хозяина, и короткую, а также относительно безопасную, дорогу к выходу мог найти с закрытыми глазами. Чем и воспользовался, потому как — вот сюрприз! — реальное блуждание в монотонной туманной сырости, приправленное возможностью в любой момент вляпаться в неприятности, оказалось далеко не так привлекательно, как абстрактная идея получить дозу адреналина, блукая по запутанным коридорам. И даже булькающий в желудке огневиски уже не придавал приключению прежней красочности, а требовал дополнительных «вливаний» в комфортной и, желательно, теплой обстановке. И это требование было много сильнее желания победить. Казалось, лабиринт проникся желаниями Антонина: и без того легкий путь сегодня стал для него суперлегким — палочку не пришлось использовать от слова «совсем», всего-то пару раз отвесил пинка замешкавшимся акнекрысам, не вовремя решившим почесать свой спинной анемон. Да и «вышел» его лабиринт во вполне подходящие условия — каминный зал, расположенный всего-то через две двери от люциусова кабинета. Если включенный с ним в пару Игорь Каркаров не подведет… Золотые галеоны лишними не бывают. Осознавая, что от преследователей он оторвался на рекордное время, Долохов решил, что вполне может позволить себе пять-десять (лучше бы, конечно, «пятьдесять») минут у камина в компании со штофом отменного коньяка из стоявшего тут же бара-глобуса, отпирающее заклинание к которому он, совершенно случайно, знал. И вот когда он, затарившись вышеозначенным графином и самым большим стаканом, положив палочку на круглую столешницу маленького столика на тонкой ножке с тремя причудливыми завитками в самом низу, собирался усесться в кресло, за его спиной раздалось: — О, Долохов! Вас-то мне и надо! Поспешно оглянувшийся на голос виновницы торжества Антонин разом поменял свои планы: решил сесть прямо там, где стоял. Не доходя до кресла. И пить передумал. Впрочем, после того, как держащие стеклянную тару пальцы разжались, он мог бы только слизать дорогущий напиток с пола, заодно закусив хрустальной крошкой. Освободившиеся руки непроизвольно потянулись к так несвоевременно отложенной волшебной деревяшке, а в голове закрутились нехорошие мысли: несчастный Амикус не сдержался, сотворил с Бэллой Лестрейндж, во плоти стоящей в дверях, нечто невообразимое и пал смертью храбрых, а ему, Антонину, теперь расхлебывать последствия. Неожиданно спорщик пожалел, что выбрался из лабиринта короткой дорогой. Хотя, с другой стороны, что тут такого? Ну, обратилась к нему Бэлла на «вы». Хватила лишку в день своего рождения. С кем не бывает? Ну, переоделась. Тоже понять можно. Женщина все-таки. А, может, испачкалась. Не будем думать, почему и чем. Но розовая мантия? Да, у Долохова был один из самых больших стажей службы Темному Лорду. Он всегда понимал, что к чему, и знал, что делать, за это Воландеморт его и ценил. Но к такому жизнь его явно не готовила… Тем временем Беллатриса расправила розовые складки и заявила наставительно-официальным тоном: — Согласно инструкции Министерства Магии номер ММ.00.17122.1658 перемещения посредством каминной сети запрещены без предварительного оповещения, отправленного совиной почтой. В случае крайней необходимости для передачи срочной информации, указанной в приложении один, при невозможности нанести визит по причинам, перечисленным в дополнении четыре, допускается разговор через камин, не требующий предварительного оповещения. В другое время выданная без запинки тирада, касающаяся вопросов законодательства, прозвучавшая из уст Бэллы, для которой существовал только один закон — Приказ Темного Лорда, подействовала бы на Долохова ошеломляюще. Но поскольку до этого он уже был ошеломлен дальше некуда, эффект получился прямо противоположным: Антонина отпустило. С сожалением оглядев