Отрава, магия, любовь

О том, что близ Клана появилась колдунья, Гай узнал случайно, от деревенского старосты: тот помощника шерифа боялся, как черт ладана, но баба, ведущая себя непотребно и безбожно, возмутила его всерьез. «Живет, значить, на отшибе, постоянно дрова жжет — а ведь лето на дворе! — да еще и помощи не просит. Куда это годится?» Гай только плечами пожал: его колдунья не интересовала. Пока от нее нет вреда — пусть себе живет. А натворит чего... Ну, если натворит, тогда это уже дело милорда. Скажет: «Взять!» — и возьмут. Епископ в их края заглядывал редко, поэтому дела церковные шли ни шатко, ни валко, а отец Николас, настоятель церкви святой Марии, прекрасно уживался с той же Матильдой. Даже, по слухам, частенько хаживал к ней в гости — то ли сидр пить, то ли еще что. Это, опять же, Гая мало беспокоило. У него хватало других забот, главная из которых называлась «шериф замучил», а вторая, чуть попроще, — «Гуд достал». В тот день голова болела от обеих сразу, поэтому Гай отправился спать рано, сразу после вечерни, предвкушая мягкую постель и кубок бургундского. Бургундское он припас давно — заезжий купец не соврал, расхваливая свой товар: вино оказалось отменным, так что помимо бочонка, закупленного Вейзи, Гай взял два галлона лично для себя, ибо пить за счет шерифа ему осточертело. Сие было странно, но вполне объяснимо: терпение у него было далеко не безграничным, а после смерти Мэриан вообще держалось на волоске. Увы, предвкушаемый отдых был грубо прерван, причем не милордом, и даже не Гудом, а самим Гаем. Войдя в спальню, он замер прямо на пороге: в воздухе витал едва уловимый чужой запах. Свежескошенная трава, вода, что-то еще... В спальне кто-то побывал, и этого кого-то Гай не знал. Нюх у него — может быть, благодаря длинному носу, — был очень и очень неплохой. От стражников пахло кожей и потом, от Вейзи — восточными благовониями и потом, от крестьян — навозом, землей и потом... Нет, этот запах ему точно знаком не был. Значит, здесь был чужак. Ну что за жизнь! Гай обвел спальню пристальным взглядом. Вроде бы ничего особенного, обычный беспорядок, который милорд называл словом, в обществе не принятым. Гай с шерифом не соглашался: по его мнению, все лежало на своих местах, найти было легко, а убираться он не разрешал потому, что его и так устраивало. Сапоги привычно торчат из-под кровати — недаром он на них наступает каждое утро (и сна как не бывало); рубахи свисают с подоконника, свечи разбросаны по столу... Это тоже хорошо, свечи должны равномерно распределяться, чтобы не приходилось лазить за ними по сундукам. Определенно ничего не взяли. И тайничок в углу цел — это Гай определил по толстому непотревоженному слою пыли. Тогда что посетителю было нужно? И вообще — кто посмел? С сожалением распрощавшись на время с мечтой о спокойном сне, Гай открыл дверь и заорал. На вопль прибежали стражники с лестницы. Судя по их количеству — с нескольких этажей. Выругавшись для порядка, Гай задал самый главный вопрос: — Кто здесь был? Стражники переглянулись. — Отвечать! — Никого, сэр Гай! Хор был настолько дружным, что Гай заподозрил неладное и сунул ближайшему стражнику в зубы — опять же для порядка. — Не врать! Стражники снова загомонили, теперь уже вразнобой. — Никого, сэр Гай... — Ей-богу, провалиться мне на этом месте!.. — Гарри, не кощунствуй!.. — Не было никого, не было! Глаза у них были тупые-тупые, как после хорошей порции эля, но Гай, принюхавшись, запаха не ощутил. Вот ведь... — Свободны. Похоже, расследование надо было отложить до завтра. Может, злодей явился с утра, когда караул несла другая смена? А он утром ездил в Локсли. Но идти в казарму, разыскивать эту самую смену Гаю было безумно лень. Спать. Все завтра. Но сначала — вожделенное бургундское. Он выволок из-под кровати бурдючок с вином и застыл. Под кроватью пахло еще сильнее, чем в комнате. Вскоре беспорядок в спальне стал еще беспорядочнее, чем обычно. Гай страдал из-за разбитой мечты, и страдал со вкусом. Напоследок он перевернул стол ножками кверху, вышвырнул в окно коварный бурдюк вместе с одной из рубах и, тяжело дыша, остановился. Похоже, с отдыхом ему сегодня не повезло. *** Наутро Гай сразу вытащил жирного карася: первый же отловленный в казарме стражник, во-первых, оказался из вчерашней первой смены, а во-вторых, рассказал удивительную вещь. — Две недели уже тому будет. Ну... такая... белобрысая. Ничего так, все при ней. — Дальше! — А дальше — ничего. Я ж службу понимаю! Не пропустил я ее. И денег не взял, ни пенса. А она целый фунт давала, да... — Мейсон тяжело вздохнул, вспомнив приятный блеск этого фунта, его вес — ну да, подержал в руках, а что, нельзя? — и саму девицу, предлагавшую взятку за то, чтобы ее пропустили в спальню помощника шерифа. Во дура-то. Сэр Гай сначала бьет, а потом думает, это всем известно. Вольно ж ей так рисковать. Его размышления о несбывшемся прервал подзатыльник — хорошо, что подшлемник смягчил удар. — И кому еще она предлагала? — настойчиво повторил Гай, сопроводив вопрос вторым подзатыльником. Мейсон шмыгнул носом. — Не знаю, сэр Гай! Я ей сказал, что мне служба дороже, а кто что еще сказал — не знаю. — Господи, откуда вы такие беретесь! — вырвалось у Гая, явно забывшего, что стражников он отбирал лично. Мейсон мудро не стал ему об этом напоминать. День прошел впустую. К вечеру Гай был вынужден признать, что либо утратил навыки, либо подчиненные отрастили слишком толстую шкуру: в общении с невнятной девицей больше никто не признался. И судя по тому, как упорно все стояли на своем, добиться вразумительного ответа можно было только с помощью палача — а использовать палача без разрешения милорда себе дороже. Да и нехорошо как-то. Но главное — шерифу знать о случившемся точно не стоило. Он-то, конечно, помог бы, он умный. Однако идти к нему на поклон не хотелось до тошноты, и вообще, было как-то стыдно. Это ж надо — уже девицы за него деньги платят! Впрочем, поразмыслив и сопоставив девицу и испорченный бурдюк, Гай пришел к менее лестной и более жуткой мысли: его хотели отравить. И почти это сделали — если б не его нюх. *** Всю неделю Гай был очень занят. Настолько занят, что милорд Вейзи задумался, не заболел ли его помощник? Выловить его в Ноттингеме стало практически невозможно: по словам стражников, капитан ездил по окрестным деревням и беседовал с простым людом. Подслушать, о чем он беседует, не удавалось — стоило кому-нибудь подойти ближе, чем на двадцать футов, как Гисборн свирепел и хватался за меч. Выяснив же, что чаще всего тот разговаривал со старухами, Вейзи почти уверился его в безумии. Старухи, по его, шерифа, мнению, годились только на сбор хвороста и качание младенцев. Но детей у Гисборна не было, а если он задумал сделать из бабок лесных шпионок... Нет, спятил, определенно спятил! К такому выводу в конце концов пришел милорд и завел себе еще один кинжал — на случай, если придется отбиваться от взбесившегося помощника. Вейзи несколько ошибался. Спятить Гай еще не успел, хотя и был к тому близок. Во-первых, ему начало казаться, что за ним кто-то постоянно следит. Шорохи и скрипы в коридорах замка списать на привидения было невозможно: таковые водились исключительно в подземелье и подвалах, выше не поднимались. Во-вторых, стражникам, несмотря на строгий наказ бдить, а также хватать и вязать подозрительных девиц, веры не было никакой: они до полусмерти напугали двух служанок и одну крестьянку, что привезла продавать в замок репу, и, разумеется, ошиблись. Впрочем, это