A Caress of Stars

Руки Дождя, 25. Хорошо, что Аланве отказалась от этой экспедиции. По правде, она и меня отговаривала, все повторяла — мы больше не можем позволить себе бродить по лесам и развалинам, мы уже не пара беспечных приключенцев, а основатели школы Магических Искусств. Это была наша общая мечта: достойная школа за пределами Саммерсета, как только мы скопили достаточно денег, Аланве буквально за руку потащила меня по очереди к хартледским, ресдайнским и хайрокским лордам. Моим айлейдским сородичам затея не понравилось, великие Дома Ресдайна и вовсе либо проигнорировали, либо натравили на нас дрессированных никс-гончих; что ж, они всегда ревностно оберегали любые тайны, зато Диренни оказались доброжелательней — или просто умнее. Местный лорд расщедрился на замок в ривенспайрских скалах, ветхий и больше похожий на развалины, но в тот день, когда слуга передал нам дарственную, я плясал от радости и обнимал Аланве, будто в день нашей свадьбы. Еще пять лет и изрядная сумма, перекочевавшая в карманы рабочих-орков — и вот, наша заветная мечта сбылась, школа существует, в ней немало одаренных студентов и лучшие учителя, которых Аланве собирала по всему Тамриэлю. Зачем я ввязался в эту экспедицию? Ладно, признаю: мне всегда хотелось побывать в загадочной Аргонии, куда редко дотягивались даже вездесущие ресдайнцы и властелины подземелий — двемеры. Что ж, вот мы здесь: в грязи выше колен, трое сгинули в болотах, одного сожрали какие-то местные твари. Илмирель говорит, что это были местные обитатели, и что это был ритуальный каннибализм, а по-моему — обычные крокодилы. Аргония холодная и душная одновременно, каждую ночь нас донимают москиты с жалами в мой палец длиной, я болен лихорадкой, от которой не помогают зелья восстановления. И, кажется, заблудились. Наш проводник по имени Знает-Тайные-Тропы обещает скоро вывести к тайному святилищу, загадку коего мы и направились разгадывать. Но лично я уже ни на что не надеюсь. Хочу домой. К Аланве. «Следующий раз слушай меня, Нериенет», — скажет она ровно так же, как говорят все жены в мире, и будет совершенно права. Клянусь, я так и буду делать. Второго Зерна, 26. Я жив. Остальные мертвы, но я жив. Она спасла меня. Она назвала себя… Возьми себя в руки, Нериенет. (Забавно, я пишу это в собственном дневнике, подействует ли?). Я уже в безопасности. Через неделю доеду до Ривенспайра. Извозчик никуда не торопится, мерин у него древнее Адамантиновой Башни и такой же монументальный, но по крайней мере, у меня есть время записать и осмыслить произошедшее. Я тогда потерял счет дням — мы безнадежно заплутали в болотах, помню лишь крупную россыпь звезд, Тень взошла над болотами, и нас тоже накрыло тенями. Каждый день мы теряли кого-то. Хищники, лихорадка, болота. Голод. Припасы закончились, а аргонианские растения и животные ядовиты — почти все. Илмирель принесла немного ягод и сказала, что их можно есть, но едва пригубила крупный темно-синий плод, перестала дышать. Проводник то ли сбежал, то ли погиб за несколько дней до того. Вокруг болота, мангровые заросли, грязь и вода. Ткань липнет к всегда мокрой коже. Меня бил озноб, я кашлял и с трудом переставлял ноги. Мысль об Аланве помогала держаться, но в тот вечер я остался один. Я упал на колени рядом с мертвой Илмирель и зарыдал. Илмирель была грубоватой и скорой на язык, а то и на молнию, и как ученый она ничего из себя не представляла, любой наш разговор почти неизменно превращался в ссору, но теперь она лежала мертвой, в открытом рту скапливалась дождевая вода, вымывая предсмертную пену, вода вытекала из глаз, точно Илмирель тоже оплакивала собственную смерть и нашу неудачную экспедицию. Созвездие Тени