Pretty kitty

Эрик

      «Из связи уникальной родится наследник. О фее твердят пророчества невидимого мира. Знамение союза — равновесие придет от двух сердец, что бьются, как одно. И появится третье».       В дни, последовавшие за рождением Адама, у меня нашлось время подумать о пророчестве, которое предсказывало Пришествие.       Потребовалось немало убеждения, но в конце концов мне удалось уложить Сьюки спать. После битвы она спорила со мной изо всех сил, шепотом крича над головой нашего спящего сына, что мы все еще в опасности. Старая пыльная книга утверждала, что Адам неуязвим, но мы не собирались проверять эту теорию, засыпая и позволяя кому-нибудь из выживших психов снова попытаться убить его.       Только увидев, как Пэм и Алсид встают на страже у нашего дома, Сьюки поддалась истощению. Пока она спала мертвым сном на нашей новой кровати, в прекрасном доме, который я построил для своей семьи, я свернулся в любимом кресле, держа на руках своего первенца и мысленно повторяя слова книги.       Адам ничего не слышал. Его способность мысленно разговаривать со Сьюки не распространялась на меня.       Но мне нравилось их общение.       Вскоре после битвы Массава отпустил доктора Людвиг. Как я и предполагал, он схватил и допросил ее перед нападением на мой дом. Нубиец зачаровал ее, но ничего не нашел. Я очень тщательно скрыл всю информацию. Оборотней-охранников убили прямо у нее на глазах, надеясь развязать ей язык. Если верить слухам, она взглянула на их разодранные голые тела, истекающие кровью в грязи, и прокомментировала: «Я все равно кошатница».       Массава отпустил ее невредимой. Удерживать доктора не было никакого смысла.       Когда ее привез черный седан с номерными знаками властей, Сьюки обняла Людвиг так крепко, что чуть не сломала ей кости. Доктор оттолкнула ее в сторону и почти бегом кинулась к колыбельке. Она благоговейно уложила мальчика на кровать и осмотрела. Десять пальцев на руках. Десять — на ногах. Здоровые легкие. Чувствительные глаза. Настороженные уши. Нормальный пульс. Более шестидесяти перцентилей по весу и росту. Никакой реакции на солнечный свет, лимон или железо. Она повернулась к нам, совершенно опустошенная от изумления.       — Он — ребенок, — сообщила Людвиг без всякой надобности. — Здоровый, нормальный ребенок.       Сьюки обернулась ко мне и содрогнулась. Ее тело покидал самый большой, самый глубокий страх. Я обвил ее свободной рукой, пристально глядя на Людвига.       — А вы — его доктор.       Она этого будто и не услышала, но, порывшись в сумочке, протянула мне брошюру и направилась к двери. Это был график детских прививок.       Вот и все.       Наследник, предсказанный феями, начал с нами свою новую жизнь. Воплотив пророчество невидимого мира, он уничтожил царство фей одним движением крохотного кулачка. Их земля волшебным образом исчезла. Как бы это ни ужасало фей поначалу, они еще не знали, что упоминание о равновесии тоже вступило в свои права. Об этом позаботилось Пламя, которое вырвалось из их тел.       Орла и Дэн стали лишь первыми бенефициарами.       И это касалось не только тех фей, что собрались на поляне в роковую ночь.       Каждая фея на свете, резко выдернутая из своего мира и заброшенная в человеческий, немедленно теряла свое Пламя. Маленькие сверкающие солнца проносились над городами. Над странами. Над океанами, льдами и песками. Пока не обнаруживали свою цель. В мире проживало около тридцати миллионов вампиров. И десять тысяч из них занимались своими обычными делами, когда световые шары настигали их, словно гончие, и врезались прямо в грудь. Свет выбирал мужчин и женщин. Любого возраста и происхождения. Выбор происходил безо всяких объяснений. Они просто понимали, что охватившую тело агонию сможет облегчить лишь приближение к волшебному хозяину этого света.       