еще ничего не значило. Наверняка злодей просто переоделся или подкупил какую-нибудь дурочку, которая теперь спряталась подальше и сидит тише воды, ниже травы. В-третьих, Гай решил обезопасить себя от яда, и как раз с этой целью разъезжал по деревням. Смерти он не боялся, но и на тот свет попасть не спешил. Особенно таким способом. Умереть от яда — недостойно для рыцаря. В Клане пришлось отбиваться от старосты, который снова нес чушь о колдунье и ни слова не сказал о том, у кого есть козлы. Ну, или козы. По правде говоря, это было неудивительно: вопрос о козах-козлах староста пропустил мимо ушей, настолько непривычно звучал интерес к рогатой живности в устах помощника шерифа. Старосту Гай даже бить не стал. На примере Вейзи он давно усвоил: если у человека голова на чем-то свернута, развернуть его обратно невозможно — пока сам не придет в себя. Так что он прервал стоны про колдунью на полуслове и отбыл искать козлов и коз самостоятельно. И нашел, конечно. Бабок с козами в окрестностях Ноттингема была уйма. Вот только ни одна не согласилась, даже за большие деньги, прирезать свою животину, чтобы добыть из желудка волшебный камень безоар — первейшее средство от ядов, как слышал Гай еще в детстве. Вот где ведьмы-то! Понимают же, что ему очень надо — а ни в какую. От безысходности Гай побывал у Матильды, вернувшейся в Локсли полгода назад, но та его и на порог не пустила. Притворилась, что дома никого. А взламывать дверь и доказывать обратное он постеснялся: вдруг на самом деле никого? Выставить себя болваном перед подчиненными не хотелось, они и так наверняка думали, что с ним не все ладно. И, в общем, были правы. Спасение пришло от давешнего купца. На сей раз он привез в Ноттингем не только вино — на него Гай и смотреть сейчас не мог, — но и разные диковины с Востока. Гвозди и щепки от креста Господня, кусочек плащаницы, камешки с Голгофы, волосы русалки (и кому нужна эдакая пакость?), драконью чешую и шкатулку с драгоценными камнями. По словам купца, от каждого камня проистекала некая польза, и говорить об оной пользе он был готов долго и красиво. — Вот этот сапфир. Смотрите, господин, как переливается, какая чудесная звезда! Помогает от падучей. Если пить воду, настоянную на сапфире, голова всегда будет ясной и мудрой. А вот топаз. При малокровии хорош. И если суставы болят — нет ничего лучше топаза. Бесценный, бесценный камень!.. — У меня не болят суставы, — перебил купца Гай, но тот не сдавался. — Молодость — счастливая пора. Но в старости... — У милорда тоже не болят. — Хорошо-хорошо, не сердитесь, господин. Смотрите лучше, какой дивный карбункул. Камень воинов! И при легочной хвори полезен. А вы, господин... — Легочной хвори у меня нет. — Зато вы воин, — купец умильно заглянул Гаю в глаза. — И если повесить на шею этот замечательный камешек, стрелы и копья будут от вас прям таки отскакивать! — А мечи? — невольно заинтересовался Гай, но тут же опомнился: — Что ты несешь! — И мечи, конечно! — купец стукнул кулаком по ладони. — Карбункулы — они такие! — Я предпочитаю доспехи... Эй, а это что? Бирюза, кажется? — Гай ткнул пальцем в нежно-голубой камушек с коричневыми прожилками. — О да... — протянул купец и выложил заинтересовавшую потенциального покупателя безделушку на стол. — Священный камень царей и жрецов. Спасает от ядов. — Это как? — Бирюзу опускают в кубок. И если она меняет цвет — напиток отравлен. — Ничего себе! — Гай, воспрянувший было духом, представил себя с мешком бирюзы про запас и расстроился: — Это ж сколько ее надо! — Нужен совсем крохотный кусочек, — успокоил купец. Глаз у него был наметанный, и интерес покупателя надо было подогреть. Тем более что он даже не врал. Почти. — А еще, господин, у меня