Дотянуться до тебя

      Жизнь любит ставить нас на колени. Показывать кто ты и где твоё место. Сегодня ты на вершине, а завтра будешь валяться в сточной канаве из которой ты выполз много лет назад. Сегодня ты победил, а завтра проиграешь себе и своим принципам. И это нормально. Это, в какой-то степени, даже правильно. Иначе и быть не может.       Когда я захожу домой, то сразу обращаю внимание на звук телевизора с кухни. Значит, оба родителя сейчас там. Отлично. Нацухи тенью следует за мной и не проронил не единого слова после того, как мы покинули спорткомплекс. Забавный ребёнок. Столько силы и решимости было в его глазах до того, как он произнёс фразу, выбившую почву из-под его же ног. Стягиваю кроссовки и на ходу расстёгиваю молнию на спортивной сумке. Медленно, как истинная королева, вальяжной походкой захожу на кухню. Мама опять что-то стряпает стоя за плитой, а отец, как обычно, листает какую-то книгу. Буквально заставляю себя сделать непроницаемую для эмоций маску и титанические усилия понадобились для того, чтобы не скривиться, увидев выжидающий взгляд отца. Ждёшь? Ну так получи! Сжимаю в кулак атласные ленты и выдёргиваю медали из сумки, как кролик морковку; те с громких звоном «брякаются» на кухонный стол. Отец откладывает книгу и по взгляду понятно: считает. Шесть. Шесть золотых.       — Надеюсь, тебя это устроит. — поворачиваюсь спиной и едва нахожу в себе силы не сорваться на бег. Не унижусь. Не перед ним.       — Ты можешь и лучше. — доносится уже в спину. Ненавижу. Всей душой его ненавижу.       — Как это: лучше? — останавливаюсь, и кажется, что ядом, которым наполнен вопрос, можно убить всю префектуру. — Привести всё золото национальных?       — Почему нет?       — Потому что я не машина, а живой человек. Представь себе я тоже чувствую: голод, усталость, боль.       — Надо же, никогда не замечал. — фыркает и, даже не посмотрев в мою сторону, возвращается к книге. Тоже фыркаю, а внутри словно кислоту разлили. Все адски пылает, жжёт и, как будто, гноится. Слезы, совсем не нужные сейчас, раздражают глаза. И в голове набатом бьется лишь одна мысль: «Лишь бы добраться до комнаты.».       Не знаю, откуда во мне нашлись силы и воля, но до своей комнаты умудряюсь дойти нормально. Не срываюсь на бег или жалобный вой. И стоит двери за моей спиной закрыться, а защёлке принять горизонтальное положение, как что-то внутри обрывается. Так привычно и, почти, нормально, что сил чему-то удивляться почти не осталось. Скидываю одежду на пол и тут же падаю на кровать. Усталость наваливается почти мгновенно, голова кружится и даже лёжа появляется ощущение, будто я нахожусь в кружащем вокруг своей оси вертолёте. Так плохо, что умереть хочется. Но вместо этого просто набираю в лёгкие побольше воздуха и закрываю глаза. Под веками вспыхивают пульсирующие алые круги. Но сейчас, даже это не способно заставить меня остаться в сознание.       Просыпаюсь ближе к полудню от звонка мобильного телефона. Как обычно пытаюсь нашарить его около себя на простыни, но очень скоро понимаю, что звук приглушённый и идёт откуда-то с пола. И ведь точно, вчера я так и не вытащила его из сумки. С трудом отрываю, словно налитую свинцом, голову от подушки и поэтому почти сползаю на пол. К этому времени телефон уже замолкает, но в противовес этому почти сразу же проходит сообщение. Ещё одно. И ещё. Наконец-то дотягиваюсь до телефона и заставляю принять более менее приличный вид свою растекшуюся по полу тушку. Упираюсь спиной в каркас кровати и снимаю мобильный с блокировки. Над иконкой с вызовами горит, почти призывно, количество пропущенных звонков: «25». А дополнением идут за полсотни непрочитанных сообщений. Тяжело вздыхаю и решаю посмотреть, кто так активно названивает мне последние двенадцать часов минимум. Десять пропущенных от Юми, по два от Тобио и Кея, ещё два почему-то от Нацухи и оставшиеся девять от тренера. До проверки сообщений дойти не успеваю: телефон вновь разрывается от звонка. Звонит Андо-сан. Тяжело вздыхаю и нажав на приём, чисто интуитивно, убираю телефон подальше от уха.       — О Ками-сама, я наконец-то смог до тебя дозвониться! — сообщает мужчина на повышенных тонах и громко выдохнув начинает говорить менее громко. — Где тебя носило?       — Дома я была. — прочищаю горло, но даже после этого голос хрипит. Чувствую себя жалкой и разбитой. И страшно представить, какой мой голос, искажённый динамиком и сетью.       — Как себе чувствуешь? — голос вмиг понижается и становится до ужаса ледяным. Андо-сан всегда так делает, скорее всего неосознанно, когда, действительно, волнуется. — Апатия, усталость, сонливость, раздражительность? Есть симптомы?       Прислушиваюсь к своему организму и понимаю:       — Всего понемногу.       — Значит так: два дня отдыха от тренировок. Сегодня, завтра и послезавтра!       Закатываю глаза и киваю, как будто собеседник меня видит. Да собственно плевать; куда там идти против паровоза.       — Так, зачем звонили то?       — Ах да. — мужчина вздыхает и прочищает горло. — Со мной вчера связался агент из молодёжной сборной. — слушаю его с замиранием сердца. Кажется, уже знаю, что он скажет и сердце, словно ошалелое начинает колотиться в груди. — Тебя приняли в молодёжную сборную. Твои вчерашние результаты стали для комиссии весомым поводом для того, чтобы не ждать окончание национальных.       — Вы серьёзно? — шепчу, едва размыкая губы. В лёгких едва хватает воздуха на редкие вдохи, а сил на один единственный выдох полной грудью нет совсем.       — Разумеется. — почти физически чувствую, как он одобрительно хлопает по плечу. — И ещё. Какой-то умник снял и выложил в сеть видео, где ты обогнала Имай. Информация неофициальная, но теперь ты первая в списке на зачисление в сборную. Имай, разумеется, вторая.       Молчу, потому что от переизбытка информации и эндорфинов голова начинает болеть ещё сильнее, а сердце, того гляди, проломит ребра и побежит куда-то вдаль. Чертовски больно и хорошо одновременно.       — Нитами?       — Да…       — Отдыхай, как выйдешь, поговорим.       По ушам режут частые гудки. Телефон выпадет из ослабевших пальцев и теряется где-то в ворсе ковра. Едва нахожу в себе силы подняться на ноги и шатаясь, направляюсь к двери. Поворачиваю защёлку и стоит открыть дверь, как сразу же натыкаюсь на полный искреннего удивления взгляд. Отец. Просто стоит напротив и смотрит, как будто увидел меня впервые в жизни. Воспоминания о его вчерашней выходке все ещё свежи и сил уже нет даже на то, чтобы не кривиться при виде его лица. Я истощена. Готова признаться себе самой, что: «да» не потянула. «Да» тяжело. И «да» мне нужна поддержка, если не семьи, то кого-то из тех, кто близок со мной. Потому что брать одну медаль за другой и не оглядываться назад просто. Просто, если таких медалей две или три, но теперь, когда я замахнулась на шесть, сдаёт не организм, нет. Сдают нервы. Наружу пробирается страх. Страх, который до этого я не испытывала.       Проскакиваю мимо отца в ванную и даже не закрыв дверь, выкручиваю кран с холодной водой на полную и опускаю голову под упругие ледяные струи. Холодные капли попадают за шиворот и дрожь пробирает до самых пяток. Набираю в ладони воды, плескаю на лицо и только когда перестаю чувствовать абсолютно все, перекрываю кран. Кажется, совсем немного отпустило. Но собственное отражение пугает: волосы взъерошены, под глазами залегли темные тени, кожа неестественно бледная, а взгляд пустой. Как будто это не мне немногим ранее сказали едва ли не самую важную новость за этот год. Как будто невиданная науке машина заставила меня вернуться в своё тело годом ранее. Мысли, чувства и состояние почти идентичны. Почти отзеркалены с разницей в год. И только это маленькое «почти» заставляет зажмуриться до белых пятен под веками и, хорошенько хлопнув себя по щекам, выйти из ванной комнаты. «Почти» — только чудом заставляющее не уйти в чёрный омут с головой.       