Мир никогда еще не видел такой сверхъестественной миграции. Вампиры и феи перемещались по всему миру, отыскивая друг друга. Они обгоняли северных оленей в землях Канады и тунцов в водах Южной Атлантики. Встретившись, они смотрели друг на друга, вглядываясь в незнакомые черты, а затем следовали примеру Сьюки, меня, Орлы и Дэна.       А именно — обменивались кровью, трахались и связывали души навеки.       Эта дьявольски хитрая книга предсказывала спасение волшебной расы.       Конечно, способ был несколько неординарен, а фолиант, к счастью, не уточнял, как именно это произойдет, — ведь ни одна фея не согласилась бы иметь любовника-вампира, сколько бы шкур это ни спасло. Как оказалось, в мире фей было связано всего двадцать пар. Они редко проводили подобный ритуал, ибо вечность — слишком долгий срок.       Но судьба, конечно, знала, что не стоит задавать вопросов.       Она просто подобрала каждой фее наиболее идеального партнера среди вампиров.       Феи становились несъедобными для любого другого вампира — как Сьюки для Софи-Энн. Связь и спутники защищали их от посягательств. А вампиры, в свою очередь, получали благословение и проклятие в виде единственного источника самой чистой и восхитительной крови в мире. Первый же глоток заставлял их позабыть о людях, охоте и о двадцатках, отданных донорам в темных переулках. Они влюблялись. И с тех пор они не могли и не хотели пробовать кого-то другого. Пламя позволяло им ходить под солнцем и защищать фей ценой собственной жизни, а ночью угрожало любому обнаглевшему вампиру солнечной смертью.       Угасающая раса фей наконец-то была в безопасности.       Я никогда не задавался вопросом, имели ли новые пары некую совместимость, или их просто принуждала магия фей. Впрочем, я никогда не размышлял об этом и в отношении нас со Сьюки. Мы были единым целым. Вряд ли кто-то из новичков образовал столь же идеальный союз.       Я снова взглянул на Адама.       Он устал смотреть на меня и заснул. Малыш много спал. Спасение сородичей матери явно его измотало. Я выглянул из огромного эркера главной спальни нашего нового поместья. Синева неба по-прежнему внушала благоговейный трепет. За последнюю тысячу лет я видел его только по телевидению, а экран не воздавал небесам должной справедливости.       Мы переехали сюда вскоре после того, как все закончилось.       Массовый ритуал выбора перепугал до усрачки все земное сообщество. Существование фей стало установленным фактом — они не могли ни спрятаться в другом мире, ни скрыться от любопытных глаз, — и каждая группа по-своему реагировала на это мифологическое чудо.       Люди, разумеется, запаниковали. Но страх быстро сменился подозрением, ненавистью, обожанием и религиозным пылом — появление стольких ангельски прекрасных созданий могло объясняться либо намерениями Иисуса, либо сатаны. Единственными, кто отреагировал довольно спокойно, оказались ведьмы, но даже они слегка подпортили впечатление всякой чушью вроде общения с магическим кристаллом и новостей о наступлении эры Водолея. Богиня любит всех, бла-бла-бла.       Оборотни и прочие двуликие плевать хотели на мнение людей. Они уже знали о существовании других рас, но имели мало общего с феями, за исключением исторических проблем. Поэтому в основном феи и перевертыши игнорировали друг друга. (За исключением Герво, который практически ежедневно облизывал Хедли, пока им не перевалило далеко за восемьдесят).       На самом деле, после первой волны изумления изменилось очень немногое.       Но пророчество еще нихуя не закончило сбываться.       Мир только-только начал привыкать к новым явлениям, как его снова тряхнуло.       Орла.       Милая, хрупкая, черноволосая Орла, связанная с красивым вампиром, которого обратили в вечер вступления Джона Кеннеди в должность, получила еще один маленький сюрприз.       Она забеременела.       Спустя всего две недели беременности она родила прелестную девочку с таким же темным оттенком волос. Ее назвали Ио, в честь нимфы, которую соблазнил Зевс. Орла очень любила Дэна, но все же имела некоторые претензии к мирозданию, которое насильно соединило их. Но, как узнали мы и тезка Ио, невозможно бороться с богом, если он чего-то хочет.       