Сьюки
Я снова приняла душ и переоделась в светло-голубое летнее платье, которое никогда не носила перед Эриком раньше. У него был милый вырез сердечком, а подол заканчивался чуть выше колен. Нежное и невинное. Теперь я знала, что такие вещи бесконечно возбуждали его. Я причесывалась у туалетного столика, отметив, что все мои флаконы духов и душистых лосьонов пропали без вести. Очевидно, он их выкинул. Я не нуждалась в словесном напоминании, что не должна больше ими пользоваться. Они маскировали мой запах. Мои средства были хороши, но Эрик не хотел никаких химических веществ на моей коже, когда прикасался ко мне. Я подавила дрожь эротического удовольствия, злясь на себя за то, что позволила ему диктовать мне правила гигиены. Но что я могла поделать? Честно говоря, как женщина может злиться на то, что мужчина любит ее такой, какая она есть? Эрик считал, что я пахла лучше, чем могла выдумать Донна Каран в своей парфюмерной лаборатории. Это была высокая похвала. Так что я попрощалась с теми днями, когда пользовалась духами, и продолжила причесываться, пока волосы не легли легкими волнами на плечи. В три пятнадцать кто-то появился у моей двери. Он тоже принял душ и переоделся. Он носил свои обычные темные джинсы и одну из миллиона маек (может, ту, которую забрал у меня, — я не знала). Безвкусно низкий вырез показал, что все мои красные отпечатки были смыты. Неважно. Гораздо важнее то, откуда они взялись. Его странный маленький оберег висел на шее, как обычно. Кожаная куртка завершала ансамбль. Он стоял в дверном проеме. Вот и одно из преимуществ летающего вампира: ему не приходилось иметь дело с убийственным серебряным забором. Я ухмыльнулась его затененной фигуре, открыв дверь. Он по какой-то причине решил быть джентльменом и постучал. Мне это показалось странным, учитывая, что шесть часов назад он чуть не сорвал эту же дверь с петель. Я улыбнулась, широко распахнув ее. Он улыбнулся в ответ мягкой понимающей улыбкой, которую я мысленно окрестила «Улыбкой Сьюки». — Пригласи меня, — лениво протянул он. Я фыркнула и скрестила руки на груди. — У тебя уже есть приглашение. Его улыбка стала шире, и я поняла, что он собирался сказать что-то раздражающее. — Покажи, насколько ты рада тому, что я вхожу. Неприемлемые, двусмысленные слова. Я покраснела до корней волос и отошла в сторону. — Просто тащи свою задницу сюда, — я закатила глаза. Он властно хмыкнул и шагнул внутрь так, словно владел этим местом. Я едва успела закрыть дверь и развернулась, оказавшись у его раздражающе красивого рта. — Я люблю, когда ты меня и в грош не ставишь, — прошептал он и поцеловал меня так, словно мы не виделись годы. Чтобы настоять на своем, я боролась с ним добрых три секунды, прежде чем растворилась в нем и бесстыдно поцеловала в ответ. Так мы стояли некоторое время. Его губы были теплыми. Руки и грудь были теплыми. Мои пальцы погрузились в его волосы, и я оттянула его голову назад, покрывая влажными поцелуями его горло. Его вампирское рычание сказало, что ему это нравилось. Очень. — Нам нужно поговорить, — нехотя проворчал он. — Позже, — рассеянно ответила я, целуя его над линией выреза. — Нет, Сьюки. Сейчас. Я неодобрительно заныла и проигнорировала его. — Люблю, когда ты летаешь, — сказала я ему. — После этого ты пахнешь дождевой водой. Его руки сжались вокруг меня, рычание стало ниже. Нос зарылся в мои волосы. Я провела зубами по безупречной коже верхней части груди и счастливо прогудела. — Vacker, — пробормотала я в его кожу. Спасибо Господу за Google и его англо-шведский словарь. Я даже прослушала аудио, чтобы убедиться, что правильно поставлю ударение на «а» и протяну «р». Одним этим словом я назвала его красивым. Чудесным. Милым. И умным. Он схватил меня за плечи и оттолкнул