сияло даже сквозь тучи. Я потянулся к роковой ягоде, думая: зато быстро. Хотел бы я написать, что остановила меня надежда или мысль об Аланве, но не привык лгать, и уж определенно не в собственном дневнике. Остановил меня зов. Звала по имени женщина — и хотя голос совершенно точно не принадлежал Аланве, и мог быть просто вызванным лихорадкой видением, я поднялся с колен и пошел. Она звала. Я шагал по болоту, дважды оступился и рухнул в грязь, однажды почти завяз в трясине. Она называла мое имя и обещала спасение. Думаю, у меня просто не было выбора. Дорога менялась. Болота стали как будто… суше, если так можно выразиться о болотах. Я пытался разглядеть в темноте фигуру женщины, пытался зажечь «звездный свет», вот только болезнь выпила магику, а москиты — кровь, и единственными звездами оставалась Тень над головою. Вязкая слизь сменилась камнями. Я разглядел на горизонте бастион, заброшенный и давно покинутый на вид, но я слышал зов и надеялся. Не помню, как я оказался внутри этой крепости. Не помню, что случилось потом. Когда очнулся — бодрым и здоровым, решил, что дома, позвал Аланве, но вместо жены появилась полупрозрачная фигура. Призрак держал в руках чашу с травяной настойкой. Странная картина, но я принял питье, а призрачная женщина села рядом на шкуры — на них же я и лежал, и был завернут. Место казалось заброшенным, несмотря на факелы и фрески на стенах. Фрески изображали пауков. — Где я? — самый очевидный вопрос. Призрак покачала головой. — В безопасности, Нериенет. Она погладила меня по плечу. Ее рука оказалась странно телесной. Возможно, она была не призраком, но иллюзией? Возможно, она скрывала свой истинный облик. Она трогала мое лицо, мочки ушей и волосы. У нее была темная кожа и красные глаза, и порой образ девушки мерк, сквозь него проступало нечто иное — я не мог разглядеть, что именно. Она просила меня остаться. Будь со мной, прекрасный рыцарь, говорила она, будь со мной и обрети бессмертие и любовь. Я отвернулся. — Прости, — сказал я. — Меня ждет жена. На миг женская фигура будто лопнула, обнажая что-то вроде жвал и шипов. Я потянулся к мечу, и обнаружил, что потерял его где-то в болотах. — Что ж, рыцарь Нериенет, — сказала моя спасительница, ее голос дрожал. — Возвращайся домой, позволь лишь подарить тебе подарок на прощанье. Она протянула мне выкованный из эбонита клинок — самый лучший на свете клинок. Едва я прикоснулся к рукояти, по пальцам пробежала молния, словно щекотали лапками пауки. Наверное, мне следовало отказаться от дара. Наверное. Я просто не хотел обижать ее. Она сказала мне свое имя — или то, что заменяло ей имя. Ее зовут Леди Тенёт. Она сказала, что будет ждать. Высокого Солнца, 3 Рутинные заботы не оставляют времени на дневники. Впрочем, это и хорошо, наверное? Жизнь и учеба в школе идут своим чередом — по крайней мере, с тех пор, как я выслушал очень длинную и очень эмоциональную тираду Аланве, ее обещание запереть меня в стенах школы и вообще больше никуда не пускать, и так далее и тому подобное. Я удержался и не напомнил, что прежде мы исследовали Тамриэль вместе. В конце концов, это она теперь рассказывает юным приключенцам как не утонуть в болоте и не попасться на зуб диким тварям. Я не рассказал ей о мече. Сам не знаю, почему. Прежде у меня не было от Аланве секретов. Я не рассказал ей о Леди Тенёт, по правде говоря, соврал, будто самостоятельно выбрался из топи. Немного стыдно. Наверное, нужно сказать правду. Позволить ей взглянуть на подарок. Она, наверняка, посоветует выбросить его. Нет. Только не это. Эбонитовый клинок с вязью, похожей на переплетающиеся лозы — или паутину, — на рукояти. На самом лезвии гравировка в виде паука. Аланве не