«Папочка»

Часть четвертая. Четвертое октября. Шесть дней до четырехлетия Наруто.

Наша судьба слишком часто зависит от равнодушных людей. ВиКи. Девушки со странностями.

      Он не был в этом доме с тех пор как получил ранг джоунина в девять лет, потому что предпочел перебраться в общежитие шиноби: маленькие домишки, находящиеся в одном корпусе, маленькая кухонька-столовая, ещё более маленький санузел и спальня, которая, если посмотреть сверху, похожа узкий прямоугольник на чертежах инженеров. Словом, это был гроб в чуть большем размере. Там стояла узкая односпальная кровать, а по стене расположились небольшие шкафчики для одежды и оружия.       Тот дом, в котором Какаши жил раньше, и перед которым стоял сейчас, был большим. Две спальни, кухня-столовая (довольно просторная), санузел с большой ванной — если сравнивать с ванной из общежития, гостиная и чердак, где несомненно было много всяких полезных штучек — только заставь себя разобраться там, и убедишься! Перед домом был дворик и небольшой сад, за которым никто давно не ухаживал, и который вообще появился по непонятно чьей инициативе. То был дом, где Какаши провёл своё детство, где жил вместе с отцом и в который не думал возвращаться. Но обстоятельства требовали совсем другого.       Сейчас он не должен был совершать ошибки и принимать решения сходу. Все, к чему в конце концов он должен был прийти — верный исход событий, из-за которых, безусловно, он не оберется проблем. Иначе говоря, сейчас Какаши был в таком положении, когда от него многое зависит, а его решения — то ли ключ ко всему хорошему, то ли замок для всего хорошего.       Какаши прошел по узкой тропинке, заросшей за долгое время травой. Сам дом, к счастью, выглядел вполне неплохо. Порог за время не обветшал, а после быстрой проверки стало ясно, что нет ни каких щелей в стенах, и полы целы, что не могло не радовать!       Чихая от обилия пыли, юноша добрался до кухни и пустил воду, то же самое проделал и в ванной. Сначала вода текла грязно-коричневого цвета, и не скоро, смыв из труб всю грязь и налет, потекла нормально, а не плевками; стала прозрачной. Какаши открыл окна, запуская внутрь свежий воздух. Пыль вздыбилась от проникнувшего ветерка и поднялась вверх.       Когда Какаши выскочил на улицу, ему казалось, что от пыли он скоро выкашляет свои легкие.       Уборка — чертова уборка! — затянулась. Сначала Какаши думал, что справится быстро, потому что раньше уборка никогда не была для него помехой и он выполнял ее четко каждую субботу, быстро и, главное, качественно. Но постепенно ему стало ясно, что это не так. Конечно, нинкены, которых он призвал, помогали ему всем чем могли, но этого было мало. Они вымыли полы, протерли полки, собрали паутину и расставили вещи, что простояли в больших коробках у стены долгие годы, на полки и в шкафы. Потом Какаши вынес хлам, собравшийся в течении времени, на улицу, и занес то, что собрал из своей маленькой квартирки в общежитии. В частности это было оружие, два комплекта сменной формы, пара штанов и водолазок, сапоги, маски и книги. Чтобы разложить все это, он потратил мало времени и смог приступить к осмотру проводки. К слову, хорошим электриком он никогда не был. Делая что-то наугад, по схемам, по предчувствию, он ни к чему не пришел и позвал Паккуна за работниками.       К вечеру Какаши смог расслаблено вздохнуть — дом снова был готов принять в себя жизнь.

