Пари во время сиесты

      Ханна рассматривала носки своих кед. Резина в некоторых местах треснула, шнурки растрепались, а тканевые края были усыпаны коротенькой ниточной бахромой. У девушки неоднократно появлялось желание выбросить их, но все никак не получалось — едва она хотела закинуть несчастную пар обуви в мусорку, как вдруг вспоминала, сколько километров прошла в них, в скольких лужах побывала и как однажды чуть не вылила на них побелку для потолка. И Макклейн не могла разжать пальцы и отпустить пару стареньких кед в ведро, где ее соседями бы стали подгнившие банановые кожурки, рыбные кости и ненужные листы бумаги. Словом, очень часто решения принимала не Ханна, а пресловутая привязанность к вещам. — Ты меня слушаешь? — отрывисто и резко прерывая трехминутную тираду, задала вопрос Несса, вероятно, рассчитывая показать свое неудовольствие, вызванное молчанием подруги, однако голос ее немного дрожал, и Ханне показалось, что Морриган посмеивается. — Я тебе только сказала, что познакомилась с одним милым французом, а ты уже начала составлять список гостей на свадьбу. — Это все заморочки перед собственной. Сама понимаешь, как все нервирует. Иногда даже Ксавьеру достается. Хотя, ему в первую очередь, наверное. — А ты бы ХГЧ сходила проверить, он наверняка у тебя восхитительно высокий. Неспроста нервишки шалят. И, вон, слышно, что ты ешь, — хмыкнула Макклейн, улыбаясь. — Упаси боже, Ханна! Еще, как минимум, лет пять ты от меня «восхитительно высокого» уровня ХГЧ не дождешься. Что это я раньше времени молодость губить свою буду? — с жаром возразила Морриган и поспешно перевела стрелки: — А вот ты, дорогая, задумалась бы. Всякое в жизни бывает, особенно если рядом разгуливают французы весьма приятной наружности.       Ханна поджала губы. Да, она понимала, что Несса снова пытается ее лишний раз подколоть, — ведь это именно Морриган все время твердила, что никогда не упустит возможности пошутить, — но вот только в этот раз было совсем не весело. Макклейн переживала, причем достаточно сильно, чтобы начать испытывать щемящий сердце страх. Все эти странности, а я язык не поворачивался назвать их «чувствами», несколько раздражали ее и душили. Как тугая пенька и узел, затянувшийся на горле. На другом конце тактично кашлянула Несса, вновь обращая на себя внимание подруги. — Несс, мне не до шуток, правда. Мне кажется, что... Не знаю. — Давай, скажи это слово. Боже милостивый, неужели я дожила до этого момента? Моя девочка стала совсем взрослой. Ну чего ты молчишь? Просто признайся, что ты в своего Люка влю... — Нет! — воскликнула Ханна несколько громче и выше, чем рассчитывала. Пара прохожих обернулись и с недоумением глянули на перепуганную девушку, которая сидела на скамейке и разглядывала свою обувь. Она перебирала пальцами бусинки на браслете и часто задерживала дыхание, неустанно глядя в одну точку. — Ничего подобного. Мы знакомы всего неделю. И он просто милый. — Ну так все и начинается. Сначала просто милый, потом просто идеальный, а потом ты просто захочешь за него замуж. Конечно, все примитивно, — услышав раздраженный вздох Ханны, Несса засмеялась. — А если серьезно, то не забивай голову ерундой. Бояться тебе абсолютно нечего.       