понравится. Меч ложится в ладонь ловко и легко, приятно гладок и тяжел на ощупь. Когда я просто прикасаюсь к нему, в голове проясняется, я словно вижу и понимаю больше, чем когда-либо. Нет. Ничего не скажу Аланве. Высокого Солнца, 22 Сегодня утром нашел в библиотеке свою работу о магии и ядах Аргонии — всю исчерканную, с сотней пометок на полях о якобы ошибках, неточностях и неверных расчетах. На странице с выводами и заключением красовалась завитками надпись: «полная чушь». Ни одной нетронутой страницы. Ни одной. Я перелистывал их — вперед и назад. В библиотеке собирались ученики. Спиной я ощущал их взгляды. Они перешептывались и хихикали, они смеялись надо мной. «Полная чушь». Я знаю, кто это сделал. Он творил подобное и прежде, юный наглец. Фаиндор Призыватель, называет он себя. Капризный мальчишка, высокородный с Саммерсета, он считает, что облагодетельствовал нашу захолустную школу своей персоной — и своим талантом. Он всегда насмехался надо мной. «Заставь его страдать. Разве он не заслужил?» Это пишу я? Как будто чужие мысли в голове. Как будто кто-то шепчет на ухо. «Он презирает тебя. Вместе с другими студентами он придумывает про тебя шутки. Прежде, чем исчеркать рукопись, они читали ее вслух в дормитории, передразнивали твой голос и интонацию, и смеялись, о, они так смеялись». Шепот звучит в голове. Громко. Когда касаюсь рукояти эбонитого клинка — чуть легче, голос Леди не утихает, но по крайней мере, знаю что делать. Фаиндор Призыватель, юный гений. Что ж, ты получишь свое. Высокого Солнца, 27 Что я натворил. Проклятье. Ничего неправильного. Вспомни исчерканные страницы и смешки за спиной. Они тыкали пальцем, и кто виноват? Фаиндор. Я просто показал мальчишке его место. Самоуверенность до добра не доводит. Он стал бы посмешищем, ровно так же, как пытался выставить меня. Я все сделал верно. Гораздо лучше, чем задумывал изначально. Под пальцами лезвие — оно гладкое и мягкое, как женские волосы, оно тверже адамантина — словно воля того, кто прав, говорит оно мне, и повторяет: я поступил правильно. Фаиндор получил по заслугам, не больше, не меньше. И я позаботился о том, чтобы… Да. Все в порядке. Высокого Солнца, 29 Аланве спрашивает о Фаиндоре. Он был… он ее любимый ученик. Все обожали Призывателя Фаиндора, и только я понимал, насколько он гнусен в своей гордыне и стремлении унизить других. Наверняка, я не единственный, над кем он насмехался — только остальные уподобились псам, что лижут бьющую руку. Ты не видел его, Нериенет, спросила она, и я резковато ответил — нет. И едва не добавил: иди и ищи сама, если тебе так нужно. В конце концов, почему моя жена спрашивает собственного мужа о других мужчинах? Это неприлично. И подозрительно. Школа полнится шепотом. Ученики и преподаватели обсуждают Фаиндора. Они смотрят на меня. Они догадываются. Фаиндор во всеуслышание обзывал мои труды «чушью», а теперь он… Я все сделал правильно. Аланве, какое тебе дело до него. Ты моя жена. Ты принадлежишь мне. Проснулся ночью и спустился вниз — как и в любом замке, в школе немало тайных камер. Одну из них я нашел недавно, Аланве о ней не знает, а я прячу в ней эбонитовый клинок. С клинком все проще и так… хорошо. О Фаиндоре скоро забудут, правда? Даже Аланве. Огня Очага, 9 Я пообещал Аланве больше не уходить в экспедиции — не раньше, чем она захочет составить мне компанию, но с каждым днем все тяжелее находиться в школе. Мы мечтали, чтобы замок стал домом и прибежищем для одаренных со всего Тамриэля. И что вышло? Навозная куча вместо ларца с золотом. Я не знал. Теперь знаю. Лаэрне из Клаудреста украла и сожгла журнал с записями своей соседки по дормиторию, чтобы опередить ее на экзамене. Манмери-выскочка