A Rose by Any Other Name / The Course of True Love (Espressaroma)

Сентябрь принёс пухлые сочные плоды цветов аметиста, сапфира и изумруда. Они блестели под ранним утренним солнцем на участке Мельбурна, казалось, не обеспокоенные тем, что холодный осенний воздух уже начал обосновываться здесь. Дыхание Мельбурна паром танцевало перед ним, уходя вверх как дым из трубы, прежде чем исчезнуть в никуда. На земле у его ног стояла корзина, наполовину заполненная цветами, выглядевшая как самый большой в мире букет. Он любил приходить на участок рано утром, до того, как остальная часть общества начала свой день. Даже в холодную погоду он упивался минутами мира, где существовал только он, его цветы и его плоды. Пальцы Мельбурна дрожали от холода в его перчатках без пальцев, в то время как он выбирал и срезал их, изредка оглядываясь через плечо и улыбаясь Виктории. Она умоляла Мельбурна, чтобы он позволил ей пойти с ним, чтобы она могла видеть, как он работал, и он просто не мог сказать "нет" её восторженному желанию. Если и позволить кому-нибудь нарушить его покой, то только Виктории. Она стояла на табуретке под деревом, одетая в тяжёлое нефритовое пальто и прячась в белом платке. Мельбурн принес с собой запасную корзину, и Виктория повесила её на сгиб руки, пока собирала яблоки, наслаждаясь процессом скручивания каждого с ветки. После того, как она решила, что их достаточно, она слезла со стула и направилась к кусту ежевики. Виктория выбрала одну ягоду и положила её в свою корзинку. Она выбрала другую, и съела её. Следующая снова отправилась в корзину. Очередная ягода отправилась прямиком в рот, и щеки Виктории покраснели, как пурпурные ягоды, когда Мельбурн повернулся и застал её за этим занятием. "Ничего не останется, если ты продолжишь это делать", — поддразнил он. "Открытие бизнеса — голодная работа", — запротестовала Виктория, сорвав ещё пару ягод и собираясь положить их в свою корзинку. "У нас есть ещё несколько часов до открытия, — ответил развеселившийся Мельбурн. Он встал и поднял свою корзину. — Готова вернуться?" Виктория взяла Мельбурна за руку, когда они шли обратно в уютной тишине. Они на несколько дней отстали от графика открытия своего магазина из-за проблем с поврежденной мебелью, но были настроены оптимистично. Полы были отполированы и отшлифованы, стены покрыты свежим слоем краски, рисунки Виктории висели вдоль стен, на каждом столе стояла маленькая, изящная ваза со свежими цветами. За окнами тоже висели корзины — продолжая маленький цветник на заднем дворе. Просто небо и земля между сегодняшним видом и той облепленной жвачками разрухой — Мельбурн никогда не видел это место выглядящим так превосходно. Они соорудили своего рода чехол с завязками и надели его на вывеску нового объединённого магазина — чтобы никто не мог стянуть его раньше времени. За несколько дней до открытия Виктория напечатала листовки, приглашающие местных жителей зайти на кофе с пирогом, обещая скидки на букеты в честь уик-энда, рассматривая всё это как способ привлечения клиентов и как компенсацию для тех, кто протестовал против строительных работ. Как только они с Мельбурном вернулись в свой магазин, Виктория взяла корзинку наверх в свою квартиру и принялась печь ежевичные и яблочные пироги, чтобы продать на открытии кафе. Мельбурн остался внизу, чтобы убедиться, что все готово, и что они могут уверенно открыть двери своего бизнеса. Он проверял список инвентаря, когда свежий, успокаивающий запах ежевичного пирога прокрался в здание. Запах заставил его чувствовать себя ностальгически, и Мельбурн позволил себе проследовать за ним вверх по лестнице в квартиру Виктории. Дверь была оставлена приоткрытой, так что он толкнул её, позволив ей распахнуться, и поглотить себя аромату выпечки. Виктория улыбнулась, когда увидела Мельбурна на своей кухне. "Как тебе?" — спросила она. Виктория держала испеченный пирог в руках, одетых в перчатки. Золотистый, хрустящий на вершине, и с небольшими вкраплениями тёмно-фиолетового снаружи в местах, где