Часть 2
4 ноября 2016 г. в 20:55
2
Белый цвет бесил. Мир разрывался на куски. Хотелось выть и драть пальцы об пол. Но внутренний голос уверенно вещал: "Си Джин, остановись, не беги, она рядом. Ты только дотянись. Почувствуй её дыхание. Окунись в эту боль и вынырни" А он кричал. Кричал тихо - внутри. Бился о стены. Подавлял в себе желание выбраться из этого ада...
- Си Джин, не ломись ты к ней в палату, - устало произнесла Мин Джу. – Там сейчас доктор, закончит осмотр, выйдет и все тебе скажет… Ты сейчас там будешь лишним, понимаешь?
- Лишним? – не понял Ю. – Как это лишним?
Злость чуть не разорвала его грудь, он буквально задохнулся злостью. Его жена сейчас там, в палате, не подающая признаков жизни. А он будет лишним? Это просто не укладывалось в его голове.
- Пойми, Си Джин, - лейтенант Со собралась и повернулась к стоящему возле двери другу, - она трое суток без сознания. Не в коме, нет. Просто не просыпается. Доктора уже голову сломали. Хён даже пригласил ведущего нейрохирурга, чтобы тот оценил её состояние. Но они пока выжидают.
- Что они выжидают? – ему не нравился тон, с которым произносила слова Мин Джу.
В них сквозила какая-то отчаянная безнадежность. Это пугало до обморока. Но майор Ю держался. Не давал себе раскиснуть. Его жена сильная. Она со всем справится. Надо ведь только подождать! И сам не верил в собственные мысли…
- По их словам, если в течение суток она не очнется, начнутся необратимые процессы в мозгу. Наступит кома…
Си Джин прислонился к стене не в силах слушать. В ушах гремело, казалось, что сейчас взорвется голова. Он не думал, что страх бывает именно таким – оглушающим, вязким, подавляющим волю. Он ведь никогда ничего не боялся. Никогда и ничего. Только в Уруке несколько раз почувствовал горечь во рту: у дверей карантина и в поместье Аргуса. Даже когда машина висела над пропастью, он знал, что делать. Даже когда на мину наехали… А теперь он не чувствовал ног. Как так? Они столько лет вместе, а поводов бояться за нее ни разу не было. А сейчас…
- Как ты можешь так спокойно это говорить? – не узнал собственный голос Ю.
Мин Джу на секунду опустила голову, посмотрев на свои руки. Левое запястье было забинтовано. Она какое-то время молчала, тяжело дыша, но потом откинулась, твердо взглянув в глаза Си Джину:
- Я врач. И мыслю, и оцениваю ситуацию не совсем, как ты. Я верю их словам, - она показала головой в сторону палаты Мо Ён, - потому что они тоже волнуются. Хотя бы из-за того, что она – твоя жена, и знают, какая будет твоя реакция, когда ты её увидишь. Здесь все знают о том, как сильно вы дорожите друг другом…
Она запнулась на мгновение, не в силах подобрать слова. Такие откровения лейтенанту Со давались нелегко.
Си Джин сполз по стене, обхватив голову руками. Он пытался слушать то, что ему говорила Мин Джу, но её слова проникали в душу и растворялись в боли, не облегчая её ни на сколько.
- Она хороший специалист, - продолжила говорить Со, - у неё золотые руки…
- Руки? – прохрипел майор Ю.
Он вскинул голову, глядя на Мин Джу.
- Мне сказали, что её руки очень сильно обгорели… Как же она без рук-то? – он поднял свои ладони, словно попытался представить, каково это – быть без рук. – Она же хирург.
- Операция может помочь. Но сейчас её проводить нельзя, - будто сама с собой заговорила Мин Джу. – Пока Мо Ён не придет в сознание. Поэтому придется ждать…
- А если заражение?
- Медперсонал за доктором Кан присматривает так, будто она их мать. В палате всегда кто-то есть…
Свет в коридоре был приглушен. И тишина, скользящая вдоль стен, раздражала нервы. Майору необходимо было что-то говорить, кого-то слушать. Хоть что-то делать, потому что по-другому он не умел. Его всегда фонтанирующая энергия готова была прорваться с плачем, но с непривычки заставляла шире открывать глаза, хватая ртом воздух. И все, что он мог сделать, это заставить себя сконцентрироваться, обдумать каждое слово, проконтролировать каждый вдох и выдох. Майор несколько раз больно ударил себя в грудь, пытаясь прийти в себя. И лишь через какое-то время смог немного успокоиться. Внутри все перемешивалось: горе, тревога, боль, надежда…
- У нас только сутки? – тихо спросил Си Джин.