лужу безвозвратно утраченного коньяка, который, конечно, можно собрать заклинанием, но пить уже будет как-то «не алё», упивающийся поднялся и вновь повторил попытку добраться до волшебной палочки. Эта попытка вполне могла бы стать результативной, если бы Беллатриса снова не заговорила: — Согласно положению об использовании волшебной палочки, принятому в 1285 году, с последующими дополнениями от 1456, 1724 и 1977 года, волшебная палочка должна лежать в кармане или специально прикрепленном к одежде футляре и без необходимости не выниматься. Единственное допустимое исключение — время приема пищи, когда палочку возможно положить на стол за тарелкой, параллельно корпусу, рукоятью вправо. Долохов снова завис. Да так, что чемпион игры «Раз, два, три, фигура — замри!» безоговорочно уступил бы ему свое первенство. Правда, на этот раз благополучно «отмереть» ему удалось без дополнительных словесных формулировок. Бэлле Лестрейндж оказалось достаточно сделать один шаг в его сторону. Палочка, наконец-то, оказалась в руке Долохова, а сам он недовольно и несколько нервно произнес: — Сдалась мне эта каминная сеть! Не собирался я никуда перемещаться! А палочку отложил, потому что у меня как раз таки намечалось то самое «время приема пищи»! Откушать я собирался! Ясно тебе? — И что же вы собирались «откушать», если в руках у вас был только коньяк? — сдержанно осведомилась Лестрейндж. — Так вот его и собирался! — почти всхлипнул расстроенный Антонин. — Да что теперь-то… Теперь его лишь в помойное ведро… И только упиванец собрался произнести подходящее заклинание, как раздалось: — Согласно стандарту левитации предметов СТП-095-734-927 объект левитации не должен удаляться от левитирующего субъекта дальше, чем на три фута. Транспортировка мелких предметов допустима на любые расстояния. Перемещение крупных предметов разрешено только в уменьшенном виде. Левитация острых, колющих, режущих предметов в присутствии посторонних лиц запрещена. — Так возьми и выйди! — вспылил Долохов, вперившись взглядом в ядовито-розовую ткань, ставшую еще на шаг ближе. — Мне что? За совком с веником бежать? — Согласно биллю о правах волшебников, — вполне предсказуемо отозвалась Бэлла, — маг не делает руками тяжелой, неудобной и неприятной работы, иначе как в рамках гражданско-правовой ответственности, в порядке назначенного взыскания. Нарушивший правила подвергается общественному порицанию… Дальше Антонин Долохов уже не слушал. Точнее, не слышал. Он сразу сообразил, что происходящее ему что-то напоминает, и вот, наконец, вспомнил. Подобные вещи, да еще с такой же интонацией, в центре подготовки новобранцев-упивающихся вещал его инструктор, как бишь его там. И назывались они «Азами самосохранения». Тут же в голове навязчиво зазвучало: — Обращаться к Темному Лорду только в установленном порядке! Только «мой Лорд», «повелитель» или «хозяин»! В разговоре не спорить, не переспрашивать, слово «нет» не употреблять! Чего-то не поняли? Изворачивайтесь, как хотите! На часы не смотреть! Торопитесь получить «круцио»? В глаза без приказа не смотреть! Посмотрели, салаги? Тогда не отводите глаз! Лорд отворачивается первым! Сразу после легилименции!.. Картинка нарисовалась столь живая, что Долохов окончательно потерял связь с реальностью. К удивлению облаченной в розовое Бэллы, он вытянулся в струнку и с воодушевлением выпалил: — Так точно, сэр! Разрешите идти! И четко промаршировал в проем, двери которого, хвала Мерлину, оказались открытыми. Иначе их судьба была бы плачевной… Игорь Каркаров испытывал жгучее желание воспользоваться услугами… думоотвода. Он не верил, что сам, добровольно согласился на авантюру с лабиринтом. Неужели опять поддался на уговоры Долохова, пообещавшего провести попавшего в одну команду с ним