Скалолазка

      — Дааааай выстрелю.       Реннер удивлённо поворачивает голову. Я стою рядом и умильно пялюсь то на него, то на лук.       — Пожаааааалуйста… Ну, хоть подержать дай! — а дальше остаётся только сделать глаза: честные, огромные, как у того мультяшного кота.       Джереми выдаёт смешок и протягивает мне лук. Да, да, да, я так мечтала подержать в руках тот самый Hoyt Buffalo… Я беру лук, кладу стрелу, правая рука натягивает тетиву. Прищуриваюсь, вытягиваюсь в струнку. Пауза. Тетива тенькает, стрела летит к мишени и попадает… в восьмерку.       — Бляяяяяяяя… — с чувством протягиваю я, опуская лук и пытаясь проковырять пальцем дырку в собственной макушке.       Реннер явно не знает, что означает это слово, но смотрит на выражение моего лица. Мы встречаемся взглядами, секунда — и не выдерживаем, срываясь на хохот.       — Стрелок фигов! Зато понтов-то, понтов! — истерически ржу я.       — Что это вы тут творите? — раздаётся голос позади. Джереми улыбается, разворачивает меня за плечи и знакомит:       — Скарлетт, это Ало… Ал…       — Алёна, — я прихожу ему на помощь и протягиваю руку Йоханссон. Она пожимает её, но держится настороженно. Замечая это, я ссылаюсь на работу, делаю ручкой Джереми и тихонько ретируюсь в свой угол, оставив их вдвоём.       Это довольно странно, но после того вечера, когда он подвозил меня до дома, он общается со мной как с равной. Обычно американцы не особо церемонятся с обслуживающим персоналом и техниками, особенно, если они не американского происхождения, а тут...       Впрочем, не один Джереми таков. Эванс расспрашивает про скалолазание и грозится записаться ко мне на курсы. У меня это вызывает нервное хихиканье, потому как мои габариты и габариты Криса, мягко говоря, разнятся. С учетом методики обучения скалолазанию, это отнюдь не вариант.       Дауни-младший, настойчиво попросивший звать его просто Робертом, при случае старается запомнить побольше русских словечек, которые я ему с удовольствием вываливаю, и заодно натаскивает меня в разговорном английском. В последнюю нашу беседу я, помнится, пыталась перевести на английский русский национальный, но преуспела только в накаливании собственных мозгов.       С Хиддлстоном у меня вообще отношения в стиле «два сапога пара». Этот человек просто не умеет жить без улыбки, а подколоть кого-нибудь — вообще святое дело. И хорошо, если только словесно, так он же и в прямом смысле может!..       В общем, вокруг меня творится чёрт-те что, но мне это нравится.       Режиссёр даёт команду к началу съёмок. Сегодня снимают две сцены с Наташей Романовой: прыжок со щита Капитана Америки и её «прогулку» на катере читаури. Для нас с Максом особой работы нет, но мы всё равно забираемся наверх, на конструкцию — понаблюдать за процессом. Мы развалились на толстой балке, лениво перекидываясь фразами.       — Ты Юрцу звонила?       — Не-а. Вчера некогда было. А ты?       — Позавчера. Говорит, Даша разряд взяла.       — Здорово! — радуюсь я за свою невестку. — Скоро кандидатом, как и я, будет!       — Ты мастера-то собираешься брать? — ухмыляясь, спрашивает Макс.       — Ну да, когда с этим, — я обвожу рукой павильон, — закончим.       Мы обсуждаем ещё что-то, потом разговор сам собой сходит на нет. Макс спускается справить нужду и зависает там надолго. Скучно. Я сижу, мотая ногами, и гляжу вниз.       Наташа отталкивается ногами и летит вперёд, чтобы уцепиться за катер читаури. Его кусочек (остальное потом дорисуют компьютерной графикой) торчит из противоположной стены. Этот трюк она проделывает уже раз пять, но каждый раз режиссёру что-то не нравится, и перед очередным дублем она выдает пару крепких словечек на хорошем русском, вызывая у меня одобрительный смешок. Да... явно от Железного человека нахваталась, мы с ним как раз в прошлый раз проходили тему «Как послать так, чтобы однозначно пошли».       Вот её в шестой раз поднимают наверх. В павильоне шумно, но какой-то едва уловимый звук заставляет меня насторожиться. Я свешиваюсь вниз, внимательно осматривая её снаряжение…       Йоханссон прыгает.       