от себя, сурово глядя на меня. Я привыкала к этим буравящим взглядам. Они означали, что я дьявольски изумила его. Я продолжала счастливо улыбаться. Он опустил лоб к моему, закрыл глаза. — Min hjärta, — пробормотал он в ответ (ПП: «сердце мое» — шведск.). Я хихикнула и покачала головой. — Увы, я использовала весь свой запас шведского. Что ты сказал? Его глаза снова открылись и утопили меня в задумчивой синеве. Он вздохнул. — Неважно. Нам нужно поговорить. Тебе не отвлечь меня красивыми словами. — Он подался вперед и украл у меня еще один поцелуй. — И меня не волнует, как чертовски сексуален твой акцент на шведском. Я улыбнулась и оттолкнулась от него. — Отлично. Убийца веселья. — Я подошла к дивану и чопорно села, расправив платье на крепко сжатых коленях. — Что нового? Он подошел к одному из кресел напротив дивана и погрузился в подушки. Без всяких сюсюканий. Он выглядел обеспокоенным, когда заговорил: — Забор и ставни — экстренные меры. Я приказал привести ко мне некоторых оборотней и вампиров, что выслеживают тебя. Я медленно кивнула. — Ты знаешь, почему они ищут меня? Или на кого работают? — Сейчас — нет. Но уверен, они будут разговорчивы, когда я завтра ночью расспрошу их. Я медленно вдохнула и села ровнее. — Ты будешь пытать их? — Да. Если будет необходимо. Очень острое, нехристианское чувство охватило меня. Этот Эрик защищал меня. Этот Эрик был более чем счастлив убить ради меня. Плохие люди хотели причинить мне боль. Я знала: он бы разодрал каждому горло и победно ревел при их смерти. Крохотная часть меня хотела поощрить его страсть к нападению. Но заговорила бОльшая часть меня. — Я не могу помочь с вампирами, но хочу прочитать мысли оборотней, пока ты допрашиваешь их. Я… — я прикусила губу, — не хочу, чтобы их убили. — Они убили бы тебя за секунду. — В точку. Они животные. Я — нет. — Еще больше оснований убить их. Я покачала головой и пересекла небольшое пространство между нами. Оседлала его колени, обхватила горло и мягко посмотрела на него. — Пожалуйста, — попросила я. — Пожалуйста. Позволь тебе помочь. Давай сделаем это вместе. Он не ответил на мое интимное прикосновение. Полет снова спутал его волосы. Светлые пряди делали его похожим на мальчишку, нависая над синевой глаз. Я хотела лишь отодвинуть волосы в сторону, но пальцы скользнули глубже, зарываясь в пшеницу. Я ощутила через нашу связь, что его решимость значительно ослабела, несмотря на каменное выражение лица. Он просто не мог справиться с собой, когда я играла с его волосами. Я улыбнулась, почувствовав его досаду от моего открытия. Дав мне пропуск в свою голову, он не мог больше скрывать эмоции. Я нежно почесала его затылок. Веки дрогнули. Я наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб. — Обещаю не злоупотреблять этим, — заверила я. — Если пообещаешь, что позволишь мне помочь завтра вечером. Его голова подалась навстречу моим рукам, и я поняла, что уговорила его. — Ладно. Только не прекращай. Я рассмеялась и устроилась поудобнее у него на коленях, массируя голову и переходя на новую, более солнечную тему разговора.***
Половина шестого утра. Он настоял, что нужно проверить периметр. Дважды. Настоял, чтобы я послушала, не таятся ли в лесу оборотни или нехорошие люди. Я вернулась с пустыми руками. С приближением рассвета он становился все более и более беспокойным, метался по дому, проверяя замки и прочность стен. Я не могла заставить его усидеть на месте. Солнце охотилось за ним. Он даже не знал об этом. В его инстинктах настолько укоренилось желание избегать рассвета, что просьба остаться со мной раздражала их. Они приказывали ему искать укрытие. Я просила оставаться на месте. Разумеется, он испытывал противоречивые чувства. Я взяла его за руку, чтобы остановить, когда он