Долго удивляться не пришлось: вскоре другая фея забеременела от вампира. И еще одна. И еще. И со временем шок от рождения Адама оказался погребен под грудой очаровательных гибридных младенцев.       Что интересно, мужчины-феи, которые выбирали женщин-вампиров, как и гомосексуалисты, не создавали потомства. После проведения исследований возникло предположение, что мертвые матки не могли вынашивать детей. Но феи были защищены на всю жизнь, и это обеспечивало им большую безопасность, чем когда-либо прежде.       К этому времени я уже отрекся от двойного трона Луисиссиппи, как окрестил его Хантер. Необходимость в армии для защиты Сьюки отпала, и у меня развился тяжелый случай «да пошло оно все нахуй». Я сохранил свой бизнес и портфель ценных бумаг. Мы жили с комфортом. Мое заявление об увольнении пришло в виде апперкота в челюсть Массавы. Вампир так и не пришел в себя после произошедшего, убежденный, что конец так же далек, как юность Адама. Я плюнул на его костюм и вышел.       — Запиши это в свои книги, писец, — предложил я, захлопывая дверь его кабинета.       Адам, спящий на сгибе моего локтя, шмыгнул носом. Я осторожно провел пальцем по его пухлой щеке, поражаясь мягкости человеческой кожи. Малыш потянулся к моему пальцу, думая, что это обед. Но, продолжая спать, он не обнаружил материнского молока в моих грубых мозолях и расслабился.       Подняв глаза, я встретил сонный взгляд Сьюки и мягко улыбнулся ей.       — С возвращением, любимая.       — Сколько я проспала?       — Около шести часов.       — Ты не сдвинулся. Ни на дюйм.       Я пожал плечами.       — Движение разрушает идеальные моменты.       Она улыбнулась. Затем протянула руку, проверяя состояние своих спутанных волос.       — Мне нужно принять душ.       Я встал, осторожно устроился на кровати рядом с ней, просунув руку ей под голову, и укоризненно цокнул языком.       — Нет. Я же только что сказал — никаких движений.       Она усмехнулась, приподнялась, чтобы дотянуться до Адама, и обхватила его голову руками.       — Он такой красивый.       — Естественно.       Сьюки провела большим пальцем по его уху. Адам пошевелился. Голубые глаза медленно открылись и пристально посмотрели на нас.       — Доброе утро, соня, — прошептала Сьюки.       Он вяло моргнул.       Сьюки на мгновение замолчала, затем резко втянула воздух через нос.       Я уже начал привыкать к этому звуку. Адам разговаривал с ней. Он не всегда так делал, но это каждый раз застигало ее врасплох.       — Что? — спросил я. — Что было на этот раз?       Она прикусила губу, глядя на меня с почти виноватым выражением лица.       — Помнишь, как ты пришел ко мне на крыльцо в ту первую ночь? Ты спрашивал о моих снах, о том, что мне снилось.       — Да, — ответил я. — Ты сказала, что я был мил с тобой.       — Но это было нечто большее. Во сне ты говорил… — Она замолчала, отводя взгляд.       — Что я говорил?       — Ты… ты сказал… Ну, ты поцеловал меня. Поцеловал как в последний раз, а потом сказал, что это, — она показала рукой на себя и на меня, — это было… началом.       — Началом, — эхом отозвался я после небольшой паузы.       Сьюки кивнула.       — Да, началом. В твоих устах это звучало так важно. Словно наши отношения приведут к чему-то грандиозному.       Она снова перевела взгляд на нашего сына.       — Он только что сказал то же самое. Посмотрел на нас с тобой и подумал: «Начало».       Я замолчал. Сьюки шепотом продолжила:       — Мы начали еще тогда, когда ты был просто призраком в моей голове. Мой разум просто… знал. Мы были обречены на нечто удивительное.       Мы погрузились в свои мысли. Адам наблюдал за нами, позволяя обдумать то, что он знал всю свою короткую жизнь.       Три пары глаз уставились друг на друга.       Никто не пошевелился.