Ханна по прежнему молчала. Голос Нессы ее несколько успокаивал, придавал сил. Но страх все еще никуда не исчезал — сидел где-то у нее слева, под ребром, и соскребал мужество острыми когтями. Казалось бы — чего бояться? С каждым подобное могло случиться. Но Макклейн расстроилась, скорее, из-за того, что позволила себе привязаться к человеку. Вновь. Хотя она прекрасно понимала, что уже в конце мая они с Роном уедут из Испании, и все связи с Люком порвутся внезапно. Под стать тому, как они и появились. — Несс, я не хочу. — Что? Замуж? — не поняла Морриган. — Так тебя он еще и не зовет. Я же образно. — Я не об этом. Я не хочу влюбляться в него, понимаешь? — Прекрасно понимаю, — вздохнула девушка. — Начнем с того, что любовь — это здорово. Я не буду сейчас, конечно, вспоминать пресловутых Ромео и Джульетту или Париса с Еленой. Да и про Тристана с Изольдой лучше промолчать, наверное, но! Есть же Бонни и Клайд. Смотри, как этим двоим весело было вместе.       Ханна рассмеялась, горько, невесело и тихо-тихо. — Почему почти все твои примеры сводятся к «умерли в один день»? — Это показатель крепкой любви. А если говорить серьезно, то просто порадуйся. Любовь — нечто чудесное. Знаешь, я никогда не верила во всю эту чепуху с бабочками в желудке и головокружением, но потом на личном опыте убедилась. Причем, я ничуть не жалею, Ханни. Это опыт, стадия взросления человека. Может, ты сейчас со своим французом медлить начнешь, а потом старость в одиночестве встретишь? Не попробуешь — не узнаешь. Так что бери ноги в руки и вперед, на свидание к своему Люку. Ничего не бойся. — Я чувствую себя подростком, который сомневается во всем, в чем только можно. Ужасное ощущение, если честно. Хочется побыстрее разобраться во всей этой ситуации. — Говоришь так, словно на тебе три убийства, кредит на машину и долг в три миллиона евро. Я прошу тебя, не раздувай из мухи слона. Все гораздо проще, чем ты думаешь. Иди и звони парню. Измучился без тебя уже, наверное, бедняга. — Бегу и спотыкаюсь, — усмехнулась Ханна, прикрыв глаза. — Спасибо, Несс. Я позвоню на днях.       Ханна нажала кнопку сброса вызова и закинула голову назад, глядя на шелестящую молодую листву. Она потерла переносицу и подумала, что стоило бы, наверное, прислушаться к подруге. В конце концов, Морриган была старше, и опыта у нее было чуть больше. Господи, Ханна бы еще неделю назад рассмеялась в лицо человеку, который сказал бы, что она начнет интересоваться темой романтических отношений. Или просто сочла беднягу сумасшедшим. А сейчас ей бы самой помощь профессионалов не помешала. Девушка захотела вновь рассмеяться от собственной трусости и нелепости всей ситуации, но подумала, что если даст волю эмоциям, то получится, скорее, разреветься. Вдруг телефон в ее руке ожил и издал трель, уведомляющую о входящем сообщении. Нажав на конвертик в углу экрана, девушка удивилась количеству оповещений. Абонент «Люк». Пропущенных вызовов: 3. Входящих сообщений: 4. Люк: перезвони мне, как появится возможность. Люк: ты все еще разговариваешь? Эр, где совесть у этих людей? я, между прочим, тоже поговорить с тобой хочу. Люк: Эстер, ты где? Люк: Шуэт, все в порядке?       Ханна хихикнула. Наверное, она действительно начинала сходить с ума, потому что, по сути, ничего смешного в этой ситуации не было. Но представлять беспокоящегося и суетливого Люка казалось весьма забавным. Макклейн, решив больше не испытывать терпение француза, нажала кнопку вызова, и уже ровно через секунду услышала звенящий голос молодого человека. — Что с тобой случилось? Я уже почти доехал до дома твоего друга. Нельзя же так пугать. — Извини, я немного заболталась с подругой. Бывает иногда, знаешь ли, — Ханна опустила голову и вздохнула, пытаясь не засмеяться от какого-то приятного облегчения. Осознание того, что Люку на нее не наплевать возносило чуть ли не до седьмого неба. — Ты, говоришь, едешь? — Ну, получается, что так. Причем, заметь, мне остался один поворот. Поэтому я предлагаю тебе увлекательную экскурсию по дорогам столицы Испании и, вероятно, не менее увлекательную тишину окраин города. — Я помню, время сиесты. Да, я с радостью приму твое предложение.