директора Дурмштранга «короткой и неопасной дорогой», а по факту потерявшегося в путанице каменных стен сразу по прибытии? Точно поддался! А ведь зарок себе давал, на коленях перед собой стоял, пяткой в грудь бил, торжественно обещая больше никогда не идти на поводу у Антонина. Ведь и рад бы теперь забыть, чем закончилось его предложение посетить достопримечательности магической Британии, да метка Темного Лорда не дает. Общее отвратительное настроение только усугубилось, когда в довершение ко всем прочим лабиринтским неприятностям он угодил в лапы гриндилоу, облюбовавшего старый фонтан с водой болотно-зеленого цвета. На дно тот его, конечно, не утащил, директор магической школы — это вам не беспомощный заигравшийся ребенок, но ломать длинные костлявые пальцы, чтобы освободиться, — то еще удовольствие даже для Упивающегося Смертью. Раздраженный, на выход Игорь набрел чисто случайно и просто не заметил его. Но заклинание срабатывало автоматически, и ему было все равно, в курсе ли тот, кого «выходят», что сейчас это произойдет. В рамках вышесказанного, возвращение в Малфой-мэнор получилось весьма болезненным. Каркаров попросту кувырком вывалился из портала и футов десять проехал по прохладному натертому паркету. Вполголоса замысловато помянув довольно значительный перечень лиц, признанных виновными в произошедшем, и даже не пытаясь понять, куда его выкинуло, Игорь поднялся и принялся с остервенением отряхивать мантию, пострадавшую от лап водяного, как вдруг почувствовал легкое щекочущее прикосновение к своей щеке. Решив, что в довершение прочих неприятностей, его атаковало некое насекомое, Каркаров отмахнулся, не глядя. Но прикосновение повторилось. И повторялось до тех пор, пока окончательно рассерженный Игорь не повернулся посмотреть, кто там такой настойчивый. Прямо перед ним на уровне глаз зависли самопишущее павлинье перо ядовито-зеленой расцветки, просто «Вырвиглаз» в подлиннике, и пергамент. Чуть вдали за ними маячила облаченная в изящную классическую мантию Беллатриса Лестрейндж, на носу которой кокетливо сидели модные очки. — О, а вот и вы! — мелодично и чуть слащаво, словом, совсем не похоже на ее обычную манеру говорить, произнесла виновница торжества и, в мгновение ока преодолев разделяющее их расстояние, подхватила Каркарова под руку. В нос Игорю шибанул сильный приторный аромат духов, от которого мгновенно закружилась голова, поэтому сначала ему показалось, что фраза: Пиши заголовок: «В России, как в Греции, — все есть!» — ему послышалась. Но над ухом бойко и назойливо заскрипело. Во взгляде упиванца зажглось недоумение, но прежде чем он успел высказать его вслух, именинница вновь перехватила инициативу. — Я уже давно ждала случая пообщаться с вами, Игорь! — вкрадчиво проговорила она. — Прошу прощения? — Каркаров попытался высвободиться из цепких пальцев. Ему понадобилось четыре попытки, чтобы понять, что это бесполезно. — Ждали?.. — Ждала, — Бэлла сладко улыбнулась и многозначительно закатила глаза. — У меня столько вопросов, ответы на которые я мечтаю получить! Каркаров закашлялся. Положение складывалось, по меньшей мере, странное. И тут Игоря осенило: — А где Амикус? Он… жив? — Понятия не имею, — снова закатила глаза Лестрейндж. — И это совсем не важно. Ведь не он, а именно вы произвели на меня неизгладимое впечатление… Каркаров покосился на собеседницу. Его жизненный опыт позволял утверждать, что она говорит правду — чем-то он ее впечатлил. Этот же опыт подсказывал, что людей с таким диагнозом, какой сейчас ей может поставить даже он, без специального медицинского образования, лучше не злить. Безопаснее будет Бэлле подыграть, дождаться, пока она сама на что-либо отвлечется, и только тогда… бежать! Про себя одобрив принятое решение, следующую