***

      Прошли годы.       Адам рос. В нем не было ничего необычного, кроме красоты и телепатии его матери. Он впервые засмеялся. Потом научился садиться. Затем пополз.       Когда он начал ходить, у нас родилась Аманда. Его первая сестра.       Адам всегда пах инеем и водяными незабудками.       Мэнди, как мы стали ее называть, пахла словно голубянка Аманда, наевшаяся нектара (ПП: вид бабочек семейства голубянки; amandus — милый, приятный). Когда я пил кровь из бедра Сьюки и вдыхал запах будущего ребенка, она смеялась, не веря моему описанию. Я настаивал. Даже показал ей фотографию насекомого в интернете.       — Голубянка Аманда, — улыбнулась Сьюки, глядя на прекрасное небесно-голубое создание моей родины. — Ну, имя можно не придумывать.       Так на свет появилась Аманда Блю Нортман.       И это продолжалось.       Каждый из наших детей — а их было много — нес аромат одной или двух вещей из моей северной страны.       От Калеба, нашего третьего ребенка, пахло каменной солью и водяными лилиями.       Адель Мари? Ясеневая роща и осенние костры.       Сайлас, один из наших самых сильных детей, однажды шокировал меня, приковыляв в мои объятия. От него пахло точно так же, как от волчьей шкуры, которая десять веков назад служила мне постелью.       Сущность каждого ребенка удивляла меня. Сьюки каждый раз закатывала глаза. Для нее они пахли лишь детской присыпкой и яблочным пюре.       Итак, ароматы остались тайной, которой владел только я. Но я считал это справедливым, так как половина разговоров в нашем доме велась исключительно в головах моей читающей мысли женщины и детей.       Прошло еще несколько лет.       Мир продолжал заниматься своими делами, и со временем о нас со Сьюки почти позабыли, как мы всегда и надеялись.       Время от времени происходили ритуалы выбора, когда очередное сказочное дитя достигало совершеннолетия.       Один из таких выборов произошел именно так, как я предсказывал. Через шестнадцать лет после роковой ночи, когда Сьюки выбрала меня в качестве спутника, Хантер вошел в мой бар. У него было какое-то дело к Сьюки. Он проводил много времени со своим отчимом Алсидом и Шривпортской стаей. Получил диплом инженера и планировал присоединиться к их строительной бригаде в качестве архитектора. Я сидел у себя в кабинете, поэтому ничего не видел. Сьюки вместе с Пэм просматривала бухгалтерские книги за стойкой бара. Нос Джессики нависал над квитанциями. Она отрабатывала в «Фантазии» последние несколько недель, а затем собиралась вступить в должность главного специалиста по связям с людьми в AVL.       Едва успев войти в помещение, Хантер замер на месте.       Джессика оторвалась от калькулятора.       Их глаза встретились.       Хантер громко ахнул.       — Джессика, — прошептал он.       Они не виделись много лет, несмотря на довольно тесный семейный круг. Хантер был ребенком, потом школьником-подростком. Затем уехал учиться в Новый Орлеан. А сейчас вернулся — двадцатидвухлетним юношей.       Но разлука не имела значения. Как только его темные глаза впились в бледно-голубые глаза Джессики, все закончилось.       Из его ладоней вырвался свет. Два обжигающих шара пролетели через весь зал и настигли мою приемную дочь.       Они врезались в грудь Джессики, сбив ее со стула на пол. Но ее это надолго не задержало. По словам Сьюки, Джессика мгновенно оказалась на ногах и на полной скорости полетела к Хантеру, который шел ей навстречу. Он больше никого не видел. Как и она. Они прыгнули друг на друга, и Джессика обхватила ногами талию высокого мужчины. Если верить слухам, их поцелуй был совершенно непристойным — сплошь зубы и языки. Прелюдия ко многим дням безостановочного траха. Не знаю, удалось ли им хоть слово вставить. Скорее всего, они просто унеслись в ближайший лес, где Хантер познакомил ее с солнечным светом и кровью фей, а она, вероятно, продемонстрировала ему возможности неутомимого вампирского тела.       