сок ежевики пузырился и сбегал через зазоры в тесте. Мельбурн улыбнулся пирогу, затем тёплому, покрытому мукой лицу Виктории: "Красивый". "Ты действительно так считаешь?" — она отставила пирог в сторону, чтобы дать ему остыть. "Определённо, — Мельбурн рассмеялся. — Ты можешь играть на пианино, рисовать, печь, управлять бизнесом, ты связана с принцем, ты схватываешь всё на лету... на самом деле, ты могла бы быть идеальной женщиной". Виктория рассмеялась, её маленький носик сморщился: "О, М, ты снова дразнишь меня!" "Нет! Кстати, у тебя мука на щеке". Виктория вытерла щеку, но промахнулась мимо мучного следа. Мельбурн закатил глаза и аккуратно вытер её щеку большим пальцем, обращаясь с ней так же осторожно, как если бы она была старинной фарфоровой куклой. Он чувствовал, что ему повезло быть так близко к ней — Виктория иногда бывала такой колючей. Она не была близка с матерью, дядями, двоюродными братьями..., пожалуй, ближе всего ей была Флора, но они были только друзьями. И подруга уж точно не испытывала к Виктории романтического увлечения, как Мельбурн. Мельбурн мог чувствовать тепло румянца на щеке и мягкость её белоснежной кожи. Он вспомнил, как дотрагивался до кожи Каро в подобной ситуации. Он очень любил Каролину, но это было давным-давно, до того, как трагедия и предательство не сразили их, превратив всё в пепел. Они превратились в огонь, который горел с такой интенсивностью, что наносил ущерб везде, где бы ни был; но Мельбурн считал, что в их браке были и счастливые часы. Каролина была лилией, а Викторию он сравнивал с розой. Обе были красивы по-своему, но совершенно разные. Он никогда не мог любить одну больше, чем другую, он никогда не мог сравнивать их красоту, он никогда не мог противопоставить их друг другу. Обе были столь же важны для него, как и другие, и он не мог представить свою жизнь существовавшей без них обеих. Чистить кожу одной из них было как задевать мягкие края лепестков. Мельбурн вдруг понял, что его рука задержалась на щеке Виктории, поэтому он сделал шаг назад и сложил руки за спиной. Виктория улыбнулась ему. "Ты всё стёр?" — спросила она. "Что стёр?" "Муку". "О! — только и мог выдавить Мельбурн, вдруг вспомнив, почему он вообще прикасался к ней. — Думаю, да... Я собираюсь, хм, пойти вниз и закончить там", — бросил он второпях, прежде чем отвернуться и побежать обратно в магазин, оставив Викторию пребывать в полном недоумении. Солнце уже достигло зенита и согрело холодный воздух, заставив всех чувствовать себя так, как будто бы снова наступило лето. Тепло было и между зданиями, и в каждой комнате — в кухне Виктории стало просто невыносимо работать. Деревья желтеют и оранжевеют, трава начинает тускнеть, что делает мир похожим на открытое кукурузное поле. Во второй половине дня солнце светило сильно, как летом, проникая через окна и нагревая через стекло всё, чего могло достичь. Ослепляющее преломление света. Немалая толпа народу в зимних пальто уже собралась на улице, чувствуя себя не вполне комфортно в тепле дня после холодного утра. Виктория продолжала наблюдать за ними из своего окна в то время, как пыталась переодеться во что-то более подходящее, чем её зимняя одежда и фартук для выпечки. Она устроилась на черной свинг-юбке и белой блузке в попытке заставить себя выглядеть как взрослая хозяйка бизнеса, хотя она не могла удержаться и не добавить ярких цветов, надев бледно-голубые туфли на каблуках и ожерелье в тон им. Она уложила волосы в простой пучок балерины и ограничилась минимумом макияжа. Мельбурн, увидев её, заставил принарядиться и себя. С одной стороны, он хотел произвести впечатление на новых клиентов, но он также хотел произвести впечатление и на Викторию. Мельбурн никогда не одевался так хорошо, как начал в те дни, когда она появилась рядом с ним. Сегодня он надел чистую, отглаженную голубую рубашку и черные брюки. В заднюю дверь постучали — раздались три удара, эхом отдающиеся в стёклах. Виктория испустила пронзительный визг, как только открыла дверь, приведя Мельбурна