прошел рядом. Слабый предрассветный свет проникал сквозь окна, опускаясь на его бледное изможденное лицо. — Доверься мне, — сказала я. — Я просто должна увидеть, работает ли это. — Я верю тебе, любимая. — Он поцеловал мою ладонь. — Но мы уже знаем, что твоя кровь не защитит меня надолго. В лучшем случае, на несколько минут. Но, — он поймал меня и притянул в себе, — я хотел бы увидеть восход солнца с тобой. Я представлял, что ты тоже… — Он замолчал. Я ободряюще улыбнулась. Я не объяснила свои предположения до конца. Может, не хотела слишком надеяться. Может, не хотела привносить в мир столь опасную идею. Но визит фей все прояснил: мой вампир был одарен светом. Моим светом. Это можно было интерпретировать столь многими способами. Он должен быть рядом со мной — при свете или во тьме. В смысле — ну, серьезно. Что бы еще это могло быть? Я выбрала его. Он стал невосприимчив к солнечному свету. Не просто на несколько минут, но… ну… может, до бесконечности. У меня сложилось впечатление, что связь феи и вампира не была сродни свадьбе в Вегасе, забытой, как только все протрезвеют. Нет. Для бессмертных связь была серьёзным делом. Так что, раз мой волшебный свет погрузился в его тело, безусловно, это означало, что теперь он был защищен, — если не навсегда, то, по крайней мере, на время моей жизни. Так должно было быть. Я прижалась к нему, внушая его разуму мое спокойствие. — Теперь у тебя было больше крови. С нашей связью, с моим согласием — кто знает? Может, ты сможешь продержаться подольше. Но если нет, — я погладила его через куртку, — то, по крайней мере, мы вместе увидим восход солнца. Тогда мы вернемся внутрь, и ты поспишь в подвале. По рукам? Его ладони отыскали мои голые плечи и властно скользнули по ним. — Может, я должен попить тебя сейчас. Просто чтобы удостовериться. Я покачала головой. Это разрушило бы мой эксперимент. — Позже. Обещаю. А сейчас давай просто рискнем и посмотрим, что будет. Он хмыкнул, но смягчился. — Ладно. Не пора ли нам? Я взяла его за руку и открыла дверь. Вытянула его на крыльцо. Солнце становилось все ярче; слабая голубоватая дымка превращалась в оранжевый свет. Я повернулась и ободряюще улыбнулась. — Можешь поднять нас на крышу? — предложила я. Он не смотрел на меня. Всматривался в восточный горизонт немигающим взглядом. Его волосы окрасились оранжевым. Я не знала, насколько сильный свет приносит ему боль, но пока все было хорошо. От него не поднималось никакого дыма. Он кивнул и потянул меня ближе. — Да, — тихо ответил он. Мы взлетели над крыльцом, над землей и поднялись на крышу, не успела я закончить свой следующий вдох. Под моими босыми ступнями оказалась черепица. Он поднял нас прямо на конек, поставив ноги по обе стороны. — Боже! — недоверчиво фыркнула я. — В следующий раз не так быстро! Я хочу насладиться процессом. Эрик был по-прежнему прикован к востоку, не обращая на меня внимания. Он был у меня за спиной, и мне пришлось обернуться, чтобы увидеть его отсутствующий взгляд. Его руки обвили мою талию и потянули меня к нему. Свет на крыше был ярче — без тени деревьев. Я откинулась на него и тоже повернулась к востоку. Показался край солнца. Оно светило нам прямо в глаза. Вот оно. Это был момент истины. Я взяла с талии его руку и держала ее перед собой. Оранжево-желтый свет опалил его алебастровую кожу. Я прищурилась и уставилась на нее. Проверила нашу связь. Черт, я буквально тряхнула ее. В поисках боли. В поисках страшного, кипящего тепла. Он ощутил это и открылся для меня, давая мне доступ к его нервным окончаниям и болевым рецепторам. По-прежнему ничего. Он пошевелил пальцами, и я знала, что он тоже на них смотрит. Ни дыма, ни ожогов. Мы затаили дыхание и сидели. Солнце вышло на полную четверть. Половину. Три четверти. Я