Школьные будни.

Когда сталкиваешься с тем, с кем когда-то встречался, либо он тебя безумно раздражает, либо прошло достаточно времени, чтобы ты начал его идеализировать. Нервно шагая по длинным коридорам, Маринетт и не заметила, как с кем-то столкнулась… Этим «кем-то» и являлся новый ученик. Девушка лишь сейчас заметила насколько они похожи с Адрианом, с этим зеленоглазым «сокровищем». Хотя чего уж там, раньше ведь всё было прекрасно, даже если вспомнить ранние школьные годы. Юноша, с такими кошачьими, зелёными глазами не всегда ведь был такой, ну… наглый. Он защищал Маринетт от хулиганов, носил её портфель, а она в свою очередь лечила его раны, перебирая бинты своими изящными пальцами. Всё было чудесно, так почему же сейчас всё не так.? Рос Адриан, росла и Дюпэн-Чэн. Кавалеров, пытающихся заполучить сердце красавицы становилось всё больше, та же ситуация происходила с юношей, у девушек появлялся неподдельный интерес к молодому « Аполлону ». Но ведь проблема заключалась в том, что Адриану была интересна только Она, не зря парень так бережно охранял девушку, словно хрупкий цветок. Однако Мари не была готова ни к каким отношениям, но Адриан дал слово себе, что добьётся её расположения. Годы шли, попытка признаться в чувствах давалась Адриану всё сложнее и сложнее, и тогда парень совершил роковую ошибку, утопая в любви своих поклонниц, он думал, что забудет её… Вернёмся к столкновению в одном из длинных коридоров. Феликс опомнился первым, собрав все вещи, выпавшие из её портфеля, который Маринетт по своему обыкновению не закрыла. Почесав затылок, и напоследок роняя штатную фразу *прости, я случайно*, добавил *меня зовут Феликс*. Что уж скрывать, от юноши не утаилась и природная красота брюнетки, не утаились девичьи голубые глаза, глубокие словно два омута… два омута, в которых не жалко и утонуть… В душе смешалось яркое буйство красок, разливающихся по венам, а в смышлёной голове что-то сильно колотило, возможно пульс, возможно нет. Сердце парня готово было выпрыгнуть из груди, оно отстукивало чёткий ритм аргентинского танго. Его пронзительные, словно ножи, глаза, метались из стороны в сторону, лишь бы не утонуть в её «океанах». Чего не скажешь о девушке. Маринетт, со свойственным ей показным равнодушием, поднялась с холодного бетонного пола, а затем отряхнулась и хотела уже было что-то сказать, как сзади подошёл Адриан. —Ты уже познакомился с моей девушкой, брат? — как-бы невзначай поинтересовался зеленоглазый, выделив акцент на последнем слове — С твоей, кем, прости? — в васильковых глазах бушевал огонь. По коридору раздался громкий звук, скорее треск, треск разбившихся мечт. Феликс же молча наблюдал за этим действом. Пускай Адриан его, хоть и не родной, но брат, эта девушка пришлась голубоглазому блондину по душе. В его холодном нутре запылало что-то новое, что-то, чего ранее он не испытывал, и это «что-то» он не хотел отпускать. Маринетт же скрылась в длинных коридорах, проводя простые параллели в её с Адрианом отношениях. Он ведь ей нравился, очень даже, но его чрезмерная опека лишь пугала девушку. Юная леди холодно отвечала на все его признания, но это была всего лишь асоциальная маска, которую она надевала при парнях. В душе же девушка сильно смущалась, т.к. настоящая Мари — нежный цветок, с хрупкими лепестками, однако с сильным и волевым стержнем. А для чего все эти меры? А ответ прост, всё потому, что юная особа боялась этого чувства, она лишь отнекивалась от очевидных вещей, а теперь ситуация лишь обострилась, благодаря одному красивому юноше, со взглядом зоркого ястреба. Ведь если вспомнить раннюю школу, то Мари всегда перематывала Адриану раны, которые он получал в ходе драк, о причине которых Маринетт даже не задумывалась. Она так часто лечила его, что как-то во время процесса, когда Адриан был необычайно серьёзен, то придумал стишок: Прожгла во мне печаль немая души зияющие дыры, На кухне молча пили чай мы, плеская тёплые порывы. Когда во мгле глубокой ночи, увидел я тоску дрянную, … И он тогда замер, видимо не придумал продолжение, и как Маринетт помнит, она машинально продолжила: Невольно в голове подумал: коль будет больно — я подую… Продолжение следует…