Пятнадцатый пассаж

Дурное настроение штабс-капитана Корфа в полку успело достаточно приесться. Непривычно было видеть хмурое выражение на его обычно спокойном лице. Причем не просто спокойном, а прежде вполне себе жизнерадостном. Теперь же почти неделю Владимир Иванович бродил мрачнее тучи. «Заскучал орел», - заявил однажды полковник Гладышев своей супруге. Она в который раз поджала губы да ответила: «Не все же орешки щелкать». О памятной для Владимира Ивановича прогулке с мадемуазель Платоновой в сквере и кормлении белок было достоверно известно всему Севастополю. Во всяком случае, в части города, расположенной в Южной бухте. Равно как и о прочих его встречах с означенной особой, как достоверных, так и выдуманных. Молва все еще бродила в обществе, хотя как раз встреч более не было. Собственно говоря, оттого и скучал Владимир Иванович, оттого и кручинился. Сперва она не соизволила явиться на назначенную заранее встречу. Корф справедливо счел, что, вероятно, не смогла вырваться от клиенток. Он никогда не задумывался о характере ее работы. Более того, для него и вовсе было странно, что барышня дворянского происхождения при живом отце вынуждена работать и не имеет никакого приданого, чтобы благополучно выйти замуж. Мадемуазель Платонову, по всей видимости, текущее положение дел нисколько не удручало и не казалось чем-то неподходящим ее положению. Когда он явился к ней сам, ее не оказалось дома. Во всяком случае, это пробурчал открывший ему двери старый денщик Платона Николаевича, живший при Платоновых то ли слугой, то ли членом семьи. Всерьез штабс-капитан обеспокоился, когда Анна, встретившись с ним однажды на улице почти лицом к лицу, быстро перешла на другую сторону мостовой и скрылась в извозчичьей коляске. И тогда Корфа осенило: модистка его избегает! Что было весьма странным после того, как он открыто стал за ней ухаживать на глазах всего общества. - Отделение вправо на три шага разом-КНИСЬ! – гавкал штабс-капитан на плацу, глядя, как пляшут по его команде солдаты инфантерии. – Ружья на гр-УДЬ! Бегом МАРШ! - Думаете, если крикнете погромче, так и солдат побежит побыстрее? – усмехнулся Репнин, возникший рядом. И тут же заговорил о другом: – За Ветром, полагаю, хороший уход? Не хотелось бы получить больного коня. - Не извольте беспокоиться, Михаил Александрович, - рявкнул Корф. – Хворал в начале осени, да уже подлечили. Как раз весной нам полковник скачки устроить обещал. Думаю, мы с Ветром имеем надежды на победу. - А вот я так не думаю, - манерно протянул князь. – Не я один наслышан о неудаче, постигшей вас. - Не все, что в народе говорят, суеверия. Цыплят ведь, и верно, по осени считают. Мы с вами до зимы условились. И, сдается мне, еще время в запасе имеется. - Имеется, - согласился Репнин. – Но я бы на вас сейчас не поставил. Репнин прищелкнул каблуками и удалился так же неожиданно, как и появился. Глядя ему вслед, Корф лишь скрежетнул зубами и снова заорал: - Отделение СТОЙ! РАВНЯЙСЬ! Смир-НО! В конце концов, это становилось невыносимо. Быть отвергнутым модисткой. Да так, чтобы о том всем стало известно. Еще худшее заключалось в том, что штабс-капитан искренно не понимал, с чего бы такая перемена. В последнюю их встречу он преспокойно ужинал за одним столом со штабс-ротмистром Платоновым. И мог думать только о тех минутах, когда Анна выйдет провожать его до ворот. Эти несколько мгновений наедине неизменно принадлежали лишь им двоим. И отчего-то ему казалось, что и ей эти минуты важны. Было еще одно худшее – самое худшее. Он скучал по ней. И не намеревался с этим мириться.