***

      Рональду Пайнсу порядком уже надоели эти споры с Вэлеско, который, казалось, не умел молчать вовсе. Самое максимальное время, которое Рону довелось провести в тишине, — он засекал — одна минута и тридцать шесть секунд. А потом Мартинес находил очередную тему для разговора, ссылаясь на то, что молчание давит на него и ему кажется, будто все на него обиделись. Рона это не то чтобы раздражало, — его вообще вряд ли что-то могло вывести из себя — однако напрягало жутко. Пайнс вообще относился к тому типу людей, которые предпочитали проводить время в абсолютной тишине, ни с кем не разговаривая без особенной надобности. В общем, Рон не любил длинные разговоры и философские темы для бесед, требующие бесконечных монологов. Особенно сильно ему ненавистны были темы глубоких взаимоотношений. Вроде любви.       И когда Вэлеско вдруг, прерывая свое самобичевание по поводу появления тараканов в его чистейшей квартире и отметив отсутствие Ханны, спросил у Рона, влюблялся ли он когда-нибудь, бедный Пайнс благополучно подавился чаем. Подняв глаза на друга, Рональд увидел, как покраснело лицо Вэлеско. Казалось, что еще чуть-чуть, и он превратится в огромный помидор. Мартинес ежился, отводил взгляд. Как девочка-тинэйджер на первом свидании, отметил Рон и постарался сохранить спокойное лицо, представляя при этом Вэлеско, ростом в шесть футов и с бантиками на голове. — А тебе зачем это знать? — Вопросом на вопрос отвечать невежливо, — нахмурился Мартинес, поправляя очки. — От Ханны набрался? Похвально, возьми с полки пирожок.       Пайнс поднялся со стула и подошел к раковине, поставив в нее кружку из-под чая. В мойке накопилась уже куча посуды, притом, что вместе с керамическими тарелками иногда попадались еще и пластиковые. Когда англичанин вернулся на свое место, Вэлеско все еще молчал, и Рон мысленно поблагодарил все высшие силы, хотя и был атеистом. Впервые в жизни он задумался о существовании каких-то богов, когда Вэл ничего не ответил на колкость. Может быть, Рон зря придерживался атеизма все это время? — А у Ханны... есть кто-то?       Все-таки не зря. Решив оставить вопросы о существовании справедливости в этом мире, Пайнс медленно поднял голову и посмотрел на Мартинеса. Как ему показалось, довольно красноречиво, ведь Вэл отпрянул, пожалуй, слишком резко. Рональд еще долго не мог понять, послышалось ему или нет, а потом примерно такое же количество времени старался понять смысл заданного вопроса. Глупо было бы предполагать, что Вэлеско мог хотя бы заинтересоваться Ханной. Они были слишком разными: Мартинес увлекался футболом, Макклейн — чтением книг, Вэл любил болтать без умолку все, что придет на ум, а Ханна — взвешивать все «за» и «против» прежде, чем что-то сказать. В конце концов, Вэлеско на дух не переносил кофе, а Ханна могла бы пить его литрами. Белое и черное, огонь и вода, земля и небо. Олицетворение противоположности, как только Вэлеско могла посетить такая глупая мысль? — Я дико извиняюсь, но зачем тебе это знать? — Слушай, омбрэ, ответь хоть раз по-человечески. — Так я и не по-слоновьи, вроде, говорю. Мне же надо знать, с какой целью ты интересуешься жизнью Ханны. — Вот только не делай вид, что не догадываешься, — пробубнил Вэлеско, складывая руки на груди. Рон глянул на него исподлобья. — Я даю тебе шанс взять свои слова обратно, — увидев недопонимание на лице Мартинеса, Рональд тяжело вздохнул. — Не думаешь ли ты, что стоит спросить у самой Ханны? Или подожди... Ты боишься спросить?       