Гром и Молния

Удовольствие приходило и уходило волнами, захлестывая все тело. Если замедлялся, это было подобно боли, если же ускорялся, наслаждение взрывалось в груди, животе, голове, отнимая способность хоть что-то соображать. Фиалки… Твой запах навсегда врезался в память. Глаза в глаза. Одно дыхание, разделенное на двоих. — Боже, ты совершенство, — губы касаются мочки уха, а её ногти впиваются в кожу. Спину и низ живота сводит в судороге. Я не могу остановиться. Прости, любовь моя, но я не могу. Глаза закатываются, дыхание сбивается, наслаждение прокатывается по каждой клеточке моего существа. Боже, это выше моих сил. Это не реально, это должно быть сном. И когда я проснусь, когда всё это уйдёт, когда уйдешь ты, я просто продолжу свою блекло-серую жизнь. Я буду как и раньше наблюдать за тобой со стороны, упиваться твоим смехом, твоей энергией. Буду читать с тобой в гостиной. Буду рядом, твоей тенью. Буду говорить с Гарри, улыбаться Рону. Если смогу. Притворяться, что я живу. Как всегда. Как до тебя. Но сорвавшееся моё имя из твоих уст, и пульсирующая влага вокруг меня только продлевают наслаждение. Заставляют зажмуриться, погрузиться ещё глубже. Забыть, как дышать. Остановить сердце. Ты прекрасна, ты само совершенство. И кажется, я полностью пропал. Меня больше нет. Нет Сириуса Блэка, он растворился, утоп в глазах цвета шоколада и в запахе фиалок. В мягкой, бархатной коже и в мелодии хриплых стонов. В родинке под левой ключицей и в сладком вкусе твоей кожи. Я не представляю больше жизнь без тебя. Да, её и не было. Гермиона, ты хоть представляешь, что нет меня без тебя? Я открываю глаза, и ты улыбаешься, нежишься. Я ложусь рядом, ты прижимаешься ко мне. Ты мурлычешь мне в ухо, а мне холодно, холодно от одной мысли тебя покинуть. Не трогать тебя впредь. Не чувствовать твой запах… фиалки… тело покрывает дрожью, ты улыбаешься и натягиваешь одеяло выше, чмокаешь меня в щёку и шепчешь какие-то милости. Но я тебя не слышу. Слышу только, как колотится мое сердце, и удивляюсь, почему его не слышишь ты? А может слышишь? Может, чувствуешь то же самое? Я не хочу уходить. Я люблю тебя, Гермиона, не отпускай меня. *** Есть момент перед тем как проснуться, момент между сном и явью. Когда всё кажется так просто, так правильно, так ярко. Когда нет преград. Нет, нельзя, когда сны становятся правдой. В эти моменты ты паришь над землёй. Над своим Я. Ты видишь всё четко и ясно. Всё, о чём ты задумывался, чего боялся — не существует. Всё правда. Гермиона проснулась, когда лучи солнца пробивались сквозь тяжелые портьеры и неровными струями света обрисовывали предметы в комнате. В его комнате. Она сладко потянулась и зажмурилась, когда приятная нега обволокла всё тело. Именно таким должно быть утро. Именно так она хотела просыпаться всю свою оставшуюся жизнь. На его кровати, рядом с ним. Из открытого окна потянуло свежестью вчера бушевавшего дождя, и до Гермионы донёсся смех на улице игравших детей. Всё было просто идеально. Она, ещё с закрытыми глазами, провела по соседней половине кровати рукой и, не наткнувшись на преграду мужского тела, печально вздохнула. «Наверное уже поздно, и Сириус спустился вниз», — подумала девушка. Наконец открыв глаза, она осмотрелась, комната выглядела как всегда, и всё же по-другому. Всё выглядело по-другому. Солнце светило ярче, смех детей звучал радостней. Старые, обшарпанные стены и пожелтевшие фотографии не внушали больше страха. Всё наполнилось краской, светом, жизнью. Всё было по-другому, вчерашняя ночь открыла для Гермионы новую жизнь. Я спасу его, я смогу. Не будет он больше кричать во сне и маеться по дому. Я видела это вчера по глазам, слышала по голосу, чувствовала телом. Подушечками пальцев. Всеми нервными окончаниями кожи. Каждой клеточкой. Каждым волоском. Каждым вздохом и стоном. Каждым взглядом. Мы будем вместе, мы справимся. Не будет больше грома и молнии. Не будет дождя. Только ты. Только я. Только мы. Одевшись, девушка спустилась вниз, на кухню в ожидании увидеть там Гарри или Рона, они должны были уже вернуться с ночного рейда. Гермиона хотела позавтракать вместе с ними и обсудить все новости. Потом, когда они договорятся, девушка хотела поговорить с Сириусом о вчерашнем. Им надо было всё обсудить. Надо было подумать, как они скажут мальчикам. Кто скажет это им. «Наверное всё-таки я», — сделала вывод Гермиона. Улыбнувшись, она открыла дверь, так и застыв в пустой комнате. Стол