фразу, определенно, пребывающей не в себе Беллатрисы Каркаров встретил широкой улыбкой. — Расскажите о себе! Все, что сочтете нужным! — Игорю показалось, или Бэлла действительно подмигнула продолжающему кружить возле них перу? «Надо намекнуть Малфою, чтобы получше следил за своими писчими принадлежностями», — мысленно посетовал директор Дурмштранга, а вслух сказал. — Вряд ли я смогу вас чем-нибудь удивить… — Вы рассказывайте… — голос Лестрейндж приобрел просто нереально загадочные нотки. — А там посмотрим… Игорю ничего не оставалось, как начать свой рассказ. Удивительно, но, несмотря на нервозную обстановку, спустя некоторое время он увлекся настолько, что перестал обращать внимания на ухмылку, периодически возникающую на лице его слушательницы, и тематику вопросов, с каждым разом все сильнее отклоняющуюся в сторону рейтинга восемнадцать плюс. — О! Так вы — любитель экзотики?! — прозвучало, как резюме на рассказ о коротенькой встрече с русалкой, во время которой хвостатая девица и Каркаров пару минут разглядывали друг друга с противоположных берегов широкой реки. Самопишущее перо зачиркало еще быстрее. Казалось, оно вот-вот задымится. — А вообще, какие женщины вам нравятся? — Такие же очаровательные, как вы! — за секунду обдумав ответ на столь скользкий вопрос, выдал Каркаров и даже мужественно преодолел желание скрестить пальцы и трижды плюнуть через левое плечо. — А услугами «ночных бабочек» вы когда-нибудь пользовались? Интересно, труженицы наших публичных домов от ваших чем-нибудь отличаются? — с неожиданной смесью провокации и наивности спросила Бэлла. — Публичные дома? Никогда в них не был! — к чести Игоря следует отметить, что он не врал. Ну… почти. — А что, такие есть? И в тот момент, когда он раздумывал, достаточно ли удивления вложил в свой последний вопрос, на глаза Каркарову попался исписанный каллиграфическим почерком пергамент. … Первым делом прибывший в Англию с дружественным визитом директор Дурмштранга поинтересовался: «Есть ли у вас публичные дома, где они находятся, и трудятся ли в них русалки? Люблю, знаете ли, экзотику!.. — Эй! Я этого не говорил! — возмущенно возопил упиванец и попытался схватить пергамент, с единственной целью — уничтожить. Он не помнил в подробностях, что вещал. Но теперь это и не имело значения. Что бы он ни наговорил, совершенно не случайно оказавшееся поблизости перо все вывернуло наизнанку. — Да, в чем, собственно, дело, Бэлла! — Игорь обернулся к Беллатрисе, которая, наконец, от него отцепилась. Больше того, она стремительно удалялась, бегло проглядывая заветный пергамент, в сопровождении ядовито-зеленого пера. — Ты что, для кого-то компромат на меня стряпаешь? Или окончательно с ума сошла? — не выдержав, Каркаров все-таки произнес самую приемлемую, на его взгляд, версию. Бэлла Лестрейндж на ходу обернулась, протянула пергамент записывающему устройству и продиктовала, глядя на Игоря: — На этом я с вами прощаюсь и надеюсь еще не раз порадовать своих читателей интересными откровенными интервью с выдающимися представителями магического мира… И, пожалуй, впервые в жизни подобное причисление Игоря Каркарова совсем не порадовало. Скорее наоборот… Выбравшийся из лабиринта Рудольфус Лестрейндж облегченно вздохнул… но тут же понял, что рано обрадовался. Коридоры каменного хаоса, на этот раз обошедшиеся с ним гораздо мягче обычного — всего-то пару боггартов по пути встретил, он преодолел, но приключения для него, по-видимому, только начинались, ибо долгожданный искомый выход выбросил его не куда-нибудь, а в его собственную супружескую спальню, аккурат к ногам любимой супруги, ничуть не удивленной, что благоверного выплюнуло из портала почти что ей на голову и всерьез собирающейся извлечь из этого пользу. Мгновенно подобравшийся Руди