Пятнадцатый пассаж

- Сударь! Сударь!! Да-да, к вам обращаюсь, - кричал Репнин с мостовой импозантному господину средних лет в коричневом сюртуке, шелковом цилиндре и с тростью в руках, прогуливающемуся вдоль крыльца лучшей в городе кондитерской. – Не откажите в любезности. Титулярный советник Кирилл Матвеевич Шишкин, а это был именно он, озадаченно приподнял брови, отчего лицо его стало казаться несколько более комичным, чем было на самом деле. Но вслух ответил: - Чем могу быть полезен, сударь? - Да вот конь мой захромал. Думаю, камень под подкову попал. Придержите за уздцы, а я посмотрю. Господин Шишкин поморгал несколько раз и обернулся ко входу в кондитерскую, возле которой дожидался невесты. Он сопровождал ее везде и повсюду. Дел перед свадьбой было предостаточно, и Аннет настаивала на том, что нуждается в его помощи в любом из них. Либо в обществе госпожи Шишкиной, что сути не меняло. Она совсем перестала выходить из дому в одиночестве. И всякий человек уверен был бы в том, что происходит нечто невразумительное, но не титулярный советник Кирилл Матвеевич. Он пребывал в мечтательно-романтическом расположении и столь большое внимание своей невесты к его семье принимал за желание Аннет поскорее в нее войти. Коней господин Шишкин искренно не любил. Ужасные животные, так и норовившие угодить ему копытом в колено. Мальчишкой он весьма серьезно пострадал. С тех пор лошадей опасался. Но к вежливому офицеру на дороге все же подошел. - Экая животина, - пробормотал он, обращаясь то ли к Репнину, то ли к коню. - Да, конь знатный, - подтвердил князь. – Почитай друг. А ежели другу больно – надо помочь. Как думаете? – он вручил Шишкину поводья и, вместо того, чтобы заняться копытом, принялся разглагольствовать, придерживая фуражку от шквального ветра: - Мы с ним к морю проехались. Погоды нынче стоят изумительные, располагают к прогулкам. Вот, полагаю, где-то там мой Паладин и подхватил камень. А вы верхом ездите? - Мне по должности, к счастью, необходимости нет. Папенька когда-то конюшню держал, да как-то все недосуг было, - засмущался Шишкин. – А в сущности, знаете ли, для здоровья нет ничего полезнее пеших прогулок. Уж коли чего срочного, так на то извозчик всегда найдется. О том, что не содержал выезда, он болтать не собирался, само как-то вырвалось. Меж тем, покуда он болтал, из-за угла кондитерской показался штабс-капитан Корф, нисколько не обращавший внимания на чудесный спектакль, разыгрываемый отныне лучшим другом, но только на дверь в кондитерскую. Очень скоро в ней появилась Аня. В блестящей атласной юбке с множеством кружевных оборок и новом капоре, она привлекала к себе взоры прохожих и с улыбкой кивнула двум знакомым дамам, прошедшим вдоль улицы. Владимир Иванович оборок не разглядывал. На кивающих «свидетельниц» внимания не обращал. Ему было некогда. Он быстро подскочил к крыльцу, подхватил не успевшую и рта раскрыть барышню на руки и, развернувшись, скрылся за углом здания. К тому времени мадемуазель Платонова уже пришла в себя и разразилась гневной речью, которая сопровождалась звонкими оплеухами. - Вы несносный нахал! Немедленно верните меня обратно! Ежели господин Шишкин прознает – он вызовет вас на дуэль! И тогда вам несдобровать. - Премного благодарен за ваше беспокойство о моей персоне, - кивнул Корф, подставляя под удар другую щеку. – Но это лучше – быть продырявленным вашим женихом, чем прожить остаток жизни, зная, что погубил вашу. - Да что вы знаете! По какому праву вы позволяете себе… - она перевела дыхание и выкрикнула: - Думаете, коль я простая модистка, то вам позволительно не разводить политесов? - Будете удивлены, если я скажу вам, что не думаю вовсе? – буркнул штабс-капитан и поставил ее на мостовую возле кареты. Раскрыл дверцу и кивнул. – Садитесь, а не то запихну вас самолично. Аня не сдвинулась с места. Корф тяжело вздохнул, легко подхватил ее подмышки и шагнул на подножку экипажа, увлекая ее за собой. Устроив модистку на сидении, рявкнул: «Трогай!» И, захлопнув дверцу, устроился напротив. - Вы с ума сошли! – воскликнула она, намереваясь выскочить из экипажа. Но было поздно. Карета сдвинулась с места, ее чуть тряхнуло, и Аня упала обратно на сиденье. - Соглашусь с вами, - ответил Владимир Иванович. – Но это не я брожу повсюду