не замечала. Мой взгляд был на его коже. Его грудь и ноги так крепко вдавливались в меня, что я ощутила его дрожь. Я продолжала наблюдать за его рукой. Не могла позволить нескольким безопасным минутам затмевать мои суждения. Подняла другую его руку с талии. — Это было так давно, — прошептал он в мои волосы. — Очень, очень давно. Я кивнула, решив внимательно следить за ним, — пусть он потеряется в солнце, если хочет. Держала его руку передо собой, поглаживая его длинные пальцы своими. Кроме его недавно обретенного тепла не было никаких изменений. Черных волдырей не возникало. Дым не материализовался. Я проверила часы. Мы провели снаружи двадцать три минуты. Я прерывисто вздохнула. Солнце взошло. Взошло, вышло и освещало весь мир. С нашей точки обзора сквозь верхушки деревьев стали видны другие дома. Птицы пели утренние песни. Роса на траве засветилась, только чтобы испариться и исчезнуть. Сорок четыре минуты. Мы молчали. Что тут скажешь? Мои глаза не покидали его руку. Я держала нашу связь в удушающем захвате. Эрик позади меня не двигался. Оставался напряженным, как натянутая проволока, а взглядом впивался в солнце, что более тысячи лет отвергало его. Наконец, он отдернул руку и вернул на мою талию. — Нет, — возразила я, потянув ее обратно. — Я должна убедиться. Он обнял меня крепче. Впервые отвел взгляд с востока и посмотрел на меня. Я через плечо встретила его взгляд. Как бледен был мой вампир. Солнечный свет отражался от него, как от моего светлого дома. Его глаза стали еще голубее. Я подавила в себе импульс медсестры и просто смотрела на него. Не могла отвести взгляд. Что-то нарастало в нашей связи. Возникло глубоко в тайниках его разума и покатилось ко мне со страшной скоростью. — Твой подарок мне, — мягко сказал он. Я сглотнула и кивнула. — Похоже на то. Связь взревела у меня в ушах. Вампир спокойно сидел за моей спиной. — Я снова могу ходить при свете дня. Я кивнула еще раз, мои глаза ощущались огромными. Я не смогла бы, кажется, сомкнуть над ними веки даже под ярким светом. — Похоже на то, — повторила я. Он раскалывал мне голову пополам. Его мощь была столь невыносима, что я ахнула. — Эрик, — умоляла я. — Что это? Ты в порядке? Он не ответил. Вместо этого уткнулся в изгиб моей шеи и позволил нашей связи впечатляюще вспыхнуть. Он не был в порядке. Он был поражен. Десятки эмоций, в тысячу раз сильнее человеческого диапазона, проходили через меня, и я застонала. Схватила его голову, чтобы обрести опору, пока он топил меня в неверии, радости, страхе, гордости и чистом, почти детском восторге. Благодарности. Слепом собственничестве. Любви. Я не могла объяснить любовь с человеческой точки зрения. Можете ли вы себе представить, насколько сложно объяснить ее в вампирском масштабе? Любовь, что Эрик чувствовал ко мне, была разрушительна. Я снова застонала, не в силах противостоять ей. Она наполнила мой рот, нос, легкие, и вокруг не было никакого воздуха. Я инстинктивно втянула кислород. С тем же успехом это могла быть вода. Неудивительно, что ему не нравилось использовать это слово. Оно было слишком мало. Эрик убивал меня своей любовью. Я быстро обняла его и отпустила. Он не говорил. Слова были более чем бесполезны. — Малыш, — ахнула я спустя какое-то время. — Ты должен успокоиться. Он прерывисто вздохнул у моей шеи и кивнул, медленно приходя в себя. Я задыхалась, пока наша связь ослабила хватку на мне. Я нащупала его руки и подняла их. Чистые, как стеклышко. Пятьдесят две минуты. Он переступил позади меня, и я ощутила, что его разум возвращается к привычной логике. Он снова обретал свою рациональность. Внезапно я странно ощутила свой вес и поняла, что он поднял нас с крыши. Ноги болтались; мы зависли в нескольких футах от черепицы. Я протянула руку назад и