Захожу в комнату и едва удерживаю в себе разочарованный вздох. Отец сидит на краю кровати и взглядом изучает десятки наград на полках. Их так много, что не с первого раза можно посчитать их правильно. Молча стою на пороге не имея желания находится с ним в одном помещение. Отрывает взгляд от полок и встречается со мной взглядом. Кивает, как бы приглашая меня войти. Очень смешно. Иронично даже. Хотя куда там до иронии, если внутренние демоны воют и режут внутренности только от одного присутствия этого человека. Не страх, а чистая ненависть.       — Что-то хотел? — делаю шаг лишь для того, чтобы закрыть дверь и упереться лопатками в неё.       — Лишь хотел спросить. — отец встаёт на ноги и, кажется, пытается морально надавить на меня. Пытается, потому что у меня не осталось сил тягаться с ним; не сдалась, просто сейчас мне абсолютно наплевать на его попытки подавить мою волю. На мой немой вопрос отвечает чуть надменным взглядом. Сука.       — Зачем ты вернулась?       — Побеждать. Разве это не очевидно? — кивает, как будто этот ответ его устроил. Но нет, шестое чувство вопит сиреной о том, что отец припас что-то ещё.       — Если то, что я вижу: цена за победу, то возвращение стало твоей самой большой ошибкой.       — Мне все равно, пока я буду побеждать.       — Ты уже не побеждаешь, показывая всем свой потенциал. Ты вырываешь победу у других, чтобы тебя вновь заметили. Не ты решила вернутся, тебе просто позволили это сделать.       Удар ниже пояса. Ровнёхонько так, будто весь вчерашний вечер, ночь и сегодня утром примерялся для удара; метил, куда же будет больнее всего. Воздух застревает в легких, в глазах и без того темно, так ещё и от недостатка кислорода картинка пропадает на несколько секунд. Закрываю глаза, как мне показалось на мгновение, а когда открываю то уже лежу на кровати. На улице если не глубокая ночь, то точно вечер. И это выбивает из колеи. Потери сознания были почти новинкой. В голове восхитительно пусто, а в теле приятная легкость. Выспалась? Немного восстановилась? Наконец-то почувствовалась всю ту усталость, что не один месяц наваливались на мои плечи? Стоило грузу стать неподъёмным, как его вес в ту же секунду сломал мои плечи.       Поднимаюсь с кровати и ставлю ноги на пол. Пытаюсь найти телефон, но его уже привычно нет на месте. Вон он, отсвечивает тусклым экраном на столе. Встаю на ноги и делаю один крохотный шаг, как по затылку обжигает тупой болью, в глазах темнеет и координация сбивается. Едва успеваю схватиться за спинку кресла, чтобы позорно не упасть лицом вперёд. Но даже от этого действия грохот отъехавшего в сторону стула кажется адским. Того гляди на этот грохот сбегутся все обитатели дома.       Да только никто не появился. Облегченно вздыхаю и наконец-то добираюсь до своего мобильного. На экране мигает иконка сообщений, почти все они остались непрочитанными утром. Последнее сообщение, как бы это не было странно, от Нацухи: «Уехали к тетушке, вернемся завтра вечером.». Единственное, за что я благодарна родителям, так это за любовь навещать всех возможных родственников. Пролистываю ленту сообщений, где добрые три четверти это уведомления от оператора о пропущенных звонках. И среди всего этого вороха чепухи взгляд выцепляет одно единственное приятное взору сообщение. «Поздравляю с победами.». Интересно, как долго Тобио ломался и краснел, пытаясь отправить заветные слова? Усмехаюсь и едва не роняю телефон, когда он начинает вибрировать в моих руках. От взгляда на имя абонента, брови медленно ползут вверх. Неужели мы снизошли до того, чтобы позвонить мне первым? Не часто ты так делаешь.       — Привет, Тсукки. — усмехаюсь, но в голосе нет ни единой смешинки; сквозит холодной отрешённостью. Почти интуитивно убираю динамик подальше от уха.       — Наконец-то! Тебе для чего телефон нужен, раз ты им не пользуешься?!       — Что случилось? — потираю переносицу и закатываю глаза. Давно Кей так не злился на меня. Видимо, что-то его действительно смогло вывести из себя.       — Научись. Отвечать. На. Звонки. — шипит, и я практически физически ощущая ту ненависть, которую он вложил в эти слова. — Твой Король мне выел мозг.       — Угомонись. — если бы холод в моем голосе был материален, вся бы комната уже давно замёрзла во льдах. — Я не умею отвечать на звонки во сне.       — Да мне все равно! Разбирайтесь в своих отношениях без меня! — переходит почти на рык и тут же сбрасывает вызов. Вот же истеричка. Хотя, возможно Тобио и правда смог его достать. Тобио… Неужели ты и правда так переживал за меня? Забавно, ведь я так и не смогла внятно объясниться с тобой. Лишь обрывки, понятных только мне, фраз. Но ты… ты, как будто видишь всю меня насквозь. И каждый раз прощаешь мне любую выходку. Злишься, срываешься, но всё же не спешишь порвать все связи между нами. Почему? Чем я заслужила такое отношение к себе?       Догадки давно щекочут затылок, да и в голове уже давно сложился сложный, но всё же собранный воедино, пазл. И пускай отрицать очевидное уже невозможно, я, нет, мы успешно сбегаем от реальности. Прячемся от неё в своих мечтах и планах. Карьера — какое красивое прикрытие. Золотые медали, сборная и место на мировой арене — такое желанное будущее. И как же просто оказалось прикрываться этим, бегая от самих себя. Просто и, одновременно, сложно. Сложно, потому что бегать от самих себя невозможно; рано или поздно правда, как не старайся, всё равно вскроется. Вот она, прямо на ладони: красная нить, что связала наши запястья.       Понимаю, что все ещё сжимаю в руках давно погасший мобильный и, усмехнувшись, кладу его на стол. Глупо нажимаю на кнопку главного меню, лишь для того, чтобы увидеть время и дату. Новых звонков или сообщений нет. Может быть Кей преувеличил и все было совсем не так, как он это преподнёс? От собственных мыслей неприятно тянет под диафрагмой. Неужели все вот так закончится? Конечно нет. Если я не найду сил на встречу с Тобио сейчас, то мы, все равно встретимся. Судьба столкнёт нас через неделю, месяц, полгода или десять лет, а красная нить, связавшая наши запястья натянется, сделав столкновение неизбежным. Сколько от судьбы не беги, какими витиеватыми тропами не пытайся улизнуть, в конечном итоге ты придёшь к тому, чего так мучительно избегал. Забавно. Ведь мы оба выбрали тяжёлый путь.

***

      Андо-сан сидел в своём кресле и уже несколько минут крутил карандаш между пальцев. На его лице застыла маска полной отрешённости и мне, честно говоря, стало даже страшно. Ведь, новость, что я принесла ему, была, отнюдь, не печальной.       — Никогда не думал, что запрещу тебе, Нитами, ехать в тренировочный лагерь молодёжной сборной. — как гром среди ясного неба. Слова тренера стали для меня не неожиданностью, но все же, были неприятны. С одной стороны я понимаю его, но с другой, мне, как его ключевому механизму, это не нравится. Это и не нравится ненасытной твари, которая любит и умеет побеждать. Ведь это шанс, настоящая возможность доказать, что я ещё могу побороться. Что рано списали со счетов. Но Андо-сан непреклонен. И это бесит больше всего.       — Так не запрещайте. — усмехаюсь, спрятав руки в карманах форменной толстовки клуба. — В другой клуб я не перейду, а посмотреть воочию, что представляет из себя молодежка, весьма заманчиво. Вы так не считаете?       — Ты можешь травмироваться. — не предположение, а, скорее, констатация факта. Последние пару месяцев я придерживалась весьма сурового графика тренировок; работала почти на износ. Страх тренера вполне оправдан.       — Я еду не соревноваться, мне просто интересен их уровень.       — Нет, Нитами.       — Никаких тренировок до изнеможения, только то, что положено программой лагеря. Пять дней Андо-сан, это не месяц.       