с женихом и почтенными матронами, упреждая всякий случай для объяснения. - Вы запамятовали, господин штабс-капитан. Мы с вами объяснились. Более не вижу резона для разговоров. - Я вижу. В конечном счете, это меня лишили последнего слова, с чем я не согласен. - Мы с вами не в судебном разбирательстве! – заявила Аня и отсела от Корфа как можно дальше, насколько это было возможно, чтобы их колени не соприкасались. Штабс-капитан хмыкнул, но исправлять положение не стал. Несколько мгновений молчал, глядя в ее лицо. И не знал, что ответить, чувствуя растерянность едва ли не бОльшую, чем в тот вечер некоторое время назад, когда между ними случилась безобразная сцена у Натали Репниной. Корф незаметно перевел дыхание и негромко произнес: - Я не позволю этому нелепому недоразумению разрушить нашу жизнь. - Разрушить только мою – куда как проще, - ворчала Аня, отвернувшись к окошку. - Я никогда не причинил бы вам никакого вреда. Тогда, вначале, все было глупой шуткой. Но не после, поймите! - Шуткой? – выдохнула она, кинув негодующий взгляд на своего похитителя. – Благодарю вас, Владимир Иванович, мне стало легче. Я была шуткой. И мои чувства были шуткой. - Да услышьте же меня! – взвился Корф. – Я виноват. Я поступил недостойно. Но я не раскаиваюсь в этом. И не раскаюсь – иначе никогда не узнал бы вас. А я даже мысли подобной не хочу допускать. И будущности своей без вас я не мыслю! От его слов Аня побледнела и вжалась в спинку сиденья экипажа. - Куда мы едем? – с опаской спросила она. - В церковь, - сердито ответил он. - Куда? – задохнувшись, переспросила Аня. - В церковь, к попу. - Зачем? – голос был понижен до шепота. - Зависит от вас, мадемуазель. Я намерен поклясться перед образами в том, что люблю вас. Если вас это удовлетворит, и вы сможете простить меня, нам обоим станет легче смириться с произошедшим. Если же в вашей душе осталось хоть немного ответного чувства после всего, что я натворил, то мы могли бы условиться с попом о венчании. Выбор за вами. - Я не могу венчаться с вами, - она снова отвернулась к окну. – Папенька благословил меня с господином Шишкиным. - Благословит еще раз! Вы же не любите этого своего Шишкина, Аня! Она упрямо молчала. Корф сглотнул. И пересохшими губами, едва шевеля языком, прошептал: - Я отпущу вас не раньше, чем вы поймете, насколько серьезны мои намерения, Анна Платоновна. После... после решайте сами. - Я вам не верю, - тяжело дыша, сказала она. – Сначала вы играли моими чувствами, теперь увезли без моего позволения. Я не знаю, чего ожидать от вас в будущем. - Я ни минуты не играл с вашими чувствами! Я и теперь не играю! Я прошу вас стать моей женой, а вы не желаете этого слышать! Аня взглянула на него и, спустя бесконечно долгое время, тихо сказала: - Желаю. Теперь уже он молчал, то открывая, то закрывая рот. Беспокойный серый его взгляд метался по ее лицу – к губам, к глазам, к складочке у рта, к завитку возле лба. Потом стал тише, осмысленнее. И, наконец, Корф проговорил: - Да? Аня кивнула, не отводя от него глаз. - Вы любите меня? - Вы выиграли спор, - сказала она с улыбкой. – Моя подвязка у вас. Штабс-капитан барон Владимир Иванович Корф, герой Восточной войны, потомок древнего благородного рода, неожиданно смутился и отвел глаза. - Мы никогда никому об этом не скажем, - глухо ответил он. - Но с вашего позволения я оставлю ее у себя. Как знак вашей любви. - Только ежели ей не доведется соседствовать с другими. - Прежде я до такого не додумывался, - буркнул штабс-капитан. – Но это вы своей неприступностью меня довели до крайности. - Все дело лишь в моей неприступности? – улыбка вновь сошла с ее лица. - Все дело в том, что я влюбился в вас с первого взгляда еще в тот день, когда вы вышли из экипажа на Екатерининской. Аня в замешательстве посмотрела на Корфа. - Едемте к папеньке. - Поедем. Обязательно поедем, - кивнул Владимир Иванович и решительно пересел на ее сиденье, оказавшись так близко к ней, как только мог. – Но не раньше, чем вы поцелуете меня. - Вы меня смущаете, - сказала Аня, опустив глаза. - И именно этим я намерен заниматься всю оставшуюся жизнь, - весело ответил он и, наконец, нашел своими губами ее.

Пассаж пятнадцатый. Все, что было после

.....................................................................