***

      Он плохо помнил те дни, когда умер его отец. Все было как в тумане. Он потерял самого дорого человека в жизни, а потом появился Минато — в буквальном смысле лучик света. Он был довольно известным шиноби в деревне, хоть и очень молодым, и он часто забегал к ним побеседовать с Сакумо или на ужин. Его отец всегда говорил, что Минато ему нравится, и что тот просит поделиться опытом с «начинающим».       Когда Минато разучил Хирайшин но Дзютсу, Какаши с отцом стали одними из первых — после Джирайи-сенсея, безусловно, Кушины и госпожи Тсунаде — кому Минато его показал. Это и впрямь потрясающая техника. Какаши был ещё очень мал, он большим интересом смотрел как Минато сначала стоял рядом, переместился на дерево, потом в конец лужайки, и наконец вернулся к Хатаке. Под смех Минато Сакумо ещё долго объяснял Какаши суть дзютсу, отвечал на слишком взрослый для ребенка вопрос: «Как она работает?».       Несколько раз Минато присматривал за ним, пока отец был на миссии.       А потом отца не стало.       Минато взял воспитание Какаши и все-все-все другое на себя. Было это чувство долга или жалости, но Какаши всегда был накормлен и одет, Минато тренировал его и поддерживал. Он закончил академию гением, и в свои почти-что-одиннадцать вовсю использовал Чидори — созданную и облюбованную им технику.       Минато смотрел за ним исправно. Он был чем-то вроде брата отца, дядя-весельчак, который будет таскать с тобой конфеты со шкафа, но может взглядом заставить съесть всю тарелку супа. Минато был лучиком солнца, и он тянул, тянул и тянул Какаши из той толщи льда, в которой он застрял. А потом познакомил с Кушиной — бойкой, шумной, яркой, и Какаши полюбил ее так же, как любил своего сенсея. Он плохо помнил свое первое впечатление о ней, но послевкусие осталось такое: «Ее всегда слишком много».       Они были добры к нему, мальчику-сироте. С ними он мог почувствовать себя в кругу семьи. Иногда он спал между ними, когда ему снились кошмары; иногда Кушина сидела с ним ночью, а потом он стал сидеть с ней, когда ее мутило от токсикоза, и это он готовил ей правильные завтраки, он покупал продукты, он встречал Минато мрачным взглядом, потому что тот заставил свою жену поволноваться. Просто Какаши чувствовал, что то самое время детства, которое он тратил на тренировки и задания, вернулось в двойном размере. Он почувствовал себя ребёнком, когда другие уже выросли.       Потом не стало и их, и все, что они могли оставить другим поколениям — такого же мальчишку-сироту, как и Какаши. И если Хатаке был сыном отброса — самоубийцы, то Наруто — сын великих людей, но… он был джинчуурики Лиса Демона. Его судьба была тяжела с самого начала. Он с самых первых дней получил уродливую печать-клеймо, тогда как Какаши свою приобрел в один миг и смывал всю последующую жизнь.       Поначалу, правда, было очень тяжело. Какаши не планировал присматривать за Наруто, не планировал становиться его нянькой, но ежедневно смотря на маленького — совсем кроху — ребёнка, которого так нещадно отвергали медсестры, врачи и те, кто знали правду о нем, он не смог пройти мимо снова. Он стал его щитом.       Как его держать, как и чем кормить, как менять пеленки и купать — всему этому его научили промахи, наблюдения за мамами, их детьми и Микото Учиха — одна из немногих, кто так сильно сожалел о судьбе Наруто, и кто так сильно хотел его забрать, но не могла. Было тяжело: он старался не уронить, не попасть соской в глаз и не занести инфекцию в комнату с малышом; он учился разводить детскую смесь и греть воду так, чтобы мальчик не замерз, но и не обжегся. И это было адски тяжело (он даже разок поаплодировал многодетным семьям).       Прошли месяцы. Наруто научился держать голову, а потом и сидеть. Он постоянно агукал и что-то кричал на своём детском языке, он любил дергать за уши Паккуна и мусолить во рту персики. Самое первое (к ужасу Какаши) слово было на удивление громким и четким. Наруто сидел в обнимку с плюшевой лошадью и жалобно смотрел на Какаши, который его игнорировал, что было наказанием за крик и разбросанные игрушки. Его губа задрожала, он выкрикнул «папа!» и разрыдался от обиды на шиноби. И как бы Какаши не старался, «папа» стало тем, что Наруто был не в силах забыть; в довершении ко всему, он исковеркал это слово до «папочка», а то, что он начал произносить странную фразочку, как и его мать — «даттебаё», и впрямь пугало Какаши.       В девять месяцев Наруто быстро уползал от Какаши и его правильного питания под кровать, в год он шустро убегал и прятался под стол, как будто бы думал, что Какаши не сможет наклониться и достать его. К тому времени он уже знал много слов и вечно пытался что-то рассказать Какаши. Но Наруто говорил так быстро и с таким чувством, интонацией, жестами, что шиноби мало что понимал — больше переживал над тем, как бы ненароком не вызвал какую-нибудь нечисть из страны Демонов.       В два года Наруто не переставал улыбаться. В тот, второй год своей жизни, он очень любил рисовать красками. У него было очень много рисунков. Он рисовал самураев, животных, шиноби, часто Какаши и природу, где обязательно было синее небо с белыми облаками и солнцем в уголке листа. Наруто пачкался в краске: тело и одежду, стол и иногда даже стены с полом, но ничто не могло остановить его нового увлекательного занятия.       В тот год Какаши удавалось удерживать его подальше от суеты деревни: он всегда мог чем-то занять Наруто, потому что его детская любознательность не давала ему пройти мимо. Будь то краски, новая игрушка, мультики, нинкены или совместные походы с Какаши в парк — не было того, чтобы ему не понравилось или чего бы он не хотел попробовать. Наруто любил жизнь всем своим маленьким сердечком так сильно, что Какаши боялся как бы оно не надорвалось.       Но это уже было в следующем году, а в два Наруто был слишком мал, чтобы подумать о чем-то плохом, что может случиться с ним в будущем.

