Глава 1
6 ноября 2016 г. в 18:47
— Что ж, давайте продолжим наш сеанс, — сообщает стоящий у стола психотерапевт. — Вам комфортно?
— Да, вполне, — уверенно отвечает он и скрещивает руки на груди.
Психотерапевт присаживается в кресло и, бурча что-то себе под нос, кладёт на колени огромную стопку бумаг. Перебрав их за несколько секунд, он достаёт одну и кладёт на стол.
— Что ж, расскажите что-нибудь, с чем у вас ассоциируется прошлый год? Я помню, вы говорили о том, что к вам пришла новая сотрудница — Лидия. Правильно?
— Да, всё верно.
— Вы говорили, что до мая в вашей жизни всё было спокойно. Но из-за последующих обстоятельств у вас на данный момент…
— Нервный срыв, необоснованная агрессия. Не скрывайте слов, — перебивает он и поднимает злостный взгляд. — Со мной не нужно обходиться так нежно и деликатно.
— Себастьян Уолтерс, я помогаю вам, — взывает доктор. — Одно дело — когда с помощью медикаментов мы устраняем симптомы нервного срыва, другое дело — найти причины, которые надломили вас. Мы имеем дело с вашей душой.
Себастьян не может сдерживать себя. Прямолинейность — его конек, а разжёвывание обстановки и заливание этой долей сочувствия — удел слабых. Он не хочет казаться немощным в глазах психотерапевта. Его терзает единственный вопрос: как жить дальше после всего, что произошло за год? Как же вернуться к прежнему себе или того его уже нет?
Физическое истощение, накопленная усталость вымотали его. Про моральные аспекты он и думать не хочет. Ко всему этому добавились конфликты, проблемы и судебные разбирательства. Огромная степень ответственности, которая свалилась, как огромный мешок камней, на плечи, и этот груз приходится нести.
Себастьян привык быть тем, кто он есть. Детектив. Верный товарищ. Прекрасный специалист. Но это изменилось.
Он сломан, как игрушка в детских неумелых руках. Как если бы косолапому мишке оторвали лапу, а потом небрежно пришили: этого нельзя скрыть, как бы ты ни старался.
— Давайте вспомним что-нибудь яркое и светлое из прошлого года. Было такое у вас? Постарайтесь рассказать довольно подробно, вы должны раскрыть всё, что связано с этим.
Себастьян задумывается. Сложно выбрать одно из воспоминаний минувшего года. Себастьян дотрагивается до затылка, в надежде, что в голову прилетит нужное. В голове всплывают проблемы, окружающие его, и боль, и та пустота, что охватывает его сердце, но среди этого хаоса он вспоминает Оливию — свою младшую сестру, кружащуюся в белом платье и тянущую старшего брата на первый танец. Именно тот день был началом затянувшего конца.
— Помолвка моей сестры Оливии, — поднимая свой взгляд, произносит Себастьян. — Подойдет?
— Вполне, — кивает лечащий врач и открывает папку с бумагами. — Давайте приступим. Как вы себя чувствовали в тот день?
— Это день, когда моя сестра была самой счастливой, а я всем нутром сдерживал порыв злости… Хотя стоит начать эту историю еще немного ранее…
***
Год назад
Стеклянный магазин, расположенный на оживленной улице города N, всегда привлекал к себе внимание туристов и обычных горожан. Витрины за натёртыми до блеска окнами привлекали восхищённые взгляды к свежесрезанным цветам. Их всегда было немного (другие конкуренты сказали бы, что это пустая трата средств на закупку в столь малом количестве), но магазин пользовался спросом несмотря на завышенные цены. И это оправдывало ожидания. Полевые цветы стояли в обыкновенных тазиках, грациозные и высокие срезанные розы — в вазах, а тюльпаны располагались в старых и потертых ведрах. Одними из прекрасных цветов, которые продавал мистер Борони, были пионы. Крупные бутоны привлекали своими стойкостью и красотой, хотя хозяин магазина часто ставил их в самый дальний угол, мотивируя это тем, что они не были востребованы и не оправдывали вложенных в них средств. — У Оливии уже был день рождения — на кой-чёрт тебе сдались эти пионы? — пробубнил мистер Борони, укладывая цветы в бумагу. — Посмотри на розы, скидку мог бы небольшую сделать… — Помолвка у неё, — отмахнулся Себастьян, теребя в руках бумажник, — а розы в другой раз куплю. — Когда ты уже сам женишься, Себастьян? — ворчливо произнёс хозяин магазина, заканчивая с последним штрихом на букете — красной ленточкой. — Я вас помню ещё с малых лет. А твоя двадцатилетняя сестра обгоняет тебя. — Двадцатидвухлетняя, — поправил его тот. — Оливия воспользовалась программой по поиску родственной души. — Моя жена тоже ею воспользовалась, после чего ушла к какому-то придурку старше неё на пятнадцать лет, — возмущённо изрёк мистер Борони, — а потом от осознания одиночества я воспользовался программой и узнал, что моя родственная душа не дождалась меня. — Мистер Борони, простите за прямоту, но все клиенты знают о вашей судьбе — я уж тем более в десятый или двадцатый раз это слышу. — Понимаешь… — он вручил Себастьяну завёрнутый букет, взял со стола купюры и продолжил: — может стать поздно — что ты будешь делать дальше? — Жить дальше, — сурово произнёс Уолтерс, смотря на пожилого хозяина магазина, который, в свою очередь, бурчал под нос. — Так делают рациональные люди. — Все так говорят, но, когда сталкиваются с одиночеством, терпят крах. Передавай Оливии поздравления от меня. Пусть будет счастлива. — Обязательно…***