Мужчина переводит на меня свой тяжёлый взгляд и смотрит будто в никуда. Думает, взвешивает и анализирует. И я не знаю кому сейчас молится, чтобы это человек дал «добро». Это далеко не последний шанс показать себя и посмотреть на других, но все же, этот лагерь может стать для меня ключом к победе на национальных. Быть может, именно там я перестану бояться прошлого и пугаться тени своих прошлых достижений. Жизнь непредсказуема.       — По приезде никаких тренировок три дня. — что же, и в половину не так страшно, как могло быть.       — Как скажите. — улыбаюсь и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направляюсь к двери. Я снова добилась своего Андо-сан. Как я и говорила, при нашем первом серьёзном разговоре: «Я всегда добиваюсь своей цели». Уже нажимаю на ручку двери, как тренер окрикивает меня. Тут же замираю на месте и перевожу на мужчину вопросительный взгляд.       — Ты умеешь добиваться своего Нитами. — усмехается, несколько, печально. — Это сильное качество, но в тоже время опасное. Никогда не теряй голову, иначе однажды проиграешь.       — Спасибо, я учту.       Как жаль, что одну из своих маленьких игр я уже проиграла.       Когда я подхожу к воротам Академии, то замечаю одинокого брюнета, подпирающего спиной каменную колонну. Сердце тут же сжимается и начинает ускорять свой ритм. Его не должно быть тут. Просто не должно.       — Что ты тут делаешь? — вырывается прежде, чем я успеваю подумать. Ну и пусть. Я не жалею о сказанном. Ведь Тобио, как ни странно, последний, кого я хочу сейчас видеть. Его феноменальная способность появляться именно тогда, когда я совсем не в духе, раздражает.       — Привет. — чуть улыбается, но эта улыбка больше похожа на усмешку. Оу, кажется не только я сегодня не в духе. Так зачем ты тогда пожаловал ко мне? Зачем искал встречи? Сколько я помню, мы оба никогда не искали встречи. Все всегда получалось как-то само-собой. Что сподвигло тебя на этот шаг? Расскажешь мне, а, Тобио?       — Соскучился? — ответная усмешка сама лезет наружу и Тобио, заметив это, почти что скалится. Сам, на себя не похож. А где же робкий румянец? Где хоть что-то о того Тобио, каким я его запомнила при нашей последней встрече? — Давно мы не виделись.       — Месяц или даже больше. — то, насколько буднично это было сказано, выбило из колеи лишь на секунду. Но этой секунды Тобио хватило, чтобы схватить меня за руку и утянуть в сторону жилого района. Даже не сопротивляюсь, хотя очень хочется сказать Тобио пару «ласковых» слов, и просто послушно перебираю ногами. Даже не замечаю, как мы в одно мгновение спускаемся с горы, оказавшись на обочине знакомой мне проселочной дороги. Именно вдоль неё мы бежали с Тобио под проливным дождем. А вон, кажется, то самое место, где я едва не угодила под машину. Сколько воспоминаний… Кажется это было так давно, а не полгода назад.       Останавливаемся только тогда, когда заворачиваем к таким знакомым и, почти что, родным бетонным отбойникам. И когда тебя вот так просто «припирают к стенке» что-то внутри ухает, а сердце убегает по пищеводу в пятки. Да что там сердце, такое чувство, будто ты сам падаешь вниз, сорвавшись с выступа отвесной скалы. Под тяжелым взглядом синих глаз становится не по себе. Не помню, чтобы у Кагеямы когда-нибудь был такой тяжелый и проницающий взгляд. Что же такого случилось с тобой за этот долгий промежуток времени? Что так сильно изменило тебя?       — Что с тобой приключилось? — с трудом отрываю взгляд от пальцев, сжимающих моё запястье. Не думала, что когда-нибудь будет так тяжело смотреть кому-то в глаза.       — Ну… — Тобио задумчиво чешет затылок и что-то усиленно вспоминает. — Меня позвали на национальные молодежные сборы. Я ездил в Токио.       Ками, а глаза-то как заблестели. Но почему-то я не капельки не удивлена. Тобио заслуживал этого и именно к этому он стремился. И сейчас его поставили на один уровень с Ойкавой и Ушиджимой. Дверь, которая откроет ему путь к новым возможностям становится все ближе и ближе. Мои поздравления.       — И как? Понравились новые соперники? — хватка на запястье крепчает. Не очень приятно, когда волейболист, способный бить «убийственные подачи», сжимает со всей силы твоё запястье. Синяки останутся. — Ай-ай, аккуратней, Тобио.       — Прости! — отпускает руку и я наконец-то прижимаю поврежденную конечность к груди. — Они монстры.       — Поверь, ты и твой маленький друг не многим отличаетесь от них.       Пожимает плечами и, чуть стушевавшись, прячет руки в карманы парки. На дворе декабрь, а на мне лишь юбка и толстовка, да легка куртка поверх.       — А ты? — приподнимаю брови в немом вопросе. Интуитивно понимаю, о чем он спрашивает, но чисто из природной вредности жду продолжения. — Что случилось с тобой после отборочных?       — Почти ничего необычного. — от воспоминаний живот скручивает в мерзкой судороге, а рука, что до этого дня не подавала никаких признаков повреждения, вновь начала пульсировать. Хватаюсь за плечо и едва пополам не сгибаюсь, от прошившего от головы до пят болевого импульса. Тобио дергается, тут же обхватывает поперек туловища и прижимает к себе. Боль не отступает, но становится ощутимо легче. — Как всегда поцапалась с отцом, а на следующий день тренер сказал, что меня приняли в молодежную сборную. После завтра я еду в Токио на сборы.       От Тобио веет силой и уверенностью. Его руки сжимают меня, не позволяют отстраниться или сбежать. Как будто я сейчас способна на это. Рядом с ним просыпаются все мои слабости, а контроль над эмоциями становится невозможным, маски крошатся и оголяют истинную натуру. Я бегу от тебя Тобио, потому что с тобой я не смогу достигнуть своей цели. Любовь это величайшее оружие: она делает нас непомерно сильными и дарует нам крылья, способные вознести на небеса, но в то же время, она делает нас уязвимыми. Рядом с тобой я становлюсь той, кем и должна быть. Не эгоистичной тварью, готовой пожертвовать всем ради своей мечты, а простой девушкой, мечтающей о первой любви и мимолетных радостях.       — Почему… Почему ты не отвечала на звонки? — не вижу, но всем телом чувствую скопившуюся в его теле обиду. Его тело, как натянутая струна и даже думать не хочется, что творится у него в душе. От самой себя воротит. Но ещё больше чем себя, я не понимаю Тобио. Почему? Почему ты продолжаешь тянуть нас из этого болота? Почему ещё не бросил всё на самотек?       — Я… — на языке вертится столько язвительных ответов, способных заставить его возненавидеть меня, но то, как бережно и одновременно сильно его руки сжимают моё тело, заставляет меня сказать отвратительную правду. — Я спала двое суток. Уснула почти сразу, как приехала из Сендая. Те два дня почти не помню, просыпалась максиму на полчаса и снова засыпала. Я едва ли могу вспомнить разговор с отцом и тренером.       — Что сказал твой отец?       — Он не доволен результатом и считает, что мне не следовало возвращаться.       — Забей на него. — прижимает ещё плотнее к себе и даже сквозь слои одежды могу почувствовать, как бьется его сердце. — У тебя есть я. Только скажи и я приду, где бы я ни был.       Сердце пропускает удар и тут же болезненно сжимается. Чужие ладони накрывают мои, переплетая пальцы. Эта фраза слишком личная, почти интимная; если Тобио и правда осознает сказанное, то спрятаться от такой правды уже не получится. Сжимаю пальцы до боли в собственных суставах, отчаянно пытаюсь подавить подступившие к горлу слезы. Не надо Тобио, пожалуйста. Не заставляй меня делать этот чёртов выбор именно сейчас!       — Не говори этого. — сжимаю зубы, зажмуриваю плотно веки, но в голосе уже слышатся всхлипы, а по щекам текут непрошеные слезы. — Не смей! Ты же знаешь, что я не могу!       Истерика сжимает свою ладонь на горле. Хочется вырываться из объятий и дать деру, но Тобио не позволяет мне этогт сделать. Только беспомощно барахтаюсь в его руках и глотаю слезы. Я ничего ему не обещала. Говорила, какой выбор сделаю, но он не слушал; даже сейчас не слушает, а делает так, как считает нужным.       — Пусти меня!       