навострил уши. Он давно привык, что разнообразием супруга его не баловала, на протяжении всех лет совместной жизни изо дня в день встречая одной и той же фразой. Но порядок слов в этой фразе был неимоверно важен, потому что напрямую свидетельствовал о настроении, в котором на данный момент пребывает его вторая, прекрасная, половина. — Мерлин! И почему мой муж такой дебил? — возведя очи к потолку, проговорила Бэлла, а Руди облегченно вздохнул. Что уж такое совершил Амикус, только (тьфу-тьфу!) супруга Лестрейнджа пребывала в прекрасном настроении. Вот если бы она сказала: «Почему этот дебил — мой муж?» — рвать когти пришлось бы незамедлительно. А так можно оставаться на месте, вот только не надо подниматься — сидя, а еще лучше лежа на полу, оно как-то надежней. Увы, следовало признать, что семейная жизнь четы Лестрейнджей протекала едва ли спокойнее, чем служба у Темного Лорда. Как магглов и полукровок «штырило, плющило и колбасило» при встрече с шефом и его подчиненными, к числу которых принадлежали и Лестрейнджи, так и Руди колыхало, когда они с Бэллой оставались наедине. А все потому, что любимая женщина, при всей схожести характеров и пристрастий, на дух не переваривала алкоголь. А вот Рудольфус — совсем наоборот, переваривал. Скандалы по этому поводу гремели так часто, что уже давно не только не баловали разнообразием, но и не удивляли самим фактом своего свершения. Но, несмотря на то, что частенько начинались они «по привычке», отыгрывала Беллатриса по полной, вот и пришлось Руди разработать свою стратегию выживания, одно из правил которой гласило: «Не вставай, да не уронен будешь». Тем временем Бэлла отработанным движением втянула ноздрями воздух и, не задумываясь, объявила: — Пил. Отрицать было бесполезно, по большому счету, и бессмысленно. На продолжение супружеской беседы это никак бы не повлияло, поэтому Руди просто утвердительно кивнул. — Ну и зачем? — в принципе, вопрос был риторическим, но Рудольфус ответил. — За дам! Я пил за «дам», — тут он хитро ухмыльнулся. — Потому что «не дам» — это плохое слово. — Шутишь так, будто выучил новое зубовыращивающее заклинание, — Бэлла тоже ухмыльнулась с видом маньяка, определившегося с жертвой. — Сколько же пинт ты выдул? Нос — синий! — А который час? — озабоченно поинтересовался Руди, одновременно скашивая глаза, чтобы убедиться, что Беллатриса не врет. — Почти полночь, — объявила лучшая половина четы Лестрейндж. — Ну, тогда все нормально, — Рудольфус перестал изображать мартовского зайца. — В это время суток он у меня синеет рефлекторно. Я же тебе рассказывал про тупые шутки Рабастана, на протяжении всего детства ровно в полночь обливавшегося ледяной водой. — Так Рабастан у нас, оказывается, морж… — Бэлла с важным видом скрестила руки на груди. — Нет, Рабастан у нас хулиган, — лежа на полу Руди попытался сделать то же самое, а когда у него получилось, радостно объявил. — Вот видишь, не так уж я и пьян, раз могу лежать и не держаться за пол руками! И вообще! Выпивать в день бокал вина считается хорошим делом. В пересчете на местную тару… за время твоего праздника… я сделал… двадцать хороших дел! Ну, что-то около того… — Тогда завтра прямо с утра тебе самое время наведаться к Дамблдору. С такими показателями он тебя в Орден Феникса без вступительных экзаменов примет, — ласково улыбнулась Бэлла. — Вот только вряд ли Лорд подпишет тебе заявление об уходе. Скорее поручит мне с любимым мужем разобраться, что я бы сделала с удовольствием. Руди, милый! Пожалуйста, сделай мне такой подарок! Я со дня свадьбы мечтаю по достоинству оценить твой внутренний мир… Говорят, что профессионалы «литрбола» в качестве компенсации к подпорченному здоровью получают отлично развитую интуицию. Справедливо ли это высказывание в адрес