Рон улыбнулся, понимая, что попал в точку. Вэл насупился и отвел взгляд. Он пожал плечами вместо ответа, замолчав. Возможно, он подбирал слова для нового, более глупого вопроса. Или почувствовал себя виноватым, что случалось нередко. Ханна как-то говорила Рону про то, что считает Вэлеско слишком ранимым, и просил быть с ним не слишком грубым. Да только вот просто сказать это было ей, позитивной и добросердечной девушке. — У нее же появился этот француз, Люк. Кажется, — Рон все-таки ответил на поставленный вопрос, минуту или две спустя. До этого на кухне царила звенящая тишина, и, наверное, она впервые не казалась приятной. — Так что, считай, да, у нее «кто-то есть». — Ой, я тебя умоляю, — отмахнулся Мартинес и оживился. Рону показалось, что мысль эта его вовсе не расстроила, как, по идее, должна была сделать, а только воодушевила. И это Пайнсу очень сильно не нравилось. — Ну погуляет она с ним разок, а дальше что? Разойдутся, никуда не денутся. Все равно вы уезжаете в конце месяца. — Так это и тебе невыгодно. Когда мы уедем, ты не сможешь видеться с Ханной, а потому выбрось-ка ты, друг, эти мысли из своей головы, пока кто-то их тебе не выбил. — Ты меня недооцениваешь. Я могу поехать с вами, меня ничего здесь не держит. А денег хватит на, как минимум, два или три года безбедного существования. Спасибо отцовскому бизнесу. — Если ты такой мажор, — Рон подался вперед, прищурившись, — тогда почему живешь на окраине? — Ты бы предпочел одну из наших квартир в центре? — спокойно парировал Вэлеско, сверкнув глазами.       Рону стало как-то не по себе. Он не ожидал услышать чего-то подобного. От Вэла — точно. Они дружили года три, но разговор, что удивительно, о деньгах не зашел ни разу. А теперь, оказалось, Вэл сын чуть ли не миллионера, и готов начать преследовать Ханну, куда бы она ни поехала. Рональд подумал, что это слишком странное стечение обстоятельств, которое ему точно было не по душе. Тяжело вздохнув, Пайнс поднялся со стула. — Я настойчиво советую поговорить с Ханной. Я уверен, что тебя ждет, мягко говоря, отказ, но так хотя бы честно. В любом случае, если она выберет своего французского друга, — а она выберет его — ты ничего сделать не сможешь. Поэтому желаю удачи, Вэл.

***

      Ханна сильнее прижалась к спине Люка, крепко обхватив его торс руками. В ушах у нее шумел ветер, порывами налетавший на них обоих, и гудел звук работающего двигателя. Макклейн никогда в жизни еще не ездила на скутерах. Ей это казалось безрассудным, опасным и очень глупым. Да только вот сегодня, увидев Люка на скутере, ей отчего-то захотелось прокатиться, и она не могла придумать более волшебного средства передвижения. Страхи куда-то исчезли, когда она надела шлем. Возможно, азарт и жажда чего-то нового взяли верх, а может, она просто чувствовала себя в безопасности рядом с молодым человеком. Итог все равно был один — Ханна чувствовала себя счастливой. Потому что они не ехали на скутере по улицам столицы Испании, они по ним пролетали, чувствуя кожей ветер и пьянящий аромат свободы.       Удивительно, что Люк не работал сегодня и мог всецело посвятить себя прогулкам по Мадриду и времяпрепровождению в компании Ханны. Девушка не могла не признать тот факт, что ей льстил этот факт: Люк свой выходной решил провести с ней. Это казалось милым. До такой степени, что иногда создавалось чувство нереальности всего происходящего. Будто бы все вокруг — сон, сказка. Да и пусть так — все лучше, чем медленно убивать себя миллионом вопросов о странных ощущениях. Они и так ее съедали изнутри все эти три дня. А сейчас с Люком все казалось таким простым, до невозможности глупым и детским. И в Ханне вновь проснулась та девочка, которой хотелось постоянно смеяться. А она позволяла ей это делать, прижимаясь к Люку все крепче, чувствуя его тепло и едва уловимый запах кофе.       