в состояние легкого беспокойства. Он вздохнул с облегчением только тогда, когда добрался до двери и нашел Викторию стоящей на коленях на полу, а также её маму снаружи и черно-бело-коричневого кинг чарльз спаниеля на коленях Виктории, который облизывал её и пытался забраться повыше. Виктория смеялась с улыбкой, которую Мельбурн не видел раньше. Мама Виктории обошла вокруг них, чтобы войти внутрь магазина, делая такие глаза, как будто хотела предупредить Мельбурна о чём-то: "Дрина никогда, ничего и никого не любила так, как она любит этого пса". "Ты преувеличиваешь, мама, — сказала ей Виктория. — И у него есть имя. Его зовут Дэш, да, красавчик?" — сказала она Дэшу, почёсывая верхнюю часть его головы. Дэш вскоре устал от объятий и поцелуев Виктории и начал обнюхивать ноги Мельбурна. Углы рта Мельбурна дёрнулись вверх, когда он протянул руку, чтобы погладить Дэша и почесать его, как делала Виктория. Дэш понюхал его руку, прежде чем начать лизать его и попытаться прыгнуть на него снизу вверх. Виктория встала и сложила руки на груди, восхищённая. "О, да ты нравишься ему, М! — воскликнула она. — Теперь нас уже двое, верно, Дэшик?" Мельбурн мог чувствовать, как он краснеет: "Он просто милашка". Мама закатила глаза, немного раздражённая тем, что Мельбурн поладил с Дэшем, и прошла вглубь магазина, чтобы получше рассмотреть всё бусинками глаз, попытаться найти что-нибудь, что заслуживало бы негативного комментария. Она фыркнула, когда не смогла отыскать ровным счётом ничего. Мать Виктории проводила пальцами по столу, светильникам, полу, её пальцы оставались чистыми, никакой пыли и грязи просто не существовало. Виктория наблюдала за ней от двери, с Дэшем на руках и Мельбурном, стоящим позади неё, — ну просто идеальный семейный портрет. "Что-то случилось, мама?" "Нет... ты замечательно поработала, — с неохотой сказала она. — Джон, твои дяди и кузены должны быть здесь с минуты на минуту. Я только пришла пораньше, чтобы отдать тебе собаку". Мельбурн посмотрел на свои серебряные часы. Секундная стрелка отвалилась и лежала на дне, застряв между стеклом и металлом, но он все ещё мог видеть часовую и минутную стрелки. Почти час дня. "Я думаю, что пришло время выйти и открыть наш знак", — сказал им Мельбурн, направляясь в сторону задней двери, захватив с собой длинный шест с крюком на конце, чтобы стянуть вниз чехол, который скрывал название их нового объединённого магазина. Виктория последовала за ним, держа Дэша на руках. Мама Виктории быстро вышла и присоединилась к передней части толпы; все шумно поприветствовали двух владельцев, которые подошли к фасаду магазина. Виктория и Мельбурн стояли вдвоём между двумя дверями магазинов, ожидая, пока все успокоятся. Присутствовали несколько молодых демонстрантов из района, местные жители, которых они никогда не видели раньше, и даже несколько местных журналистов с блокнотами в руках, фотографы по бокам, с камерами, уже указывающими на хозяев в ожидании начала церемонии. Даже протестующий с сосискообразными пальцами и светлыми усами и тот затесался в толпу. Мельбурн позволил Виктории быть в центре внимания, так как это была её прекрасная идея и её видение бизнеса, которые он с удовольствием подхватил. Девушка стояла прямо, с руками, чинно сложенными на животе, с Дэшем у ног. Она улыбнулась и поприветствовала всех на открытии. Мельбурну оставалось только наблюдать за тем, как Виктория начала произносить ясную, краткую и полную оптимизма речь о том, как они пришли к проектированию магазина, рассказала о их тяготах и сложной работе, протестах против строительства и своих надеждах на то, что новый гибридный магазин-кафе станет сердцем местного сообщества. Мельбурн смотрел на неё с гордостью, улыбаясь, не в силах оторвать взгляд от Виктории даже на секунду, чтобы посмотреть на пленённую ею толпу. "Возможность разделить с вами наше грандиозное открытие — это огромная честь", — продолжила Виктория. — Итак, без дальнейших предисловий, я хотела бы приветствовать всех в…" Мельбурн быстро стянул