Клайв платит своим телом любому, кто согласится помочь ему с уроками — и порой «ловит» не только старших учеников, но и преподавателей. Каджитка Ри-Дарра пришла в школу, чтобы научиться Иллюзии и незамеченной прокрадываться в чужие дома, а Изменение пригодится ей выносить награбленного добра больше собственного веса. Миаро, родич подарившего нам этот замок лорда, ненавидит весь свой клан и хочет податься в культисты Молаг Бала. Каронил, преподаватель Алхимии, сорок лет подряд присваивает себе чужие достижения. Иногда он не гнушается выдать труды учеников за свои. Они все. Все таковы. Как я мог прежде не замечать, насколько глупы, примитивны, а порой и откровенно отвратительны и те, кто преподает, и те, кто учится? И эти меры, люди, даже каджиты и аргониане, осмеливаются называть себя будущими учеными, исследователями, надеждой магического мира? Сборище отбросов. В любой захолустной таверне можно набрать более достойную публику. Меня мучает бессонница. Когда Аланве засыпает, поднимаюсь с кровати и крадусь вором по коридорам и лестницам. Меня знобит и почти выворачивает от отвращения при мысли о тех, с кем вынужден сосуществовать и, прости Магнус, обучать. Клинок дарит успокоение. Я закрываю глаза и прислушиваюсь к шепоту. Клинок знает, как мне плохо. Я рассказываю ему теперь больше, чем пишу в дневнике — дневник, кстати, тоже вынужден прятать, а порой вырывать страницы. Всегда ли они, ученики и преподаватели, каждый обитатель этой гнусной клоаки, были столь омерзительны? Или это клинок подарил мне прозрение, я был слеп, а теперь вижу свет, и свет ослепляет меня? Аланве по-прежнему ищет Фаиндора. Как мы сообщим его родителям, что их единственный сын бесследно пропал в нашей школе, сказала она мне. О, эта ее заботливость. Я промолчал, не мог же ответить: мне наплевать. Не будь наседкой. Ты моя жена, а не грудастая недийская кормилица-нянька при дворе какого-нибудь лорда. Голос эбонитового клинка похож на шорох паучьих лап в темноте. Это самая прекрасная мелодия в мире. Жаль, я не могу поделиться ею с Аланве. Огня Очага, 15 Аланве странно на меня смотрит, а я видел, как она беседует с Руланиром — своим другом детства. Возможно, стоит взять это выражение в кавычки. «Друг детства», как глупо звучит — глупее только прозвище самого Руланира, — Мастер-Мечник. Аланве пригласила его обучать искусству владения мечом, мол, студенты должны уметь не только колдовать, но и сражаться. Она лгала мне? Все это время она просто хотела, чтобы Руланир был рядом, не так ли? Они стояли за резной колонной. Аланве прислонилась к стене, а Руланир нависал над ней — и, клянусь Клинком, их губы были куда ближе друг к другу, чем-то допустимо приличиями. Он назвал мое имя. «Нериенету не понравится», — сказал он. Аланве? Она промолчала. Огня Очага, 16 Руланир притворяется, будто ничего не случилось. Зато осмелился обратиться ко мне и заявить, что он собирается организовать поисковую экспедицию. Они-де, надеются найти Фаиндора, потеряно столько времени, но юный гений и прежде сбегал из школы, а потом его обнаруживали в тавернах, в объятиях самых дешевых шлюх, глушащим дешевый мацт с самыми отпетыми разбойниками. В общем-то, ему не стоило тратить силы на побеги. Вся школа — это отребье и шлюхи. Кроме Аланве… впрочем, я больше не верю ей. Руланир просил меня помочь в поисках. Я едва не ударил его — грубо, как пьяный орк, кулаком в губы. Ты зажимаешь по углам мою жену и осмеливаешься просить меня о помощи. «Аланве тоже пойдет», — добавил Руланир. Он насмехался надо мной. Это была открытая издевка, вроде одного из его смертоносных ударов — прямо в сердце кончиком лезвия. Что ж. Посмотрим, кто из нас умеет резать глубже. Огня Очага, 