Долг

Орлеан был приятнее. Несмотря на серьёзный мороз и занесённые снегом улицы, Орлеан был куда приятнее Лондона. Не так давно Луи считал, что многие его чувства ушли вместе с Линой. Он был неспособен любить, сопереживать, ликовать, восторгаться; даже образ будущего не мог укрепиться в его воображении. Теперь вновь давали о себе знать давно забытые эмоции. Луи искренне радовался своему возвращению в родной город. Но куда больше настроение поднимало то, что ему удалось прибыть именно в этот день. Словно знак свыше, подсказывающий, что всё наконец-то образуется. Знакомый забор зажёг в душе искорки волнения. Как его встретит Фабрис? Будет ли упрекать? Придётся ли держать ответ за свои действия? Что стало с Арлетт? Как она справилась с обрушившимися несчастиями? — Стой! Ты ещё кто? — Хватило одного взгляда, чтобы охранник-ассасин у ворот понял свою ошибку и, пытаясь скрыть удивление, пробормотал: — Простите, Луи, не признал. Вас так долго не было… Мне сообщить Фабрису? — Я сам. Ассасин добрался до крыльца, замер на секунду и распахнул дверь. Поначалу его встретил лишь привычный холл, согревая память и душу. Но почти тут же, будто несколько недель только этого и ждали, взрывом эмоций объявились Ланс и Ромен. — Луи-и-и! — Эй, как ты? — Ребята, тут Луи! Луи вернулся! Знакомые и незнакомые люди окружили ассасина, хлопали его по плечам, жали руку, задавали вопросы, шутили и смеялись. Луи затянуло в водоворот общего ликования, заразило хорошим настроением, но в данный момент только два человека имели для него значение. Те, которых здесь не было. Из карусели лиц и рук возник мастер Винсан. Удивительно, но старому ассасину легко удалось пробиться к герою торжества. — Дело сделано? — негромко, но отчётливо спросил он, приблизившись. — Сделано, — кивнул Луи. — Тогда следуй к Фабрису. Стараясь ответить всем и каждому, не пропустить ни единого рукопожатия, рассыпаясь в благодарностях, ассасин пробирался к лестнице. — Спасибо. Да, хорошо. Отлично, спасибо, — бормотал Луи, думая о том, насколько проще было сражаться с тамплиерами. Наконец, с помощью намёков и многозначительных взглядов ему удалось добиться уединения, и, пока все обсуждали организацию праздничного мероприятия, ассасин поднялся на второй этаж. Прямо, до последней двери. Десятки раз он проделывал этот путь: просто проведать отца, взять новое задание, похвастаться своими успехами, сообщить о решении отправиться в Париж, рассказать о беременности Лины… Сейчас было труднее всего. С очередным шагом коридор лишь удлинялся, а мысли об отсрочке встречи казались всё разумнее. Луи мотнул головой, прикрыл глаза и, напомнив себе, что он уже давно не ребёнок, в четыре шага оказался у нужной двери. И распахнул её. Обстановка не изменилась, как и не изменится, наверное, никогда. Фабрис, сцепив руки и наклонившись вперёд, был на своём излюбленном месте — за столом. По лицу его, как это нередко бывало, совершенно ничего нельзя было заключить. Может, он невероятно рад возвращению своего приёмного сына, но хочет скрыть это под маской недовольства, а может, мастер-ассасин сейчас в ярости от немыслимых действий Луи. Из-за спины Фабриса высунулась маленькая Арлетт с таким же нечитаемым выражением лица. Вот только у девочки, в отличие от ассасина, это работало само по себе, в качестве защитного механизма. За исключением иллюзии, Луи никогда не видел свою дочь такой молчаливой. Будто малышка не узнавала его. Шло время, и молчание становилось всё гуще. Иногда с первого этажа доносились отрывки радостных обсуждений, но они лишь нагнетали обстановку. Не так Луи представлял себе эту встречу. Он понимал, что должен заговорить первым. Но что сказать? Попытаться всё объяснить? Безропотно покаяться, признать вину? Может, начать с того, как сильно он скучал? Или же просто перестать беспокоиться. В конце концов, это — его дом. Его семья. И Луи сказал. Сказал вещь простую и очевидную, но уверенно, без тени сомнения. — Я вернулся. Вместо ответа Фабрис встал и обнял Луи. Сжал так крепко, с такой любовью, как никогда в жизни. Ему не нужны были громкие речи, оправдания, просьбы о милости и прощении. Он жаждал лишь возвращения своего сына. И всё. К мужчинам робко подошла Арлетт. — Папа? — проговорила девочка, смотря себе под ноги. — С Днём рождения, проказница, — улыбнулся Луи. Впервые за долгое время. Дочка подняла голову, встретилась с ним взглядом и улыбнулась в ответ. Впервые за долгое время.

* * *

Со временем бешеный поток жизни замедлился, приобрёл спокойное, плавное течение. Луи рассказал о пережитом приключении, о судьбе Алена, о гибели ассасинов Лондона; Фабрис внимательно выслушал, пообещал связаться с бюро в Кроули и больше не задавал вопросов на эту тему. Вдвоём они управляли орлеанским Братством, командовали ассасинами, брали на обучение новичков. Перестав грезить о великих подвигах, оставшись со своей семьёй, Луи обрёл мир и покой. Понимая, что вырастить Арлетт в одиночку будет трудно, он всё чаще приводил девочку в Братство, невольно прививая ей образ жизни ассасинов. Каждый вечер они возвращались в свой дом, подаренный когда-то Фабрисом. Перед сном Луи рассказывал дочери истории о легендарных ассасинах прошлого. Когда девочка засыпала, представляя себя в одном ряду с благородными героями, Луи уходил в другую комнату, ложился в постель и надевал на голову Венец Эдема, погружаясь в миры собственных иллюзий. Туда, где его ждала любимая.