К кафе, тому самому, где они выпили уже не одну чашку эспрессо и американо, Ханна и Люк подъехали вечером, когда солнце уже медленно подбиралось к самому горизонту. Оба счастливо и непринужденно улыбались, при этом почти не разговаривая. За день и Люк, и Ханна получили уйму впечатлений. И, скорее, дело было не в красоте мест, которые они успели посетить, и не в быстрых поездках. Хотя, Люк сказал, что причина их хорошего настроения в мороженом. Он купил его в маленьком магазинчике, совершенно не внушающем доверия. Однако сладость и прохлада десерта произвели умопомрачительное впечатление на девушку: пломбир был самым нежным, а глазурь самой мягкой и сладкой; кусочки печенья, попадавшие на язык, тут же таяли, оставляя во рту легкий привкус терпкого какао и легких взбитых сливок. И это определенно было самое вкусное мороженое в жизни Ханны. — Я вернусь в тот магазин и скуплю все их запасы этого чуда. А потом сама все съем. — Боюсь, тебе нужна будет чья-то помощь, — рассмеялся Люк. Они двигались в сторону дома Вэлеско пешком, ничем не объясняя странное желание прогуляться вдвоем. Оно просто появилось одновременно у обоих — так бывает редко, и упускать возможности, как думала Ханна, не стоило. — А завтра ты снова работаешь? — На самом деле, нет, но я еду на вечеринку к другу. У него завтра День Рождения. Думаю, что вернусь девятого, рано утром, а тогда уже сразу на работу. А почему ты спросила? — Да так, интересно стало, — Ханна пожала плечами, а потом вдруг резко остановилась и испуганно глянула на Люка. — День Рождения. Черт возьми, подарок в Шеффилде! — Что? — нахмурился юноша, не понимая, о чем говорит девушка. Ханна всплеснула руками. — У Рональда четырнадцатого мая День Рождения. И подарок благополучно лежит дома. Он, конечно, был выбран мной с огромной любовью и красиво упакован, но есть проблема. Полторы тысячи километров между нами. Теперь мне нужно думать, где достать другой в кратчайшие сроки. — Твой друг ведь болельщик «Атлетико», верно? Сходи в фирменный магазин, купи футболку. — Ты издеваешься? У него этих футболок больше, чем «Золотых мячей» у Месси... Ой, — Ханна смутилась. — Представь, что не я сейчас пошутила на тему футбола, хорошо? — И тем не менее, ты сделала это, — рассмеялся Люк, приобняв Ханну за плечи. — А если серьезно, у меня есть вариант. Я тебе рассказывал, что один мой друг работает с «Атлетико»? Так вот, он недавно подарил мне три билета. Должны были идти мы с друзьями, но, увы, не получится. Зато вы вполне можете сходить. — Ты сейчас серьезно говоришь? — Ханна встала напротив Люка и посмотрела в его глаза, счастливо улыбаясь. Он кивнул. — Я... не знаю, что можно сказать. Правда, кхм...       Макклейн вдруг заметила, что расстояние между ними не больше, чем пара дюймов. Дыхание перехватило, и девушка распахнула глаза. Но отступать на шаг назад не планировала. И Люк, кажется, тоже. Ханна ощущала каждый его вдох и выдох на своей коже, и от этого по спине пробегали мурашки. — Простого «спасибо» будет достаточно? — шепотом спросила она, чуть приподнимая уголки губ. Люк пожал плечами, и Ханна, приподнявшись на цыпочки, спросила: — А этого?       Вообще-то, она хотела поцеловать его в щеку. Как тогда, за привезенный из Сан-Себастьяна кофе. Но то ли ноги устали от прогулок, то ли Вселенная решила жестоко подшутить, и Ханна, чуть оступившись, коснулась его губ своими. Легко, невесомо, но... она его поцеловала. Тут же отпрянула, неловко улыбаясь, и опустила глаза. Люк стоял неподвижно около минуты — Ханна сбилась со счета после тридцати восьми секунд. — Да, вполне достаточно. Твое «простое спасибо» явно проиграло, и больше уже им точно не отделаешься.