30 Руланир нашел Фаиндора. Надеюсь, его это устроило. Начала Морозов, 5 Аланве спрашивает о них обоих. Аланве спрашивает, что со мной творится. Вчера я схватил ученицу за шиворот и приложил затылком об камень — до тихого хруста, и пальцы стали мокрыми. «Тебе надо к лекарю», говорит Аланве. Она не знает, что эта девка из крестьянской семьи и подделала гербовую печать, чтобы попасть сюда. Мы и так брали любого одаренного в магии. Она оправдывала себя — мол, зато наверняка. Это не оправдание. Они все лживы, грязны и омерзительны. Аланве… почему она не видит? Начала Морозов, 6 Потому что она одна из них. Начала Морозов, 9 Анконат. Мне следовало бы догадаться. Сэр-лучший-маг-Разрушения-во-всем-Тамриэле. Идеально говорит, идеально выглядит. Даже Клинок ничего не говорил о нем, но правда глубока, как рана и обжигает, подобно пламени. Довольно. Клинок знает что делать, и я тоже. Начала Морозов, 13 Клинок говорит, сегодня идеальный день для ритуала. На небе созвездие Башни, а правит Башней Тень. Я видел Аланве с Анконатом. Он обнимал ее, голая спина поблескивала от пота. Она закинула ноги ему на бедра и стонала так, как никогда не стонала со мной. Я стоял и смотрел. На мгновение почудилось: все сон либо иллюзия, но Клинок зашептал: действуй. Да, кивнул я. В этот день призывают ту, кого Клинок именует Госпожой. «Сделай это», говорит он, и я готов. *без даты* Я позвал Аланве, взял ее за руку. Кожа нежная, несмотря на шрам через ладонь — я трогал этот шрам, мы дрались со сломанной двемерской сферой, лопасть распорола Аланве руку, когда та защищала меня. Мы шли по лестницам вниз. Аланве остановилась и спросила: куда мы идем. Что ты делаешь, Нериенет. Я обернулся: ты ведь хотела найти Фаиндора. Руланира. Анконата — его исчезновение Аланве не успела заметить. Она широко распахнула глаза. Лжецы и предатели чуют кару, словно хаммерфельские шакалы — падаль. Во рту стало горько: Аланве клялась в вечной любви, и предала меня. Я? Я все еще любил ее. Я буду любить ее вечно. На последних ступеньках она рванулась прочь, и мне потребовалось сжать ее пальцы сильнее. Аланве вскрикнула от боли. Здесь, сказал я, доставая ключ, здесь они все. Фаиндор, что смеялся надо мной, и ты смеялась вместе с ним. Нет, пожалуйста, это не так, Нериенет, закричала она. Я покачал головой и создал чары паралича, чтобы Аланве не металась загнанной крысой. Здесь, сказал я, твой «друг» Руланир. Здесь и Анконат Огненный Маг, я видел как ты отдавалась его пламени. Они ждут тебя. Из приоткрытой двери пахнуло вонью немытых тел, гниющей крови, нечистот, гангрены. Дожидаются в потайной камере, и знаешь что? Они все еще живы. *без даты* Как же она кричала. Они все кричали. Фаиндор — я отрезал ему ноги сначала до колен, но они загнили, и пришлось отрубить до бедра. Руланир без ступней и пальцев. Анконату выжег каленым прутом глаза и прибил ладони к стене, потому что места в камере не хватало. Аланве кричала громче всех. Они надеялись, что все закончится быстро? Нет. Вся школа поплатится за то, что совершила Аланве. Мы создали эту клоаку, но я очистил ее. *без даты* Обугленное тело Аланве я отнес в нашу спальню и положил на кровать. В школе не осталось никого живого — только вышедшие из порталов создания и призраки. Душа Аланве расколота — я хочу, чтобы она мучилась вечно и наблюдала страдания тех, с кем изменяла мне. Она заслужила это. Клинок вздрагивает и шепчет. Да. Заслужила. Фаиндор, Руланир, Анконат. Ученик, воин, маг. Почти как созвездия — вот только осталась на небе лишь Тень. Я приставляю Клинок к груди. Смерть не станет и мне освобождением, но по крайней мере, меня ждет, как и обещала она — Велидрет, Леди Тенёт. Ждет в Колыбели Теней.