крючком чехол, обнажив глянцевую белую вывеску, которую придумала Виктория. Слева был букет цветов, справа — чашка кофе, и номер телефона их магазина мелким шрифтом внизу. Посередине — одно слово, выведенное почерком Виктории: чёрный курсив с наклоном вправо — Espressaroma. Название было встречено радостным смехом и аплодисментами. "Да, добро пожаловать в Espressaroma! Единственное место, где можно найти кофе и наслаждаться букетами из свежих цветов каждый день под одной крышей. Нет ничего лучше запаха свежемолотого и только что сваренного кофе и нежных ароматов лучших цветов этого сезона. Теперь, пожалуйста, следуйте за нами внутрь, мы надеемся, что вам понравится этот уникальный опыт", — закончила Виктория, с сердцем, колотящимся от волнения. Мельбурн и Виктория открыли обе двери, что позволило клиентам наводнить магазин с обеих сторон. Виктория обнаружила, что она делает кофе чашку за чашкой, и что её домашние пироги были невероятно популярны и уходили со скоростью света в желудки довольных клиентов, которые радостно расселись за столами с улыбками на лицах, удовлетворённо причмокивая и потягивая кофе. Виктория была так загружена, что вынуждена была привлечь маму в качестве официантки, дабы не задерживать поток и держать столы чистыми, готовыми к следующему потоку клиентов. Мама помогала, но бубнила себе под нос и насмешливо улыбалась клиентам в процессе. Дэш же крепко спал за стойкой, где Виктория делала кофе. Цветочный магазин на другой стороне был столь же популярен среди клиентов, которые покупали как готовые букеты, так и сделанные на заказ. Многие из них, казалось, живо интересовались тем, что символизировали некоторые из цветов, а также спрашивали советов Мельбурна по поводу садоводства. Он едва успевал справляться с растущим спросом на букеты. Он не мог припомнить, когда в последний раз был настолько занят — даже в дни первого открытия, что было много лет назад. С новым открытием Мельбурн вновь обрёл веру в свой бизнес — ему началось нравиться работать снова, потому что он больше не работал только по необходимости. Его сердце расцветало с каждой покупкой, которую кто-то делал, и за всё это ему следовало благодарить Викторию. Мельбурн улыбнулся Альберту, пришедшему под руку с Флорой, парочка общалась, не отрывая глаз друг от друга. Флора, однако, отпустила Альберта, чтобы помчаться повидать Викторию, помахав по дороге Мельбурну. Мельбурн мог видеть, как Альберт смотрел на неё, убегающую в спешке, с выражением на лице, которое он узнал. Это был тот же задумчивый и обожающий взгляд, которым Мельбурн смотрел на Викторию. Мельбурну пришлось подталкивать Альберта через прилавок, чтобы заставить его прекратить таращиться, как рыба. "О... — сказал Альберт, немного смутившись. — У вас есть небольшой букет, который был бы пригоден для начала ухаживаний?" Мельбурну пришлось подавить смешок, но он с удовольствием помог Альберту выбрать букет для Флоры. Альберт выбрал маргаритки, незабудки и жёлтые пионы — все с подрезанными стеблями, чтобы подойти руке Флоры по размеру, которые затем Мельбурн аккуратно связал белой лентой. "Спасибо, мистер Мельбурн, — сказал Альберт. — А вы тоже дарите цветы Дрине?" "Иногда. В основном я позволяю ей выбирать цветы из торгового зала, те, что ей нравятся. Любые финансовые потери стоят того, чтобы видеть её счастливой". Альберт кивнул, улыбаясь: "Я думаю, что начинаю испытывать то же самое по поводу Флоры... скажите мне, мистер Мельбурн, а как вам удалось сказать Дрине, что она стала предметом вашего романтического увлечения?" Мельбурн едва смог скрыть панику во взгляде, когда он пытался придумать что-то, чтобы сохранить ложь в тайне. Он думал о том, как бы он хотел бы сообщить Виктории, что любит её — поцеловав её, читая ей стихи, спев ей песню о любви, написав слова в небе, через цветы, сделав предложение прямо здесь, не сходя с места; может быть, просто набравшись мужества, чтобы посмотреть ей прямо в глаза и сказать ей самыми простыми словами, что он любит её, и всегда будет