обхватила его за шею. Он держал меня за плечи и талию. Я парила над своим домом в руках вампира в солнечном свете. Очень странное начало дня, скажу я вам. — Как ты себя чувствуешь? — спросила я. — Свет как-то влияет на тебя? Летать труднее? Мы медленно поднялись выше, затем опустились. Проверка системы. Он заговорил. — Нет. Кажется, требуется та же самая энергия и концентрация, как и в ночное время. Я кивнула. — Хорошо. Что теперь? Он схватил меня и опустил нас на газон. В ту секунду, как мои ноги коснулись травы, я развернулась и посмотрела на него. Никаких ожогов. Пятьдесят четыре минуты. Я стянула с его плеч куртку. — Покажи мне. Я хочу увидеть. Он послушался и сбросил ее. Еще больше его бледной кожи открылось солнцу и моей оценке. Я провела руками по плотной мускулатуре его бицепсов и предплечий. — Боль? Он покачал головой. Выглядел он слегка ошеломленным, но держал себя в руках. — Никакой. — Что насчет глаз? — Я не могла придумать достаточно вопросов. Пыталась вспомнить, что говорил мне Билл о том, как солнце влияло на него. — Ты можешь видеть ясно? Или слишком ярко? — Как ни странно, нет, — ответил Эрик. Он осмотрел дом и лес за его пределами. Еще одна проверка систем. — Мое зрение адаптировалось. Я вижу очень хорошо. — Хорошо. — Я вздрогнула от волнения. — Как насчет пробежки? Быстро, как только можешь. Он кивнул. Казалось, он понял, что я пыталась проверить, не повредило ли ему солнце каким-либо образом. В мгновение ока он исчез. Я услышала свист воздуха. И в тот же миг он оказался по другую сторону от меня. Я снова положила руки на него. Проверила. — Как далеко? — Миля. Я была слишком занята, чтобы восхититься. — И как? Есть какая-то разница? Он покачал головой. — Меня отвлекло утреннее сияние (ПП: травянистое растение «утреннее сияние», «утренняя слава» или ипомея). Я чуть не врезался в дерево. Но нет. Моя способность не изменилась. — Утреннее сияние? Он подставил руки под мое изучающее прикосновение и потянул меня к себе. Видимо, с моим медицинским осмотром было покончено. Я была вынуждена просто обнимать его, а не изучать. — Я не видел ипомеи тысячу лет. Они закрываются в ночное время. Мое дознание умерло. Я задрала подбородок и посмотрела на него с абсолютно новыми мыслями. Эрик Нортман, живой осколок древности, не видел солнечного света в течение очень долгого времени. Растения вели себя иначе. Как и животные. Как и люди. Запахи были иными. Иные часы работы. Облака вместо звезд. Пробки. И так далее, и так далее. Это было реально. Черт возьми, это на самом деле происходило. Я слабо улыбнулась. — Что ж, — сказала я ему. — Ты правда здесь, со мной. На солнце. Взгляда, которым он одарил меня, я никогда прежде не видела. Его лицо словно впервые обнажилось. Ни высокомерие, ни возраст не искажали его гладкие черты. Он широко раскрыл глаза. Рот слегка приоткрылся. Он выглядел на тридцать. Выглядел человеком. Выглядел… чистым. — Мы… — Он остановился, неуверенный в своих словах. — Мы должны сохранять бдительность. Это… это не может продолжаться. — Да, — улыбнулась я. — Но что, если продолжится? Как удивительно это могло бы быть? — Весьма, — он позволил себе улыбнуться в ответ. — Весьма удивительно. Может… Мы можем пройтись? Немного? Должно быть, его контузило. Я не могла припомнить, чтобы Эрик когда-то о чем-то просил. Не таким образом. Я кивнула и взяла его за руку, показав босой ногой в сторону выхода из ворот. — Давай.***