Рычит и тут же отпускает мои руки и меня. Смотрит со злостью и разочарованием. Ну наконец-то хоть какие-то нормальные эмоции. Давай, возненавидь меня! Мне же будет проще.       — Уходи. — замираю, заметив то, чего не видела из-за ослепившей меня ярости. Тобио напряжен не только телом, все его естество это сжатая пружина. Это признание; оно далось Тобио слишком тяжело. — Если ты этого так хочешь, то вперёд.       Да только сил бежать почему-то не нашлось. Пячусь назад и, уперевшись ногами в отбойник, сползаю прямо на холодную землю. Сил совершенно нет. Признание Тобио совершенно выбило из колеи и лишило всех сил. По факту, сейчас, он не оставил мне выбора. Сжимаюсь в клубок, кладя голову на согнутые в коленях ноги, всхлипываю и совершенно не могу унять дрожь. Ужасно холодно снаружи; внутри пустота. Нить, связавшая наши запястья кажется материальной и видимой. И сейчас совершенно не важно, что видит Тобио. Мне абсолютно плевать. Эмоции, что я так усиленно контролировала последние месяцы, вырвались наружу в самый ненужный момент. Вот она Тобио, гнилая личина той, которую ты полюбил. Осознаешь ли ты, что твоё признание окончательно поломало доживавший последние дни механизм?       «Юми сжимает в руках горячую кружку с чаем и загадочно улыбается. От этой улыбки мне становится не по себе. Мы уже очень давно так не сидели на кухне; наверное, я уже больше двух недель не появлялась у неё дома. И стоило это осознать, как внутри что-то начинает мерзко трещать.       — Знаешь, а ты сильно изменилась. — подруга улыбается, спрятав глаза за челкой. Но голос все равно выдаёт её. Она удивлена и… рада.       — И как же? — усмехаюсь, но за холодной отрешённостью пытаюсь спрятать страх. Одно дело самой понимать, что что-то в тебе изменилось, но совсем другое, когда тебе уже не единожды говорят это.       — Ну… — Юми задумчиво жуёт губу и, сделав глоток, все же продолжает. — Ты совсем не похожа на себя прежнюю. Не знаю как это назвать, но будто стало добрее и…       — Человечнее? — усмехаюсь, быстро сообразив, какое слово не может выдавить из себя девушка. Юми робко кивает и замолкает. — Что же, ты, наверное, права.       Не знаю, как давно это началось, но это факт. Равнодушная и высокомерная «Королева» медленно умирает. Я чувствую это. В замен ей появляется другая: спокойная, рассудительная, но все ещё уверенная в себе и своих силах. Возможно высокомерие никуда и не делось, да и вряд ли когда-то исчезнет. Как ни крути, а от этой частицы своей натуры я не готова отказаться. Даже ради Кагеямы.»       Если так подумать, то я никогда не говорила Тобио о своих чувствах. Мне всегда казалось, что поступки куда важнее слов. Это повелось еще с самой начальной школы. «Ты лидер» — говорил Ясуда-сан; «Я лидер» — понимала я, забрав почти все золотые медали. Сказать можно всё что угодно, но только поступки, будут иметь истинную цену. Но что стоят мои поступки? Сейчас я ни чем не лучше жалкой дворняги. Сижу тут, у обочины дроги, прижавшись спиной к отбойнику, сжившись в клубок и только и могу, что жалеть себя. Разве такой я была, когда мы познакомились с Тобио? Разве это никчёмное создание он впервые увидел у ворот Карасуно? Нет. Совсем не то, какой я вижу и ощущения себя сейчас.       От холода совсем не чувствую тело. Каждая мышца в моем теле затекла и промёрзла. Разжимаю пальцы, которые тут же свело судорогой, и пытаюсь опереться рукой на отбойник. Тобио, скорее всего, уже ушёл; я слышала шаги, но совсем не помню, когда это было и в какую сторону ушёл их обладатель. Но руку, на которую пришёлся вес тела, тоже сводит в судороге, и я, пискнув, опускаюсь обратно на землю; даже не нахожу в себе силы попытаться подняться вновь. Я уже приготовилась сидеть ещё минимум минут десять, пока тело перестанет бить судорогой, как чьи-то сильные руки поднимают меня с земли и прижимают к себе.       — Я думала ты ушёл. — даже не нужно гадать кто это, запах ментола и сильные руки выдают своего хозяина с головой.       — Если хочешь меня оттолкнуть, придумай что-нибудь новое. Старые трюки больше не сработают. — цедит, едва разжимая губы и даже не смотрит на меня. Садится на отбойник и почти бережно прижимает моё окоченевшее тело к себе. Как ребёнка, честное слово.       — Кто ты и куда ты дел Тобио. — усмехаюсь, все ещё ощущая на языке привкус соли.       — Кое-кто подсказал мне, как с тобой разговаривать.       — Кей постарался?       — Угу. — кивает, чуть сильнее сжимая меня в своих объятьях. Представляю, как язвил и насмехался Тсукки, прежде, чем выдал меня с головой. Но я в жизни не поверю, что Кей вот так просто решил меня сдать. Что же ты такое для него сделал?       — И много этот предатель рассказал? — приподнимаю голову, чтобы пристроить её на изгибе чужой шеи. Ответом мне служит молчание. Не то чтобы я была этим огорчена, просто это наводит меня на мысль, что-либо Кей слил все подчистую, либо же сказал так мало, что ответить Тобио уже нечего. Хотя, какая разница. Кагеяма уже победил. Но, Ками, как же не хочется признавать это в слух. Нервно кусаю губы, заламываю пальцы и едва не начинаю вопить в голос от собственной беспомощности. Ну вот сейчас…       — Тсукишима сказал, что тебе не хватит смелости признаться. — скалится и совсем не добро. Кажется, я даже уловила нотки иронии в его голосе.       — Так и есть. — понимаю, что давно могу шевелить и руками и ногами, но в сильных руках Тобио слишком хорошо и уютно. Сбегать совершенно не хочется. — Поступки намного важнее слов.       — Не заметно. — фыркает, чуть изогнув губы в усмешке. Сарказм? Да, определённо, он. Хочешь действий Тобио? Ты их получишь.       Выскальзываю из объятий и, поборов головокружение и смущение, усаживаюсь на колени к Тобио. Не ожидал, да? Вон, уже румянец на скулах начал проступать. Хотя, я, наверное, не многим лучше. Не даю времени опомнится; впервые за долгое время становлюсь инициатором поцелуя — а не провоцирую на это действие Тобио — с удовольствие вплетаю пальцы в чуть отросшие смоляные пряди и почти урчу, когда сильные ладони сомкнулись на талии. Всего на секунду отрываюсь от чужих губ, чтобы вдохнуть необходимый нам обоим кислород, и по-новой. Кусаю и чувствую, как кусает в ответ; как привкус металла оседает на языке, перебивая вкус давно высохших слез. Его руки везде: на талии, на спине, на бёдрах, мои же лишь иногда переходят на плечи. Губы болят и кровоточат, дыхание сбитое и поверхностное и каждый новый вдох как будто последний. И я не знаю, сколько бы ещё продлилась эта сладостная пытка, если бы в кармане моей куртки не ожил мобильный. Черт, ты не мог позже позвонить? Почему ты вечно все портишь, Нацухи!       — Что тебе нужно? — едва не шиплю в трубку, наблюдая за тем, как Тобио выводит узоры на моем бедре. Его нисколечко не заботит то, что я разговариваю по телефону. Вот же, обнаглевшая морда.       — Мы едем на выходные к дяде в Сендай, папа спрашивает, не хочешь ли ты поехать с нами? — сжимаю телефон покрепче, чтобы ненароком не выронить его из разом ослабевших пальцев. Зовут куда-то поехать с ними? Что-то новое.       — Передай ему, что через три дня я еду на сборы сборной. — наглый братец тут же дублирует моё сообщение отцу и я отчётливо слышу, как на заднем фоне что-то разбивается.       — К-какой? — чуть заикаясь спрашивает паршивец, очевидно словив злющий взгляд отца.       — Молодежной. — усмехаюсь, заметив, что Тобио очень усердно греет уши. — Операжая ваши вопросы: меня приняли в неё ещё месяц назад.       Нацухи тут же передаёт сообщение, но ещё что-то услышать не успеваю, так как связь прерывается. Надо же, я совсем забыла сказать такую замечательную новость отцу. Да и плевать мне на них. Совершенно.       — Не хочешь зайти ко мне на чай? — усмехаюсь, пряча телефон обратно в карман куртки. Тобио скалится и кивает головой. Что же, кажется, все у нас налаживается.       — А знаешь, когда-нибудь я смогу сказать это вслух.