есть настоящая редкость. Я оставил ее в таверне, под присмотром охраны. Правда, я везу эту вещь в Лондон, но если вас интересует защита от отравы... — Интересует! — торопливо сказал Гай. — Что за вещь? *** Робин Гуд на улицах Ноттингема — такая обыденность, что о ней даже говорить не стоит. В капюшоне ли, без капюшона — благодетеля бедных и униженных узнавали сразу. Правда, в таком опознаваемом виде Робин обычно расхаживал только по надежным кварталам, а ближе к замку предпочитал изменять внешность куда более серьезно. На сей раз был именно такой случай. Таверна «Ангел и корона», в которой, по слухам, подавали приличный, не чета мачеву, эль, находилась почти под стеной замка. Поэтому Робин пожертвовал небритостью (все равно растет быстро), любимым зеленым плащом и натянул рясу: брат Тук ее давал хоть и неохотно, но все-таки давал, причем всегда прибавлял, что негоже зарывать талант в землю, имея в виду то ли способности Робина к маскировке, то ли собственно рясу. Монахи любят эль не меньше мирян. Примером тому была братия из Лентонского аббатства, не раз попадавшаяся шервудским разбойникам на лесных дорогах. За подаянием они ходили такой толпой, что Мач недоумевал, кто ж остается в монастыре на хозяйстве. Подаяния, к слову, у них почему-то набиралось мало — по крайней мере, в кружках более полушиллинга не водилось. Монахи, пугливо озираясь по сторонам, сетовали, что народ нынче пошел скупой и безбожный, но упитанные животы и сизые носы намекали на то, что святые отцы нахально врут. Да и элем от них разило, как из бочки. В общем, Робин счел, что для знакомства с элем в таверне «Ангел и корона» ряса — самое оно. И не прогадал. Он попробовал все сорта, особо высоко оценил эль светлый, договорился о покупке одной бочки (две — эдак и спиться недолго), оставил задаток и с чувством выполненного долга отправился обратно. Точнее, попытался отправиться — потому что у лестницы, ведущей на второй этаж, к жилым комнатам, Робин столкнулся с Гисборном. Тот нежно прижимал к груди небольшой сверток и бормотал что-то себе под нос. Робин сделал стойку. Не то чтобы ему было очень интересно, что там лелеет Гисборн, главное — не очередного младенца. Но почему бы и не выяснить? Робин чуть приотстал, пропуская недруга в дверь, подождал, пока тот выйдет из-под фонаря, висевшего над крыльцом таверны, и кинулся вперед. Гай громко выругался. Чокнутый монах толкнул его так, что драгоценная покупка вылетела из рук и брякнулась на мостовую. Кусок шелка, в который она была завернута, размотался и вообще чуть не улетел от порыва ветра, но ему удалось поймать и то, и другое. Точнее, драгоценность-то он не поймал, а подобрал, но, вернувшись под фонарь и внимательно ее оглядев, с облегчением понял, что все нормально. Монах же, пробормотав невнятные извинения, быстро исчез в темноте. Придурок. Хотя негоже так говорить о слуге Божьем. *** — Нет, ну вот зачем, а? — Мало ли. На свете много чего такого, что нам и не снилось. И мудрецам тоже. — Ты, Джон, что-то частенько философствуешь в последнее время. — Чего-чего я делаю? — А, нет, показалось. Но все же, зачем Гисборну козлиный рог? Робин уже вернул рясу отцу Туку и теперь пытал товарищей загадкой, мучившей его самого. Таинственный сверток, который Гисборн прижимал к груди, оказался всего-навсего рогом козла, только зачем-то слегка оструганным. Гисборн и козлы сочетались... неплохо. Но смысла в этом сочетании, кроме ругательного, не было никакого. — Может, он решил жениться? — робко высказался Мач. Робин поднял бровь: — И?.. — Ну... — Мач зарделся как девица. — Готовится. — Что?! — Жены — они разные бывают, — прогудел Маленький Джон, в отличие от Робина сразу уловивший мысль Мача. Робин поперхнулся. Дружный хохот сотряс Шервуд.