***

      Стол Сандайме Хокаге был аккуратно убран. Все документы разложены по стопкам, все письменные принадлежности — в шкафу. Нигде не валялся мусор и ничего в его кабинете не вызывало дискомфорта: чистота повсюду, выстиранные занавеси и побеленный потолок. Комната была чистой и, казалось, не тронутой временем — мебель ещё не скрипела, как и пол, а в стенах не появилось трещинок. Какаши не смог вспомнить моменты, когда бы кабинет был не убран, и он рассеяно вспомнил, что кабинет Минато всегда был таким же — в идеальном порядке.       В общем-то, Сандайме редко когда можно застать в своем кабинете — всю работу он выполняет быстро и четко, а потом большую часть времени общается с жителями деревни, или отдыхает, курит трубку и играет в сёги в белой комнате. Это небольшое помещение, где свое время проводили джоунины и Хокаге в том числе. Сейчас же вся ситуация была немного странной, и работа, которая не имела тяжести для Хирузена, стала очень и очень тяжелой.       Мужчина потер переносицу пальцами и закурил трубку. Сидящий напротив него Какаши не сводил взгляда со старика.       — Так уже решил? — прохрипел Сарутоби, кашлянув от дыма.       Шиноби кивнул. Он отвечал на этот вопрос не первый раз. Говорили об этом очень долго, и вряд ли несколько слов сейчас могли бы выбить уверенность из Какаши. Это даже не была уверенность — это было твердое и непоколебимое решение, которое… очень сильно тревожило Хатаке.       Все началось с того, что Хокаге кому-то неожиданно понадобился и, как оказалось, кто-то — это Какаши. Поначалу Хокаге подумал, что юноша пришел поговорить насчет расследования (которое не сдвинулось с мертвой строчки), но потом он объяснил, что пришел с просьбой оформить его, Какаши Хатаке, опекуном для Наруто Удзумаки и позволить забрать мальчика в свой старый дом в квартале Хатаке.       Такого Сарутоби Хирузен не был в силах предвидеть.       Назвав Какаши все плюсы и минусы его решения, всю ответственность и поговорив долгих три часа на эту тему, Сандайме отправил его домой. Подумать еще. Какаши отправился подумать, но только не домой. Сначала он навестил Асуму, который отбывал в столицу уже завтра, потом занёс апельсины Куренай и рассказал о своём решении (кстати, Асума не выглядел радостным, ведь это очень большая ноша, а тут ещё и Лис… но, наверное, он был слишком взволнован, чтобы что-то предъявить), та слабо кивнула, встала с кровати, поцеловала его в щеку и попросила оставить ее, потому что она нуждалась в отдыхе (стоило бы забеспокоиться, что не было возмущений, но Какаши все ещё был в прострации), а после он увиделся с Гаем. С последним из троицы своих любимых друзей он не виделся довольно давно, увидеть было довольно заманчивой идеей… До тех пор, пока весь оптимизм и сила юности Майто не была обрушена на Хатаке.       Был ли Майто Гай уверен в Какаши? Конечно! Но суть в том, справится ли сам Какаши, а не верит ли в него кто-нибудь. Говорить что ты присматриваешь за Наруто и быть его опекуном — разные вещи. Какаши и так многие презирали. Зачем он помогает демону выжить? Демону, который разрушил деревню.       А Хирузен? От его решения зависело будущее двух человек. Один из них слишком молод для детей, а второй слишком нуждался в ком-то, чтобы Сандайме мог дать время для «экспериментов». Да, возможно, сейчас Какаши это не волнует, он хорошо относится к мальчику, но что будет, когда в деревне станет ясно всем и каждому, что нашёлся человек, который принимает и более того, любит мальчика-демона? Не свихнется ли он, не закончит ли, как Сакумо? Что будет, когда Наруто подрастет? Как и все дети он будет нуждаться в друзьях, потом он будет подростком, — наверняка таким же, как и его мать — а это и переходный возраст и недопонимание, конфликты со взрослыми и… первая влюбленность. А если она его отвергнет? Разбить в первый раз сердце — очень болезненно, а во второй, а в третий? И что будет, когда влюбится Какаши? В Конохе вряд ли найдётся кто-то, кому бы он смог ответить взаимностью. Или нет? Для Какаши нужен взрыв, нужен кто-то, кто никак не коснется темы Девятихвостого, кто смог бы принять замкнутого и безэмоционального Какаши и маленького Наруто. Что, в конце концов, будет, когда Наруто узнает, в ком заключен демон? Что скажет ему Какаши, чтобы заглушить его боль и неверие?       Конечно, Хирузен был уверен в Какаши. Хирузен абсолютно точно знал, что тот уже все взвесил и пришел к логическому умозаключению, что все это рано или поздно случится, и что Какаши понимает, какая ответственность ляжет на его плечи (бросьте! Он присматривает за Наруто всю жизнь мальчика, о каком безалаберном отношении может идти речь?). Но были ли у Какаши ответы на все эти вопросы? Будет ли он готов к тому моменту, когда та-самая-девчока разобьет сердце Наруто, или был ли он готов сказать, кто именно запечатал в нем Лиса, или то, что тем самым Минато Намикадзе обрёк на него большую опасность? Он был уверен в Какаши, но был ли Какаши уверен в себе?       Был ли Какаши готов?       Хирузен не знал.       А на следующий день он пришел к нему в кабинет самым первым и был уверен в себе и своем решении. Какаши присел на стул, достал принесенную ручку и кивнул в знак того, что он понимает. Хокаге зацепился взглядом за маленькую, выведенную черной пастой пятерку на руке, коротко усмехнулся и подал Какаши документы на подпись. Он был уверен.       Осталось только как-то представить эту информацию кланам, но Хирузен не думал, что тут возникнут проблемы (только если в лице совета и Данзо). Ну, а если и возникнут — тогда он обрубит ее на корню.       Тем днем Какаши поставил свою витиеватую подпись в бланк и сдался — дал Наруто все основания называть его папой.       Папой.