других, Рудольфус Лестрейндж не знал, но по отношению лично к нему правило работало. И вот это самое чутье внезапно подсказало ему, что сегодняшний скандал будет отличаться от всех предыдущих. Что-то в интонации супруги намекнуло, что ветер резко сменил направление и сейчас начнет дуть в другую сторону. Поэтому подобраться и приготовиться к отработанному и в трезвом состоянии однозначно нереализуемому приему «скоростное уползание в положении лежа на спине» он смог за секунду до того, как Беллатриса продолжила: — …Мир мужчины, который посодействовал тому, чтобы мои хрустальные радужные девичьи грезы разбились о суровую серую каменную задницу реальности. Может быть, тогда я смогу ответить на вопрос: «почему этот дебил — мой муж»?! С ударившимся в паркет «аликуидентесом» Руди разминулся на миллиметры, и за секунды профессионально уйдя в отрыв, в который раз отметил, что последнее время его дражайшую половину в конце все чаще заносит в какую-то не ту, глупо-романтическую, сторону. Может и вправду воспользоваться советом Снейпа и прийти домой трезвым? Пусть почувствует разницу… Меньше всего из «восПАРИвших», то есть поспоривших, повезло Рабастану. По большому счету, он и в самом поместье, где все тропинки, дорожки и коридоры, повинуясь английской педантичности, отличались симметричностью и прямолинейностью, ориентировался с горем пополам, предпочитая цепляться вагончиком к кому-нибудь из родственников, сослуживцев или, на худой конец, домовых эльфов. Что же говорить о лабиринте, коридоры которого, определенно, строили, используя в качестве маршрутов следы стада (или что там у них?) зайцев, которым показали волка, потому как петляли они не хуже. Впрочем, с этим еще можно было смириться: петляй себе и петляй, периодически отвешивая что-нибудь позаковыристее по очередному выплывшему из тумана с глупой рожей и высокоинтеллектуальным «гы-ы-ы» инфери. Но сзади отчетливо раздавались чьи-то шаги, ни разу не похожие на поступь кого-либо из обширного, но все же ограниченного контингента живых лабиринтовых сюрпризов. Поначалу Рабастан подумал, что за ним идет кто-то из троих приятелей, и даже по привычке собирался, укрывшись в ближайших зарослях, пропустить его вперед, чтобы пристроиться в хвост, но потом сообразил, что ни один из них не носит каблуки, звонко цокающие по мощенным камнями дорожкам металлическими набойками. Обнадеживало, что и представители малфоевского криптозоопарка в подобном тоже не щеголяют. Как известно, любопытство сгубило не только кошку, но и превеликое множество других животных и людей. Рабастан Лестрейндж понял, что сейчас, очень может быть, пополнит их число. На всякий случай он все же взял палочку наизготовку и приметил, где ближайший поворот, за которым можно скрыться. Когда в тумане прорисовалась облаченная в мантию женская фигура, Лестрейндж испытал некоторое облегчение, все же хорошо разбавленное удивлением — дам среди спорщиков не было. Но чем ближе подходила дама, чем яснее сквозь туман проступали ее черты, тем страшнее становилось Рабастану. И его можно было понять: когда в лабиринте «Дикой охоты» за тобой следует Бэлла Лестрейндж, непонятно как (хотя, это-то как раз понятно), а главное — зачем там оказавшаяся… Это повод для беспокойства. Прежде всего, потому, и это было известно всем, хоть раз участвующим, Беллатриса — в охоте и поиске выхода не помощник, а еще одна угроза. — Ты чего здесь делаешь? — делая шаг к намеченному для отхода коридору, спросил Рабастан, когда жена брата приблизилась настолько, что можно было разглядеть некоторые признаки, свидетельствующие о благодушном настроении. — За тобой иду, — ответила Бэлла, четко и конкретно. — За мной? Зачем? — Рабастану, определенно, стало не по себе после ответа невестки. В голове немедленно