Себастьяну все твердили, что ему пора учиться пунктуальности: он мог с лёгкостью опоздать на место преступления, или чуточку задержаться на работе, или не прийти на медосмотр. И семейное торжество не стало исключением из правил, когда Себастьян явился к восьми часам вечера, а не к семи, как договаривались ранее. Торжество проходило дома у Уолтерс, скромно и в узком кругу. Родители Себастьяна жили в старых кварталах на севере города. Именно здесь чаще других можно было видеть частные дома, которые прятались за новостройками, пришедшими им на смену. Семья Уолтерс жила тут с предыдущего столетия, и дом принадлежал ещё прошлому поколению. Но, хоть со временем старый квартал и становился всё дальше от центра города, превращаясь в историческую окраину, желания переезжать поближе не было ни у кого, кроме Себастьяна. Пару лет назад, после окончания учебного заведения, Себастьян изложил отцу семейства — Джорджу — своё желание начать самостоятельную жизнь. Отец с гордостью оценил поступок сына, хоть много раз и предлагал вернуться, видя, как он с трудом зарабатывает на оплату своей квартиры-студии. Но Себастьян отличался упрямством и довольно вспыльчивым характером и утверждал, что он со всем справится. Строгое воспитание и привитое желание нести ответственность за поступки сыграли положительную роль в формировании характера сына, отмечал про себя Джордж. Зайдя в дом, Себастьян уловил отголоски оживления из гостиной, где вовсю шли бурные разговоры о предстоящей свадьбе. Протиснувшись между четырьмя парами обуви, он оставил рядом свои кроссовки, и, сняв рабочую куртку, небрежно кинул её на ближайший стул в коридоре. Поправив шевелюру, он направился прямиком на торжество, придерживая прекрасный букет белоснежных пионов, завернутых в жёлтую бумагу. Отворив дверь, он мог наблюдать довольно уютную атмосферу. Его родители бурно обсуждали политические события, Оливия с женихом мило ворковали о чём-то своем. — Себастьян! — воскликнула Оливия и сердито посмотрела на брата. — Где тебя олени носят? — Я тоже рад тебя видеть, — ответил Себастьян и, подойдя к сестре, вручил букет. — Поздравляю. Он поцеловал её в пухлые щечки, предвкушая её смущение: она всегда стеснялась проявления подобной заботы от старшего брата. Себастьян протянул руку сидящему рядом молодому человеку — на вид худощавого и среднего роста. — Брат Оливии — Себастьян, приятно познакомиться. Перейдем к делу… к торжеству, — поправил себя Уолтерс, вспоминая о том, где он находится. — Шон. Мне тоже приятно с вами познакомиться, — растерянно произнес мистер Браун. — Присаживайтесь. Закончившая процесс приветствия пара быстро перешла к обсуждению довольно милых вещей: кто возьмет на себя список гостей, каков бюджет торжества. Даже обмолвились, где взять платье. Себастьян приличия ради пытался слушать эти разговоры, но быстро понял, что он был слегка лишним. Покинуть празднество было неуважительно по отношению к семье, влезать в такие абсурдные вещи, как свадьба, — и подавно. Он принялся вспоминать недавнее дело и мысленно накидывать теории, но вскоре и не заметил, как разговор перешел в другое русло и к нему обратились. — Себастьян, а вы ещё не пользовались системой? — поинтересовалась мать Шона — Миранда. — Оливия младше вас на семь лет, не так ли? — Всё правильно, — сухо отозвался Себастьян, поднявший глаза на собеседницу. — Продолжайте. — Просто вам уже почти тридцать лет, в этом возрасте находят вторую половинку, заводят семьи. Я не хотела… — Что вы, миссис Браун! — перебил Себастьян. — Вы думаете, что каждый должен идти по намеченному обществом правилу? Любовь, семья, дети, быт? — Жизненный путь может быть разным. Кто-то никогда не заводит детей и посвящает себя самосовершенствованию, кто-то достигает высот в карьере, но, в любом случае, у каждого из нас рядом есть человек, которого он любит. Одиночество губительно… — Себастьян давно женат на работе, — вмешалась Оливия, наблюдая за мимикой брата, — и каждому своё. Вот мы воспользовались программой, и теперь всегда будем вместе. — Мы тоже участники программы, — тихонько добавила Ребекка. — Уже тридцать пять лет вместе. — Вы со школьной скамьи? — удивились гости. — В те времена предоставлялось вознаграждение тем, кто воспользуется программой. И я живо помню: подходит ко мне в школе парень и говорит, что нашел звезду на небе. — Я тогда только мечтал стать пилотом, а на колледж не хватало средств, поэтому готов был на любую дурость, — продолжил Джордж и взялся за вспотевшую ладошку своей жены. — Воспользовался программой, и не мог понять, как сказать ей, что она — моя родственная душа. — Это замечательно! — откликнулась Миранда. — Программа совершенна.***