Я обошла кладбище и привела нас прямо в лес. Мы мало говорили. Я просто держала его за руку и шла рядом, не мешая ему изучать мир. Он перекинул кожаную куртку через плечо. Я радовалась за него. Наблюдала за ним, ища любые признаки поражения. Но не находила ни единого. Под бескровной кожей при ходьбе перекатывались мускулы, и она была очень красива, но оставалась непроницаема для света. Его взгляд блуждал тут и там. Он смотрел, как солнечный свет просачивается сквозь листву. Слушал пение североамериканских птиц, которых, наверное, никогда не слышал раньше. Вдыхал больше, чем обычно, но не ради воздуха, а ради аромата. Жуки гудели и кружили вокруг нас. Он поймал одного в полете и увлеченно наблюдал, как тот ползает в долине его ладони. В то же время я пробиралась осторожно, стараясь не наступить на камень или ветку. Надо было захватить обувь, но я не хотела. Кого волновала обувь? Вампир ходил в дневное время! Это было важнее, чем высадка на Луну. И я была единственным человеком, наблюдавшим это. Неужели я бы остановилась, чтобы искать обувь? Один час и двадцать две минуты. Мы пришли к небольшому ручью, что протекал к западу от моего дома. Мы оказались довольно глубоко в лесу. Ни одна душа здесь не жила. Я потянула его за руку, показывая, что пора остановиться. Подошла к травянистому берегу и села, опустив ноги в бегущую прохладу. — Ой, — пискнула я. — Холодно. Эрик сел рядом со мной, глядя на воду, сверкавшую перед нами. Господь знает, что он мог видеть своим превосходным зрением. Рыб, головастиков, всевозможную живность, которую я только могла вообразить. Всех тех, кто в ночное время спал в камышах. Я поболтала ногами в воде, подняла их, наблюдая, как капли скатываются с лодыжек. — Хороший день, — обыденно заметила я. Словно в плохую погоду мир не был бы так поразителен для него, как сейчас. Он долго смотрел на меня, прежде чем притянул к себе. Я поняла его молчание. Поцеловала его. Без настойчивости. Просто хотела, чтобы он знал, что я была рада подождать, пока он придет в себя. Он прислонился к моему горлу. Я наклонила голову. Мысль о том, чтобы покормить его здесь, оказалась столь опьяняющей, что я тихо застонала от его простого поцелуя. — На тебя будут охотиться, — пробормотал он, круша мои размышления. — Каждый вампир в мире убьет целые армии, чтобы добраться до тебя. Ты можешь дать нам дневной свет. Высший дар. Я покачала головой и легко погладила его. — Слишком поздно, — ответила я с полной уверенностью. — Я подарила его тебе, потому что выбрала тебя. Это не приз для каждого. Одноразовое предложение, и теперь оно твое. Я не могу больше никому его отдать. Его клыки щелкнули. Какой странный звук для семи часов утра. — Ты уверена? — Да, черт возьми. Он усмехнулся и потерся под моим подбородком. Между моих бедер потеплело. — Позволь мне покормить тебя, — умоляюще прошептала я. — Я уже пил тебя сегодня, — ответил он. — И не возьму больше. — Но я хочу, — просяще заскулила я. — Подсчитай, сколько я могу отдать, и пей. Медленно, как можешь. Эрик хмыкнул и прижал язык к моему пульсу, оценивая сердцебиение. Руки обвились вокруг меня, взвешивая. — Половину пинты, — рассуждал он, — ты сможешь отдать. Она восполнится за пару дней. — Возьми, — предложила я, положив его куртку на траву и поворачиваясь на бок. — Ляг со мной и пей. Я хочу отпраздновать. — Я посмотрела на него. — Только сделай это не спеша. Он слегка усмехнулся и лег рядом со мной. Его длинное тело обхватило мое. Рука скользнула под шеей и обняла меня за плечи, другая легла мне на бедро. Он изучил мое горло, тщательно выбирая цель. Ознаменовал свой выбор поцелуем. Никаких серьезных артерий или вен — просто медленный, устойчивый поток. — Ты все для меня. — Он укусил. Так нежно, что я удивилась, когда кровь наполнила его рот. Я даже не ощутила, что он разорвал кожу. Его рот медленно, лениво потягивал. Ручеек был едва сильнее капельницы. Он поддерживал рану открытой. Таким образом он получил бы половину пинты лишь к полудню. Я пробормотала его имя; удовольствие окатывало меня с каждым его глотком. Я уронила голову в колыбель