Красными нитями

Мыльные разводы городских светодиодных красок проносятся в уголках её зрачков нескончаемыми речными водами. Осень — время ранних закатов, и у неё под ресницами сжигает сетчатку пылающий ореол солнца, а она ничего не может с этим поделать. Альберт ожидает её за угловым столиком претенциозного кафе в центре столицы. Он нервозно постукивает пальцами по тёмному дереву столешницы, следя за её приближением немигающим взглядом почти таких же водянисто-голубых глаз, как и у неё самой. Как бы то ни было, они ведь по-прежнему родственники. Александрина к нему отнюдь не спешит. — Ты опоздала, — произносит он, сверяя своё замечание со стеклянным циферблатом часом на жилистом запястье. — Прости, — отвечает ему Алекс без тени доброжелательности. — Не хотела приходить. Альберт поднимает на неё глаза и смотрит с минуту как-то отстранённо, куда-то сквозь сонную артерию на её шее, прежде чем раздраженно выдохнуть и начать неприятный разговор: — Я определённо солгу, если скажу, что тоже рад видеть тебя, кузина, — он переводит взгляд на синеватые лондонские сумерки за высоким прозрачным окном, и Александрина невольно повторяет его движение. Между ними пропасть размером с безграничность галактик. — Но дело наших семей сейчас находится в раздробленном состоянии. И, ради избежания внутренней конкуренции, гораздо разумнее будет объединить силы. Она не выдерживает и подбрасывается с неудобного стула, прерывая его: — Я не выйду за тебя. Альберт с усилием смыкает зубы. — Боюсь, у тебя нет выбора. Как, в общем-то, и у меня, — он наклоняется вбок, выуживая тонкими узловатыми пальцами из кожаного конверта сумки непроницаемо-чёрную папку. Она скользит по столу, врезаясь острым углом в кисть Александрины. — Не беспокойся, у меня нет на тебя никаких планов. Это брачный контракт. И кивает ей, слегка заторможенной, на тонкие резинки, сцепляющие гладкий пластик по краям. — Фиктивный брак? — спрашивает Алекс недоверчиво, разворачивая плотно пришитые друг к другу страницы. Альберт лишь педантично сцепляет руки в замке. — Видишь ли, чтобы остановить падение акций, нам нужно объединить компании. Но с помощью свадьбы двух молодых влюбленных мы сможем выдать обыкновенное поглощение за долгожданное воссоединение семьи. Всё, что тебе нужно, — сыграть свою роль. Мне кажется, из тебя получится великолепная актриса. — И что дальше? Альберт не удерживается от того, чтобы закатить глаза. — Переехать в Берлин и жить себе спокойно, не зная никаких нужд. Разве не это тебе нужно? Тебе же не нужна компания, я ведь прав? Алекс не знает, что ему ответить. Она закусывает губу, снова оглядываясь к окну, на уже чернильно-матовое небо, слабо освещаемое измождённой Луной. Падает на стул как-то обессиленно и, не смотря на двоюродного брата, вдруг прорезает паузу своим грудным голосом: — Ты кого-нибудь любишь? У Альберта удивлённо вздымаются тонкие дуги бровей. Ей кажется, что на короткое мгновение он задумывается над ответом, но затем прикасается к своей одиноко стоящей чашке акрилового кофе и отпивает остывший американо без какого-либо удовольствия. — Нет, — отвечает он с какой-то ей неизвестной интонацией, и Александрина вдруг спрашивает саму себя, все ли немцы разговаривают таким же отчуждённым тоном. — И тебе не советую. Я не запрещаю тебе любовников. Напротив, заводи их, сколько пожелаешь, но, прошу тебя настоятельно, будь благоразумна. В глазах прессы мы должны быть идеальны и влюбленны друг в друга до беспамятства. Не доводи ситуацию до громких скандалов. От этого пострадают все. Его слова прошибают её насквозь. Алекс оборачивается к нему медленно и въедается в его натянуто-спокойное лицо взглядом, полным той жалости, которую обычно испытывают к раненым животным или инвалидам. Её пульсирующие виски вдруг просверливает дикая мысль, от которой уголки губ дергаются в эпилептической улыбке. — Скажи, было бы тебе легче, если бы меня не было? — спрашивает она, поднимаясь на ноги резко, разметая листы контракта порывом ветра. Альберт недоумённо подскакивает за ней, и полы его длинного тёмного плаща распахиваются от мерзлого воздуха, пропитывающего кожу под ним липкой сыростью. — Что ты имеешь ввиду? Александрина вдруг замирает со сцепленными пальцами на ручке двери и оглядывается на него с лихорадочным блеском в глазах. Кузен смотрит на неё в упор, и в радужках его читается боязливое подозрение. — Объяви дату свадьбы, — командует она, чеканя слова. — Закажи несколько статей в ежедневные газеты и, пожалуй, в таблоиды. Не теряй ни минуты времени. Пусть наша история будет на слуху. Он не успевает ей возразить — она распахивает двери и сбегает рваными шагами по плоским ступеням кафе. Садится за руль, на секунду замирая, чтобы согреть затекшие ладони, и смотрит на нечёткие флуоресцентные блики светофоров, полуснедаемые смоляными облаками. Александрина задаётся вопросом, ждёт ли её всё ещё Уилл. Найдёт ли он её. Она будет ждать столько, сколько потребуется. Пока красная нить судьбы не приведёт его к ней снова. Такую связь, как у них, так просто не разорвать, уж в этом она уверена. Алекс механически тянет развернуть автомобиль к дому Лэма, но она прикусывает себе язык до крови и упрямо ведёт ход в противоположную сторону, стремясь рассечь границу столичных спальных районов и самые окраины. И чем реже становятся бледно-жёлтые бусины дорожных фонарей, окаймляющих ленту влажного асфальта, тем сильнее она вжимает педаль газа, едва ли не расцарапывая под шинами колёс искры. Ей всегда говорили, что она безумна. Бездумна. Что она доиграется, сгорит в собственном огне. В детстве Александрина однажды почти не утонула в озере при их старинной усадьбе из-за отчаянного желания увидеть на мутно-зелёном дне русалок. И когда её спасли, она рыдала так, словно на самом деле мечтала захлебнуться грязной водой. В динамиках радио бьётся отчаянной вибрацией трек неизвестной певицы, и Алекс сжимает тонкими пальцами в оковах серебряных фаланговых колец руль крепче до тех пор, пока скорость не становится инертной и слишком опасной. Тогда она резким движением размыкает собственную хватку, цепляя фокусом взгляда приближающийся скат, и выбрасывается безвольной куклой, раздирая одежду и кожу о растопленные в пористую крошку камни. Машина Александрины Ганновер, наследницы прибыльной британской компании, наотмашь впечатывается в ветвистую старую сосну близ окраины дороги и спустя навсегда разбитые секунды взрывается слепяще-рыжим адским пламенем. Аварию начнут расследовать послезавтра, а завтрашним утром на заглавных страницах полудюжины лондонских глянцевых изданий появятся статьи, посвященные торжественному бракосочетанию двух молодых и красивых наследников состоятельных семей. Кто-то даже окрестит это сотой по счёту «свадьбой века». Вот только событие подобного масштаба омрачит известие о жестокой автокатастрофе и таинственном исчезновении новоиспеченной невесты. В мертвецы её запишут довольно быстро, это будет выгодно абсолютно всем. И лишь один на целом свете человек будет знать, что произошло с телом. Потому что тела нет.