не был накрыт, что было само по себе странно. Гермиона прошла на кухню и осмотрелась. Всё было так же, как и оставили вчера. Даже Кричер не убрался. — Кричер? — позвала Гермиона. Но никто не откликнулся. «Да быть такого не может. Чтоб его…» — Кричер! — уже громче. — Слушаю вас, отважная подруга хозяина Кричера, — эльф появился из ниоткуда и выглядел он не самым лучшим образом. Поникшие уши, большие водянистые глаза. Он смотрел куда угодно, только не на Гермиону, теребя нижний кусок своей наволочки. — Гарри с Роном ещё не возвращались? — стало страшно. — И куда делся Сириус? — паника понемногу захватывала мозг. — Хозяин Сириус встал рано утром, наказал вас не будить. Ему сова принесла письмо, и он, даже не позавтракав, покинул дом. Сказал, что бы вы не беспокоились, он привезёт с собой мистера Поттера и мистера Уизли. Кричер приготовит вам завтрак, — с этими словами он развернулся и уже хотел исчезнуть, но Гермиона его остановила. — Подожди, что за письмо? Дай мне его, — паника захлёстывала волнами. Что за письмо? Куда ушел Сириус? Где Рон и Гарри? Кончики пальцев начинали дрожать, ноги подкашиваться. Гермиона опустилась на стул. В этой войне люди не могут просто так не вернуться домой. Гарри это знает, Рон это знает. Они не могли просто так не прийти. Что-то случилось, и Гермиона была в этом уверена. Письмо, которое принесла этим утром сова, опустилось неслышно на стол. Рядом появились чашка с кофе и тосты с джемом. Непослушными пальцами Гермиона открыла письмо. «Сириус, срочно, Лютый переулок». И всё. Как будто из лёгких вышибло весь воздух. Лоб покрылся испариной. Тревога. Бежать. Аппарировать нельзя. Никому. Министерство отслеживает все перемещения. Но выход всё же есть, вообще-то он всегда есть, надо только знать, какой. Маггловские метро, машины и автобусы. В этом случае — автобусы. Кофе с тостами остаются нетронутыми. Гермиона, не замечая обеспокоенных протестов Кричера, выбегает в ясный день. Скоро, совсем скоро я найду тебя, найду вас. Мерлин, пожалуйста, не дай беде случиться. Потерпи, мой милый, потерпи, мой любимый. Потерпите, мои дорогие друзья. Я скоро буду. Я уже еду. Уже, скоро буду. Солнце настолько яркое, настолько греет, что даже не верится, что вчера лил дождь. Капли били по стеклу, гремел гром, и сверкала молния. Что вчера Сириус и Гермиона любили друг друга, не замечая ничего вокруг. Спасибо дождю — он смыл все страхи. Сегодня светит солнце, и ещё час назад Гермиона чувствовала это солнце у себя в груди. Но сейчас страх за своих родных заставляет сердце с удвоенной скоростью гонять кровь по венам. Сейчас кончики пальцев покалывает, и нога выстукивает непонятный ритм на полу автобуса. Виски болезненно пульсируют, и в уголках глаз собираются слёзы. Страх. Паника. Липкий, холодный пот скатывается по спине. Будьте живы. Автобус резко останавливается. Пробка. Вот чем плохи маггловские транспорты дорожного движения. Это не Ночной Рыцарь, не метла и не аппарация. Всё медленно, всё слишком медленно. Но до лютого ещё далеко, и Гермиона всё не может рискнуть и выйти, потом аппарируя. Она ждёт. Минута, две, три. Бабушка с сиденья рядом встаёт и идёт к водителю. Они переговариваются. — По радио передают, там авария. Молодой парень разбился на мотоцикле. Подробностей ещё не знают, — говорит она, садясь на место. — Боже, насмерть? — уточняет другая, которая сидит рядом. — Говорят, да. Будем ещё долго стоять, — первая издаёт усталый вздох и затихает. Гермиона слышит. Но это неважно. Важно сейчас найти ребят и Сириуса. Да, Сириуса надо найти. Надо выйти. Плевать, если отследят. Плевать, убегут, как сотню раз убегали. Скроются, спрячутся. Главное рядом, главное вместе. Она встаёт, идёт к выходу. Ещё чуть-чуть. Ещё немного. Просит открыть двери, выходит на улицу. До аварии с десяток машин и автобусов. Не разглядеть. Да и не надо. Это сейчас неважно. Помощь им будет, сейчас главное другое. Другие. Гермиона аппарирует.

***

Под прикроватным столиком лежит записка, которую сдул ветер, прорвавшийся в открытое окно. Никем не замеченное послание, написанное ровным, четким подчерком: «Любовь моя, я скоро буду. Не беспокойся. Гарри нужна помощь. Наверное, мы уже будем дома, когда ты проснешься. Кричер сделает тебе завтрак, хорошая моя. Возьму мотоцикл, знаю, он немного хандрит, но вроде летает. Когда вернусь, поговорим о вчерашнем. Люблю тебя, девочка моя. А когда вернусь, покажу как сильно. Сириус».