- Да, майор, только сутки, - ответила Со с горечью.
Майор все-таки не смог совладать с эмоциями и, почувствовав жжение в глазах, резко обхватил голову руками.
«Мо Ён, родная, ну, как же так? Что ж ты полезла в это пекло?»
И сам тут же ответил на свой вопрос: потому что она не умеет по-другому. Потому что спасение жизней – её работа, её предназначение. Потому что сам поступает так же раз за разом, выполняя ли приказ, или руководствуясь собственными понятиями чести. Он готов в огонь прыгнуть, чтобы спасти, а что сделала она? Она тоже прыгнула в огонь. Чтобы спасти. До Ёна…
- Она накрыла его своим телом, да? – голос отказывался подчиняться. – И приняла ударную волну на себя.
Си Джин словно говорил сам с собой, потому что Мин Джу не отвечала. А он продолжил тихо, словно читал буддийскую мантру:
- Если бы не спецкостюм, то Мо Ён обгорела. Но пострадали лишь руки. И голова… До Ён в порядке? – спросил он и сам же ответил: - До Ён в порядке. И это самое главное. Потому что, если бы с ним что-то случилось после этого…
Он замолчал, глотая слова. Мин Джу подошла к другу и присела рядом с ним:
- Я бы тоже себе этого не простила бы, Си Джин. Это я попросила Мо Ён найти его, потому что волновалась. Он не отвечал по рации. Оказывается, он уже был без сознания. И если бы они оба погибли, мы бы ушли вслед за ними. Но До Ён в порядке, да…А Мо Ён – нет. И ты не торопись «не прощать», я тебя прошу. Она выкарабкается, потому что тогда все неправильно! Си Джин, я тебя прошу, прости нас с До Ёном! - кричала Ми н Джу. - Прости нас, ради бога! Потому что мы сами себе не простим, если Мо Ён не очнется! Прости!
Она упала ему в руки, плача и крича о прощении. Но майор на какое-то время застыл. Лучший, самый родной друг, спасенный его женой, сейчас лежал совсем рядом, в палате для легкораненных. А вот Мо Ён...
- Прекрати, - тихо попытался вырваться из рук подруги Си Джин. - Прекрати её хоронить, я тебя прошу...
Они не заметили, как из палаты Мо Ён вышли врачи. Только по деликатному покашливанию майор Ю понял, что надо хотя бы подняться и отдать честь вышестоящему начальству.
- Си Джин, - как-то мягко, по-отечески, произнес подполковник Хён, - пройдите со мной в кабинет.
- Вы можете не беспокоиться, с ребенком все в порядке.
Ю смотрел в окно, пытаясь найти возможность сосредоточиться, чтобы не слышать в слова главврача безнадёги. Мин Жэу ему итак все рассказала, что нового ему скажет престарелый военврач? Но тут что-то словно щелкнуло...
- Ребенок? - он сначала не понял значение этого слова. И как только...
- Восьмая неделя. Разве доктор Кан вам не сообщила?
И сразу что-то обрушилось на плечи Си Джина. Мо Ён беременна?
- В смысле, - попробовал сосредоточиться на словах врача майор, - наш с Мо Ён ребенок в порядке, а его мать нет?
- Да, есть загвоздка...
- Вы это называете так просто - загвоздка?
Он не в силах был не то, чтобы что-то говорить, но и вообще соображать. Но ситуация казалась патовой...
- Доктор Кан приняла на себя весь удар, закрыв собой товарища, - говорил главврач очевидное, - поэтому она так пострадала. Но осталось совсем мало времени, понимаете? Завтра в полдень мы начнем реанимацю. Поставим её на искусственное дыхание. Попробуем спасти хотя бы плод...
- Плод? - не сразу понял Си Джин. - Это вы нашего ребенка плодом называете?
- Майор, это терминология, вы ведь понимаете, что у меня нет ни времени, ни желания сейчас вам что-то рассусоливать...
- То есть наш ребенок - плод, а вы сейчас рассусоливаете? - начал выходить из себя Си Джин.
- Майор! - подполковник вскочил. - Возьмите себя в руки! Ваша жена отдавала долг родине равно как и вы. Она защищала пострадавших в катастрофе. Понятно, что она подвергала свою жизнь и жизнь вашего общего ребенка опасности, но это было её волеизъявление. Поэтому не стоит сейчас искать виновных! Просто наберитесь терпения, черт вас дери!
И возникла пауза. Си Джина словно приковало к креслу.
- Просто идите к жене. Она - героиня. Самая великая женщина, которую я когда-либо встречал. И сейчас главное - вывести её из того состояния, в котором она сейчас пребывает.
Примечания:
Котята мои, простите.