Страховка натягивается, лопается и обвисает, как обычная верёвочка.       — Стооооооой!!! — я отталкиваюсь от балки и лечу, благо моя страховка в порядке. Врезаюсь в Скарлетт на полпути, обхватываю её руками и ногами, мой трос стонет, удерживая двойной груз — и мы падаем на маты, кубарем катимся в сторону стены. А в пяти сантиметрах от моего носа очень показательно хлещет о мат и падает, уже растерявший силу, кусок оборвавшейся страховки. Железный такой. Из проволоки скрученный.       — Пиздец.       Это единственное слово, пришедшее мне в голову на данный момент.       Вокруг уже куча народу, с виду целая и невредимая Йоханссон с испуга рыдает, как девчонка. Я же удивительно спокойно поднимаюсь с матов и, игнорируя суетящихся вокруг, целенаправленно иду туда, где стоит, жуя незажжённую сигарету, ответственный за её страховку — среднего телосложения мужик с изрытым оспинами лицом.       — Ты, бля, страховщик херов! — от избытка чувств я незаметно для себя перешла на русский «разговорный». — Ты ебанутый или как?! Ты как трос накручивал, обезьяна лысая?! Она же разбиться могла, ты понимаешь это или нет, жопа с ручкой?! Если руки из задницы растут, так нехер в страховщики идти, лучше уж в дворники, там ни за чью жизнь отвечать не надо!!!       Мужик явно не понимает, что именно я ему ору. Правильно, он же американец хренов. Все у них «о'кей»!       Я старательно перевожу ему только что сказанное, добавляя еще пару эпитетов.       — Да пошла ты! Не нравится — вали в свою... — вызверился доведённый до белого каления собственным испугом и моей наглостью мужик.       И вот тут я его треснула. В челюсть. Не знаю, то ли адреналин во мне взыграл (а я сама, думаете, не испугалась?!), то ли злость, но он от моего удара зашатался и отступил назад, мотая головой, как бык. А меня ухватил за локти Джереми, заводя руки назад и оттаскивая в сторону. Жаль, что оттащил, я б этому мудаку ещё врезала! Но холодные пальцы Реннера как-то сразу погасили весь мой запал. Ноги подкосились, и я осела на пол, дрожа, как осиновый лист.       Ё-моё. Это ж я ей сейчас жизнь спасла и свою чуть не угробила. Если бы трос хлестнул по голове — прощай, жизнь. Осознание этого пришло как-то внезапно и повергло меня в шок.       Ой, мама. Ой, мамочка. Ой, мамочкаааа!!!...       — Ыыыыы… — из всех воплей, что просились наружу, этот тихий вой стал единственным, что я смогла выдавить.       — Алёна! Алёна, смотри на меня, — Реннер обхватил мою голову руками, заставляя взглянуть на него. Кажется, я сейчас рыдать буду. Кажется… Кажется?..       — Всё хорошо, девочка. Всё хорошо. Ты молодец. Успокойся. Ты жива, все целы, всё в порядке.       Он что, мои мысли читает?! Хотя нет, у меня, видимо, всё на лице написано.       Смотрю в его серые, с зеленью вокруг зрачка, глаза, лучащиеся теплом, и понимаю, что рыдать уже не хочется. Или какой-то защитный механизм в голове включился. Ну, или я просто дура. Тоже может быть. Хотя, я надеюсь, что все-таки механизм...       — Джереми… она цела? Точно?       — Да, да, девочка. Идём. Сможешь встать?       — Да, — вцепляюсь в его руку, поднимаюсь. Надо же, ноги держат. Мы идём… куда мы идём?       Пришедшая в себя Скарлетт сидит на матах, уже укутанная в плед, держит в руках чашку кофе. Рядом суетятся медики. Джереми сажает меня рядом, и девушка, глядя мне в глаза, протягивает руку и сжимает мои пальцы.       — Спасибо тебе.       — Не за что. Береги себя, и впредь проверяй страховку сама, не доверяй никому.       — Я не умею, — виновато улыбается она.       — Я научу, — сжимаю её руку в ответ.       Холодное касается плеча. Поворачиваю голову — это один из медиков. Вколол мне что-то, наверное, успокоительное, отошёл. Джереми, убежавший куда-то, вернулся, сунул в ладони чашку кофе.       — Пасиба, — голова в отключке, поэтому я, не думая, говорю это по-русски. Он смеётся. Скарлетт тоже. Я улыбаюсь им в ответ и отхлёбываю кофе. Кажется, можно жить.       Но этого страховщика я все-таки зарою в землю, пусть только попадётся.