его рук, тело утратило все напряжение. Солнце купало мое лицо, и я просто отдалась его завтраку. Мои часы были рядом с лицом. Один час, сорок минут. Его рука начала потирать медленные, осторожные круги на моем бедре. Платье медленно приподнималось с каждым разом. Его тело в равной мере возвращало мое тепло. Я чувствовала, как его эрекция, каменно-твердая и ищущая, прижалась к моей заднице. Потянулась назад и обхватила его бедро, томно потянув его к себе. — Эр-р-рик, — сладко произнесла я. Еще одно шведское слово. Я снова протянула «р» и выделила «к». Это звучало так знойно и экзотично. Я предпочла это ленивому американскому произношению. Он прекратил сосать и угрожающе зашипел. — Ты рискуешь моим самоконтролем, Сьюки. Не провоцируй меня. Я усмехнулась и потерлась о его эрекцию сильнее. — Ты говоришь, что не в состоянии заниматься любовью нежно? — Очень немногие мои чувства к тебе нежны. Я повернула голову. Моя кровь стекала по шее. Я посмотрела на него и улыбнулась, проворно расстегивая пряжку его ремня. — Тогда сосредоточься на одном или двух, которые нежны. Я расстегнула его штаны и обхватила тяжелый член. Застонала и погладила его. Боже, как же замечательно было рядом с ним. Его глаза закрылись, и он грубо зарычал, толкаясь в мой кулак. — Я не занимался любовью в дневное время тысячу лет, любимая. Я хихикнула и сжала его крепче. — Я вообще никогда этого не делала. Но вполне уверена, что механика одинакова. Он собрал мое платье в кулак на бедре. Внезапно моя задница оказалась голой. Я не удосужилась надеть трусики. Горловой рокот Эрика при этом открытии стал громче. Он осторожно коснулся меня сзади, погрузив в меня пальцы и слушая мои вздохи. — Никогда? Я покачала головой, закрыв глаза от удовольствия и двигаясь на его пальцах. — Я никогда не была с мужчиной-человеком. И у меня не было никакого секса на солнце. Он убрал пальцы, и я вскрикнула, когда их заменил член, скользя медленно, глубоко, пока не погрузился в меня полностью. Двигая бедрами в мучительном темпе, он снова опустился к моей шее. — Тогда я стану твоим первым. — Он продолжил пить. Бедра двигались чуть быстрее, чем рот. Одно потягивание из горла, три нежных толчка. Одно потягивание, три толчка. Снова, снова и снова. Я утратила разум. Стонала без перерыва. Его имя. Имя Господа. Пожалуйста. Не смей останавливаться. И разные сочетания вышеперечисленного. Он снова прервал кормление, наклонился вперед и взрезал предплечье руки, что обнимала меня за плечи. Кровь свободно потекла по его голой коже. — Прими мою кровь, Сьюки. Соединись со мной. Я изогнулась и посмотрела через плечо. — Третья связь, — прошептала я. — После этого ты никогда не избавишься от меня, Эрик. Ты уверен? Он уловил мой дразнящий тон и очаровательно улыбнулся. Все еще в основном одетый, он еще крепче прижал меня к себе. Потянувшись в карман, он что-то вытащил и схватил меня за руку. — Пей. Отдай мне себя полностью. Улыбнувшись, я прижала губы к его руке и запечатала его рану, пока он делал последние глотки из моего плеча. Наша связь взорвалась в головах, усиливаясь, расширяясь, выкипая в полный хаос. Мое тело жадно сжало его, и я кончила, крича в его окровавленную кожу. Он бился в меня и выл, как зверь, исступленно двигаясь, пока не отдал мне все досуха. Безумные, мы шептали имена друг друга, переживая наши кульминации. Любому случайному наблюдателю мы показались бы обычными молодыми людьми, занимавшимися любовью в лесу. Совершенно естественно. Никто, конечно, не разглядел бы сверхъестественного события, которое только что соединило нас навечно. Где-то посреди потока эмоций на моем безымянном пальце появился рубин, ярко сверкнувший под солнцем. В мирах вампиров, фей и людей я теперь полностью и безоговорочно принадлежала ему.