любить. Он помнил момент, когда сказал Каролине, что полюбил её. Мельбурн был намного более молодым, более оптимистичным человеком двадцати с чем-то лет, который никогда раньше не влюблялся. Каролина едва достигла девятнадцати, когда он признался в любви к ней. Он помнил, как её волосы цвета полуночи спадали кудрями на плечи, как её тёмные манящие глаза смотрели на него, как если бы он был единственным мужчиной в мире, как её розовый, полный рот словно умолял, чтобы его поцеловали. Мельбурн пригласил её на обед на третьем свидании и нужные слова неумело соскользнули с его губ. Она была так красива, что он просто не мог не сказать ей, что любит её. Стремление сказать это Виктории росло каждый раз, когда он видел её. Но он сопротивлялся. Мельбурн не мог позволить кому-то снова разбить своё сердце, ведь он уже был не так крепок, как раньше. Но, подумал он, сегодня после открытия — весьма подходящее время, чтобы сказать Виктории, что он влюблён в неё. Он взвесил все за и против и решил, что, раз уж он уже не молодой человек, то ему нужно хватать счастье за хвост, пока он ещё был способен это сделать. Мельбурн собирался ответить, как вдруг Флора прибежала назад и схватила Альберта за руку. Она потянула его к столу, на который Виктория уже поставила пирог и два капуччино, но остановилась, когда Альберт вручил ей свой яркий букет. Она отблагодарила его поцелуем в щеку и залюбовалась цветами с глуповатой улыбкой. Остальной части семьи Виктории не понадобилось слишком много времени, чтобы присоединиться к ним. Эрнст сразу же очаровал всех, с кем он вошел в контакт, искрясь весельем и остроумием. Он поддразнивал своего младшего брата. Дядя Эрнест заказал выпить и сел рядом с дядей Леопольдом, который пришел инкогнито — тихо радуясь своей анонимности, хотя Виктория задавалась вопросом, сколько лондонцев вообще знают в лицо принца Бельгии. Улыбка Виктории становилась шире с каждым дядей, кузеном или другим членом семьи, пришедшим поглазеть на её работу в день их открытия, даже присутствие Джона Конроя заставило её сердце петь с гордостью. Поддержка значила для неё намного больше, чем она думала раньше. Устойчивый поток клиентов сохранился в течение всего дня, и им даже пришлось выпроваживать людей из кафе, когда подошло время закрытия. За закрытыми дверями остались только Флора и семейство Виктории. Мама крепко обняла Викторию, словно извиняясь за своё неодобрение и сомнение в идее покупки магазина. Теперь, когда они открыли шампанское, чтобы отпраздновать, Виктория обняла Мельбурна за талию — со странным чувством, поскольку сегодня они не могли говорить и быть рядом друг с другом столько, сколько были раньше, до открытия. Ей нравилось держаться близко к Мельбурну, обнимать его, скрываясь за фасадом их "отношений". Когда она закрывала глаза, чувство было почти таким, как если бы её желание, загаданное под "падающей звездой", сбылось. "Спасибо всем за то, что пришли сегодня, — сказала Виктория, поднимая свой бокал. — Это были чрезвычайно успешные полдня, и я не могу дождаться завтрашнего полного рабочего дня!" Мельбурн кивнул головой в знак согласия: "Мой магазин никогда не был так полон за все годы, что я пробыл здесь, и всё благодаря этой невероятной, умной, красивой женщине". После секундного раздумья он поцеловал Викторию в макушку. Это вызвало хмыканье, но, казалось, семейство начало теплеть к идее их отношений. Очевидно, что всё сработало: "Если бы не Виктория, то я, вероятно, потерял бы свой бизнес и свой дом. Она стала моей спасительницей". Виктория обняла его и поцеловала в щеку. Казалось, что хорошее настроение витало в воздухе — любые семейные разногласия были забыты, по крайней мере, на сегодня. Альберт сжал руку Флоры и поцеловал её, Джон Конрой обнял маму Виктории, дядя Эрнест сжал плечо своего старшего сына Эрнста, и дядя Леопольд оглядел свою дружную семью с большой любовью. "Продолжай работать, Дрина, удачи тебе. Вы с мистером Мельбурном составили чудесную команду, — сказал ей Леопольд, собираясь поцеловать её