Теперь Хантер был в полной безопасности благодаря своей рыжеволосой защитнице.       Впрочем, нападения на такие пары теперь случались довольно редко.       Поначалу подавляющее большинство вампиров, оставшихся без вкусных спутников, думали, что могут просто вмешаться. Десять тысяч счастливчиков и их неописуемая удача вызвали большое разочарование у тех, кому не удалось познать радость единения с такими отважными, красивыми и дерзкими существами. Случилось несколько попыток разделить пары в надежде отобрать фей, но результаты оказались очень неблагоприятными. Вскоре вампиры осознали, что это сулит верную смерть и нулевую возможность испить волшебной крови.       Я не жалел никого из них, кроме одной.       Пэм.       Она любила меня. И даже полюбила Сьюки. Терпеливо и справедливо относилась к нашим детям, не выделяя среди них любимчиков. Ее можно было даже назвать доброй… с натяжкой.       Но пары для нее не нашлось.       Казалось, ее это ничуть не смущало. Она никогда не была моногамной. Ей, как и всем вампирам, не хватало солнца, но она не завидовала тем, кто вернул его. Пэм никогда не говорила об этом. Беззаветно преданная, она просто работала рядом со мной.       Пока моей шестой дочери Лане не исполнилось девятнадцать.       Одна из редких брюнеток моего выводка, Лана была особенно красивым, задумчивым ребенком. Когда другие дети смеялись, она просто улыбалась. Когда они бегали и прыгали, она спокойно шла. Ее большие голубые глаза видели многое, но изящный рот мало говорил.       В тот роковой день, когда они с Пэм встретились, Лана почти не ничего не сказала. Протянув руки, она просто одарила Пэм любовью и светом, а затем они быстро перешли к делу. К счастью, этот выбор я тоже не засвидетельствовал. Как отец, я не слишком хорошо реагировал, когда мои дети неизбежно выбирали себе пару, даже если это была Пэм. Но все же, когда мое единственное вампирское дитя и одна из многочисленных дочерей нашли друг друга, я порадовался за них. Они были потрясающей парой. И хотя саркастичный характер Пэм ни на йоту не изменился, я чувствовал ее счастье.       Каждый из моих детей сделал удачный выбор. Их свет настигал вампиров, которых я никогда не встречал, и мое слово в этом вопросе уже не имело значения. Но я был невероятно счастливым отцом. Ни один из породнившихся со мной вампиров не раздражал меня слишком сильно.       У меня имелись гораздо более личные проблемы.       К моему легкому ужасу, моя страсть к Сьюки никогда не угасала. Она пылала так же ярко и горячо, как и в ту ночь, когда фея согласилась быть моей. Я надеялся, что совместная жизнь со временем принесет утешение и рутину. Что между нами возникнет более мягкое, нежное влечение, которое можно будет побороть силами разума. Не мог же я щупать ее всю оставшуюся вечность, словно похотливый подросток.       Увы, именно так мы и провели остаток своей жизни.       Я трахал Сьюки на каждом квадратном дюйме нашего нового дома и продолжал делать это, даже когда он стал таким же старым, как усадьба Стакхаус. Трахал ее в семидесяти двух странах. В одиннадцати государствах она зачала, в - трех родила. Ее свет никогда не тускнел. Напротив: он становился все ярче, а она — все красивее. Сьюки готовила еду, играла с детьми, напевала, расчесывала волосы, щурилась, читая книги, а я нападал. Я разорвал в клочья тысячи ее платьев. Ее груди каждый раз казались мне чудом. Бедра оставались безупречными, твердыми и сладкими. Губы были на вкус как мед. И когда она почти каждый день обвивала ими мой член, ее глаза сверкали. Стоило мне погрузиться в ее киску — и я отдавался ей без остатка. Это было попросту несправедливо. Моя женщина становилась все красивее, смешнее, сексуальнее, и дарила мне бесконечный парад чудес, любивших яблочное пюре.       