Наше время
Себастьян чувствует себя опустошенным после сеанса. Воспоминания прошедшего года даются ему трудно, и, ко всему прочему, сравнение прошлого и настоящего волнует куда больше. Он нащупывает в темноте включатель, и комната покрывается мягким светом. Сняв обувь и оставив её посередине коридора, он проходит дальше в квартиру. Дом пустует. Как и раньше, это возвращает его к тому, что всё идет своим чередом. Себастьяну кажется, что пришло время завести хотя бы собаку, отчего он мог бы развеяться, приобрести новые впечатления… Кто-то встречал бы его дома, радостно виляя хвостом и прыгая на него от переполняющих эмоций. Он проходит к кухонному шкафчику, достаёт оттуда пачку печенья и кладёт на тумбу. Состояние туманное, рассеянное. Он чувствует неизведанную пустоту, которая поглощает с ног до головы, возвращая его к каким-то воспоминаниям минувших дней, месяцев, года. И, кажется, сводит с ума. Единственная надежда — на психотерапевта, который помогает ему справиться с нервным срывом. Бессонница, агрессия, апатия — всё это затруднённые симптомы нервного срыва, возникшего у него после случившегося в этом году. Облокотившись о кухонную тумбу, Уолтерс достаёт из кармана телефон и перебирает контакты в поисках нужного. Сглотнув слюну от волнения, набирает номер. Долгие и упорные гудки не дают результата: Оливия до сих пор игнорирует звонки брата. Себастьян вновь открывает контакты и звонит по следующему номеру. — Да, слушаю. Грубоватый голос матери можно узнать всегда: она много лет пытается бросить курить, но безуспешно. Ко всему прочему, работа, связанная с напряжением голосовых связок, делает её голос грубоватым, с легкой хрипотцой. — Привет, мам. Как Оливия? Это как ритуал. Каждый день набирать номер сестры и слушать протяжные гудки в ответ, а потом звонить матери в знак того, что она точно знает, что с ней и как она. Ведь она — мать. — Себа, всё по-прежнему. Ей тяжело, но она справится. Она сильная девочка. Прости, что не зову в гости, но сейчас так нужно для нашей семьи. Отца скоро выписывают, ты знаешь? — Да, я приезжал к нему в больницу. Как твои дела? — Я так устала, Себа. Я позвоню тебе завтра, хорошо? — Да, позаботься об Оливии, пожалуйста. — Я знаю, Себастьян. Береги себя. Эти разговоры на расстоянии. Эта отдаленность семьи разрушает его изнутри. Каждый день он задаётся одним и тем же вопросом: «Правильно я поступил?» И каждый день плюсы и минусы равняются, и наступает ничья. Но от этого не становится легче, и его семья, которой он дорожит, не склеивается в одно целое. От этого его жизнь не становится лучше. Он прикладывает усилия, но они, как пух, размётываются на сотни метров. Завтра снова будет новый день. Новая попытка начать всё сначала, построить заново разрушенные замки из песка, но крепче, чем раньше, чтобы волна не смыла их.***
— Кто это был? — интересуется тоненький молодой голос. — Себастьян, — спокойно отвечает Ребекка и смотрит в изумленные зелёные глаза дочери. — Он переживает за тебя, и ты это без меня знаешь, Оливия. Оливия поджимает губы, сдерживая слова в себе, и лишь отводит глаза в сторону. Она чувствует как горечь выбивается где-то внутри, из груди. Она хочет кричать о том, что творится внутри неё. И это не кошки, о которых все говорят, что они дерут душу. Это что-то большее. Жгучее чувство, сравнимое с ненавистью, с осознанием собственной необоснованности, смешанное с теплом, что сидит глубже жгучей лавы, кипящей гневными мыслями. — Мама, — шепчет Оливия, ощущая, как эмоции охватывают её разум и она всё больше теряет самоконтроль. — О, моя девочка, — сочувственно произносит Ребекка и подсаживается к дочери, принимая её в свои теплые объятия. Она слышит, как из этих объятий дочь бормочет что-то, упираясь в её грудь, как в спасительный круг. — Я знаю, Оливия. Ребекка Уолтерс верит, что всё наладится, — это вопрос времени. Как прозаично о нём любят говорить! Что оно лечит или что нельзя терять ни минуты впустую. Об этом можно вечно рассуждать как об экзистенциальной проблеме человечества, но вопрос совсем не в этом… Как поверить в то, что раны заживают в течение времени?