в лоб. — Не могу дождаться момента, чтобы в будущем услышать ещё больше о ваших успехах". Странная тишина воцарилась в кафе, когда все вышли через чёрный ход. Так тихо тут не было с самого утра, но свидетельством дневного успеха являлось огромное количество использованных кофейных чашек и тарелок на каждом столе, а также пустых контейнеров из-под букетов. Мозг пытался обработать отсутствие звуков, отдаваясь шумом в ушах. Дэш повсюду следовал за Викторией, когда они с Мельбурном начали убирать. Виктория насвистывала, Мельбурн же работал молча и думал о том, как набраться смелости и признаться в своих чувствах к ней. "Ты действительно считаешь меня своей спасительницей?" — выпалила Виктория, поставив кружки в посудомоечную машину. "Да. Если бы бизнес не пошёл в гору, у меня определённо не было бы денег, чтобы продолжать жить и работать здесь". "Это всего лишь первые полдня, — напомнила она ему. — Нам придётся подождать и посмотреть, как всё сложится в ближайшие недели и месяцы". Мельбурн кивнул. "Очень верно и очень разумно". "Я вполне уверена, что нам всё удастся, как мы и хотим, — твёрдо сказала Виктория. — Ты никогда не станешь бездомным в мою смену, М". "Вполне уверена? Я не уверен, что ты когда-либо была вполне уверена хоть в чём-то", — поддразнил он Викторию, заставив её засмеяться. "Я также вполне уверена в том, что Альберт и Флора совершенно сражены друг другом. Ты их видел сегодня? Флора не могла перестать петь ему дифирамбы. Прожужжала мне все уши. Это было действительно очень мило". "Он купил ей цветы... и ещё сказал, что начал чувствовать, что сделает всё, чтобы она была счастлива, — сообщил Мельбурн. — Кажется, он — прекрасный джентльмен. Человек чести". "Я думаю, что ты такой же, — сказала Виктория. — И я предпочла бы тебя Альберту в любой день". Она почувствовала, что её сердце ухнуло в низ живота. Очень вероятно, что Мельбурн не испытывал к ней таких же чувств, как она к нему, вне зависимости от того, какими словами они бы не обменивались, как бы они не касались друг друга, как они не смеялись бы вместе. Виктория никогда прежде не влюблялась, и теперь ей было интересно и страшно в равной мере. Её ладони становились липкими, в груди болело каждый раз, когда она пыталась стать ближе к нему, чем необходимо, её мозг словно закипал или его замыкало, когда бы Мельбурн ни касался её. Даже мысли о нем вызывали сбой дыхания и заставляли кожу покрываться мурашками. Она отодвинула чувства в сторону, насколько это было возможно, потому что зачем ему хотеть быть с такой глупой молодой девчонкой, как она? "Ты мне льстишь", — сказал Мельбурн, улыбаясь. Он начал мыть полы шваброй. Она просто была вежлива, она не имела это в виду. Несмотря на то, что её слова не были восприняты им всерьёз, он по-прежнему чувствовал необходимость сказать ей, что он любит её. Виктория закончила мыть вручную ту посуду, которая не поместилась в посудомоечную машину и протёрла столы. Подняла Дэша, который терпеливо дожидался внимания к себе большую часть дня, пробормотала что-то о том, что собирается пойти покормить его. Мельбурн замедлил темп уборки — лишь для того, чтобы понаблюдать за добротой и нежностью её общения со своим любимцем, который был для неё чем-то гораздо большим, чем просто домашнее животное из детства, а, скорее, лучшим другом. Её лицо разрумянилось после тяжёлого дня, тонкие вьющиеся волосы выскользнули из балетной причёски, спадая на лицо и щекоча её шею. Мельбурн подумал, что она, мягко говоря, невероятно красива. Она повернулась на каблуках, чтобы вернуться в квартиру, крепко держа Дэша на руках, поглаживая и целуя его голову. Мельбурн мог чувствовать, что созрел — он не мог позволить ей выйти из комнаты, не сказав ей о своих чувствах, или он будет заниматься самобичеванием в течение недели. Он любил её слишком долго для того, чтобы его чувства оставались незамеченными. Виктория была у двери в то время, когда Мельбурн наконец, позволил четырём простым словам вырваться из его рта и сердца. "Виктория, я люблю тебя".