***

      Уже второй день Наруто был в больнице. За палатой было установлено наблюдение, а врачи каждый час проверяли его состояние. Все показатели были хорошими, не выше и не ниже нормы. Единственное, что беспокоило — психическое состояние, но, как Какаши сказала врач, ему уже ищут психолога. Шиноби думал, что придётся вести Наруто к Иноичи.       Оставив обед ребёнку на небольшой прикроватной тумбочке, листы и фломастеры в рюкзаке и сменную одежду, Хатаке по-привычке потрепал спящего по макушке и покинул палату.       Погода была пасмурной, с ветрами и их песнями-завываниями; с редкими моросями и загнанным за тучи солнцем. Где-то слышались звуки жизни, весёлые голоса и смех; где-то кричали песни и где-то шуршала яркая зелёная листва. А Наруто ничего не слышал. Он спал крепко, свернувшись клубком и натянув одеяло до подбородка. Ему снилась красивая женщина в платье. Она улыбалась, пела колыбель и гладила щеки, целовала в макушку и рассказывала сказки. Он засыпал у неё на руках.       Ветер игрался с белым тюлем в палате, проникнув сквозь приоткрытое окошко. В его же сне ветер трепал красные волосы женщины, которая пела ему колыбель.

***

Пожалуйста, Наруто, выживи! Чтобы ни случилось, как бы тяжело не пришлось и чтобы не ожидало тебя впереди — живи, борись за себя. Не оглядывайся назад, не опускай голову, расправь плечи и выпрями спину — иди настолько уверено, насколько ты сможешь. И знай, мама и папа любят тебя и всегда на твоей стороне. Кушина Удзумаки.