феникс

прикосновения жадные, нестерпимые буквально, и одновременно с ними жар, обжигающий, стягивающий бумажную кожу туго-натуго. и в контраст с этим — с кончиков волос холодные капли, разбивающиеся о влажный камень. «мы снова возрождаемся из пепла» // чимин замирает на десятую долю секунды в дверном проёме, неторопливо барабанит пальцем по деревянному косяку, рассматривая незнакомую комнату (а пару часов назад на неё, на эту комнату, насрать буквально было). взгляд равнодушно скользит по уже не такой уж и белой мебели (пустая бутылка валяется тут же — напоминание о не совсем удачной попытке сольхён сексуально разлить вино по бокалам полу), обоям в идиотскую цветочную расцветку и цепляется невольно за джинсы в гармошку, за платье «безумно дорогое» и теперь небрежно брошенное прямо у кровати. другие (к чёрту их вообще) детали смешиваются в безликую массу и не откладываются в голове чимина от слова «совсем», зато хрупкое запястье, робко выглядывающее из-под тонкого одеяла, и тёмные волосы, размётанные по подушке, такие его, что чимин чувствует, как сжимается между рёбер херово сердце. херово сердце, из-за которого он вчера снова (чимин, признаться, сбился со счёта, в который раз уже) размозжил собственную голову о собственные, эксклюзивные такие грабли. «скучал по мне?» с улыбкой фирменной, на одном выдохе, и обещания, данные им самим же, разбились о влажный камень. // сольхён делает вид, что не помнит, но чимин привык уже, поэтому даже не спрашивает, почему каблук был сломан, а на донышке бутылки вина уже оставалось буквально на один глоток. чимин держит сольхёновские пальцы в своей руке, и она, улыбаясь, рассказывает о всяких глупостях: о том, что круглые имбирные пряники — вкусные, а вот чай с имбирём — совсем нет. зато о самом главном молчит, но чимин и к этому привык уже, да и слухи раньше дошли, поэтому продолжает слушать о глупостях, которые важны только для сольхён и, пожалуй, ещё для него, хотя он имбирь терпеть не может. сольхён продолжает улыбаться, морща нос, и чимин осторожно дотрагивается до острых крыльев ключиц. прикосновения лёгкие-лёгкие, невесомые почти, и одновременно с ними до безумия приятное тепло, стягивающее бумажную кожу туго-натуго. и словно в грёбаное подтверждение счастливого конца их сказки (одного из нескольких тысяч уже случившихся концов) — влажная дорожка поцелуев вдоль оголённого плеча, а ещё улыбка — одна на двоих теперь. «мы снова возрождаемся из пепла»