выстроилась логическая цепочка: Амикус Кэрроу — прекрасное настроение Бэллы — Рабастан Лестрейндж — еще более прекрасное настроение Бэллы. — Так надо, — веско припечатала та, а потом уточнила, но лучше бы она этого не делала, потому что услышанное ситуацию только окончательно запутало. — Ты мне по жребию выпал. Я тебя искать отправилась, а тут слышу: вы про лабиринт заговорили. Мне интересно стало. Много чего про лабиринт этот рассказывают… Вот я за вами и пошла. А что, тут, правда, много редких тварей? — А то ты не знаешь, — удивленно выдавил Рабастан, а Бэлла как-то встрепенулась, будто что-то вспомнила: — А… Ну, да… Знаю… Просто забыла… Тролли-то тут где? — Где-где, — все еще недоумевающий Лестрейндж чудом сдержался, чтобы ответить не в рифму. Точнее, в рифму, но не ту. — Везде! — Так пойдем, покажешь, — Бэлла решительно подхватила Рабастана под руку, и тому ничего не оставалось, как пойти. Следует отметить, что отвечая Бэлле, Рабастан не очень-то погрешил против истины: в лабиринте Малфой-мэнора только некоторые обитатели были «привязаны» к конкретному месту. Наиболее опасные, с которыми «охотникам» не очень-то хотелось встречаться лично, но, увы и ах, они были не прочь понаблюдать за их свиданием с «жертвой». Сильные и агрессивные, но безмозглые, тролли в число подобных не входили, а потому, подобно боггартам и инфери, бродили, где им вздумается. И найти серокожих гигантов было проще простого, равно как и избежать столкновения с ними, а все благодаря исходящему от них запаху. По нему-то бродящие в тумане Лестрейнджи и ориентировались. — Ду и зачеб тебе тролль? — свободной, то есть той, в которую не вцепилась Бэлла, рукой Рабастан зажал нос. — Понаблюдать за ним в условиях, приближенных к естественным, — ответила Беллатриса, на которую исходящее от тролля амбрэ, казалось, совсем не действует. — Специалисты-зоомаги утверждают, что раньше тролли обитали в мире магглов. Свидетельством тому является сохранившееся до наших дней маггловское понятие «троллить» — заниматься общественно-вредной деятельностью по беспорядочному распространению отходов своей жизнедеятельности. По-нашему: тупо и без причины вонять на все четыре стороны, просто потому, что ты — тупой и вонючий. Однако, некоторые, в том числе и я, считают, что это слишком поверхностная трактовка. Есть шанс копнуть поглубже. — Дично бде и поверхдостдой трактовки хватает. Куда гдубже? — выдал Рабастан, уже не просто удивленный, а убитый интересом Бэллы к зоомагии и чему-то маггловскому… и еле успел пригнуться. С неожиданным проворством массивная туша, увенчанная маленькой головой, заметив посторонних, махнула длинной, много длиннее ноги, рукой, сжимающей дубину. — Видишь, теперь к «вонять» мы смело можем прибавить и стремление «принизить». Причем самым примитивным и неблагородным образом, — констатировала выпрямившаяся Беллатриса и поспешно спряталась за Лестрейнджем. Тот же не успел применить даже обычное «протего». Впрочем, магический щит вряд ли защитил бы его от пущенного второй рукой тролля «снаряда», целиком состоявшего из тех самых отходов жизнедеятельности. — Ах, ты ж!.. — Рабастан мгновенно взорвался, точно рог взрывопотама, и ринулся на обидчика, слыша за спиной совершенно невозмутимое: — По-научному это называется «облить грязью, спровоцировав на ответные действия»… Что Бэлла говорила дальше, и как соотносился с наукой банальный мордобой между упиванцем и монстром, Лестрейнджу уже было все равно. Подобной гнусности он и от Темного Лорда не стерпел бы. — Однако, какой полезный опыт… — когда цветные радужные круги перед глазами Рабастана рассеялись, голос Беллатрисы Лестрейндж снова зазвучал, как свидетель возвращения в реальность. — И для меня, научный, и для тебя, жизненный… Только что экспериментальным