Она выгибалась, обняв меня, — и я старался еще сильнее.       К сожалению, мы потеряли многих смертных, которые были нам дороги.       Герво и Хедли умерли с разницей в несколько месяцев. Хедли скончалась во сне. Они провели вместе все свои последние дни, безумно влюбленные безо всякой волшебной связи. Даже в преклонном возрасте. За десятилетия Герво утратил свое впечатляющее телосложение. Высокая фигура сгорбилась. Но Хедли до последнего дня смотрела на него с затаенным желанием. Она так и не забыла, как стояла на пылающем склоне холма, с изумлением глядя на бегущего к ней оборотня, который унес ее от опасности. Он спас ее. А она сделала его цельным. После ее смерти Алсид просто отказался жить дальше.       Следующим стал Джейсон. Он дожил до девяноста семи лет. Волшебные гены подарили ему долгую, здоровую жизнь. В конце концов ему начало казаться, что встречи со Сьюки происходят во сне, поэтому его младшая сестра остаётся молодой и красивой. Он говорил с ней так, словно она была воспоминанием. Сьюки приносила ему вещи из прошлого, которые могли ему понравиться. Одеяло из бабушкиного дома. Старые фотографии. Футбольный мяч. Джейсон водил пальцами по глянцевой бумаге и грубой свиной коже, погружаясь все глубже в ностальгию. Сьюки было больно, но она продолжала приходить к нему до самого последнего дня.       Людвиг. Лафайет. Сэм Мерлотт. Тара, которая спустя много лет вернулась в Бон-Темпс. Славные люди, смерть которых глубоко ранила Сьюки. Я сочувствовал ей, хотя сам был исключительно удачлив. Те, кого я любил больше всего на свете, не имели даты смерти.       Мы так и не узнали наверняка, был ли Адам или кто-то из наших детей неуязвимым. Он был чудесным ребенком и вырос сильным и добрым человеком, но не проявлял никаких необычных способностей. Все волшебные потомки выбирали себе пару, когда достигали совершеннолетия, и у всех женщин рождались дети. Адам выбрал милую остроумную вампиршу. Сьюки она нравилась. Я шутил, что он женился на своей матери. Адам жил счастливой жизнью, но, казалось, его необыкновенный дар никак не проявлялся с тех самых пор, как ему было три минуты от роду. После этого он был удивительно нормален.       К счастью, мы со Сьюки не дожили до смерти наших детей.       Не стану утомлять вас описанием наших судеб. В конце концов мы умерли, как неизбежно умирает все в этом мире. Сколько лет на это ушло и как все случилось — не имеет значения. Упомяну лишь, что Сьюки встретила смерть первой. Как только это случилось, я сразу ощутил ее исчезновение. В отличие от похищения, которое произошло много веков назад, на сей раз я точно знал, что она ушла. Я в последний раз взглянул на ее тело, а потом собрал наших многочисленных детей и поцеловал их на прощание. Многие плакали, другие спорили, но в конце концов они приняли мой выбор. Как и всех бессмертных созданий, их тоже однажды ожидал этот выбор.       Теплым весенним утром, спустя два дня после кончины Сьюки, я встретил свою истинную смерть. Сообщу еще одну деталь и признаюсь, что в последний раз встретил солнце, держа под мышкой простую деревянную коробку с прахом Сьюки.       Я горел рядом с ней.       И всегда буду гореть для нее.       Для моего ангела. Моей феи. Моей Сьюки.

Конец