путем мы выяснили, что лучшим способом общения с троллем является не попадаться ему на глаза. А уж если попался, не бойся пять минут побыть трусом, пытаясь достойно прикрыть свое отступление. Потому как, ответив на его рефлексивную агрессию, ты опустишься до его уровня, где он уж точно одержит верх. Вон, как тебе ритмично и ловко в «бубен» настучал. Прям как потомственный шаман… — внезапно повисшая, наполненная подозрительно-тревожным смыслом пауза заставила упивающегося сфокусироваться на нависшем над ним лице жены брата. Та смотрела странно-вкрадчивым, что-то прикидывающим взглядом. — Чего это ты на меня уставилась? — осторожно поинтересовался Лестрейндж, на подсознательном уровне понимающий, что ответ ему не понравится. — Да так… — пожала плечами Бэлла. — Просто вспомнила кое-что… Здесь ведь, наверняка, и зелюки водятся… Что имел в виду тот, кто говорил… И тут Рабастан внезапно понял, насколько он на самом деле нелюбознательный. Насколько ему — ну вообще! — не интересно, кто там и что про кого говорил. С другой стороны, он и раньше не понаслышке знал, и сейчас еще раз воочию убедился, каким пытливым, во всех смыслах этого слова, умом обладает Бэлла. Становиться участником новой, придуманной ею пытки не хотелось. Даже в научных целях. Оставалось собрать в кулак последние силы и воспользоваться ее же советом: пять минут побыть трусом, пытаясь достойно прикрыть свое отступление… Когда Рудольфус Лестрейндж распахнул двери кабинета Люциуса Малфоя, выбранного финишной чертой заключенного пари, он обнаружил, что прибыл последним. Хотя, учитывая, что с ним было, спасибо, что вообще прибыл. К его удивлению, вместо бухтения старого филина, каким обычно «за все хорошее» выговаривал ему братец, и язвительно-победных насмешек Каркарова с Долоховым, требующих свой приз, его встретило гробовое молчание. — В лабиринте что-то случилось? Что-то… необычное? — настороженно поинтересовался Руди, искренне считающий, что только встреча с его дражайшей супругой может объяснить застывшее на лицах коллег выражение, но после Кэрроу она занималась им, следовательно, на долю соратников выпало нечто… феерическое. И лучше бы узнать о новом сюрпризе заранее, прежде чем доведется встретиться лично. Если бы в этот момент связанные приятельскими узами мужчины рискнули бы друг другу довериться, великолепный план Беллатрисы Лестрейндж был бы разоблачен. Но сознание, культивируемое Темным Лордом среди своих подчиненных, при всей его коллективности все же делало оговорку: «Не имей сто друзей, на всех сиклЕй не хватит!» — а потому упиванцы многозначительно промолчали. И только Рабастан буркнул: — Даже не спрашивай… — Ну, тогда я знаю, что нам всем сейчас нужно… — мгновенно отреагировал Руди и, реально, бегом покинул кабинет Люциуса. Когда через четверть часа с воплем «Вот и я!» и загадочным видом он проскользнул обратно, что-то пряча под мантией, царящая вокруг шахматного столика мрачная атмосфера сменилась кардинально. И пофиг, что для этого его использовали не по назначению. Так на свет появилась легенда о нюхлерах-алкоголиках, сбежавших из секретной лаборатории при Министерстве Магии, проникших незамеченными на территорию Малфой-мэнора, вскрывших замок винного погреба без применения специальных инструментов и (хоть тут они остались верными породе) свистнувших всю «Золотую коллекцию» дорогущих спиртных напитков, припрятанных хозяином поместья для личных торжественных нужд. А спустя еще какой-то час примыкающие к кабинету коридоры огласились тремя песнями, каждая из которых по отдельности была вполне веселой и жизнерадостной, но вместе они приобретали такую повышенную душевность, такой глубокий смысл, что постигший его четвертый, единственный слушатель, мог только прочувствованно разрыдаться…