Они

Среда… Ничем непримечательный серый день. Точно такой же, как и все дни до него. За окном меняется лишь погода и проплывающие мимо люди — типичный серый мир, имеющий лишь два цвета. Ах, если бы все было так просто, как белый и черный, как добро и зло… но наш мир не так прост, как палитра красок или аккорды музыки, нет, все куда сложнее…Белый… черный… цвета, с которых все началось. Они так просты и сложны одновременно: им не нужна мотивация и цель, чтобы что-то сотворить… они лишь исполняют, и все… Люди же — непрестанная единица красок, они - серый свет, который мечется между двумя крайностями, они окрашивают себя в более темные тона от обиды и злости, выливаемыми на них ими же сородичами, люди просты и слабы, они воздвигают стены понятий, лишь бы сделать жизнь проще, сделать себя как можно проще, и все это лишь бы понять истину… Они забыли, что самая простая и сложная истина… самый главный ответ, что они ищут — это лишь черное и белое…

***

Тонкий запах дыма вперемешку с острыми нотками алкоголя вскружил мне голову, моя кровать была влажной, а по телу бежали капли пота. Каждое мое движение, каждую попытку встать, останавливали прилипшие к моему телу простыни, белые и чистые, будто облака. — Странно, не помню, чтобы я хоть раз застилал свою постель белыми простынями или вообще простынями, я даже не могу вспомнить, где они лежат, — усмехнувшийся над собственными мыслями, я все же вырвался из объятий белого кошмара и сел на край кровати. Красные обои с золотыми узорами на стенах, коричневая тумбочка из дуба, на которой стояла белая ваза с красными, как кровь, розами. — Розы… терпеть не могу цветы в любом их проявлении. Так не отвлекаться… — стараясь скооперировать свои мысли и движения, я четно боролся с одурманивающим алкоголем и сухостью во рту, но, в конечном итоге, они все же взяли надо мной верх: я вновь провалился в глубокую бездну забвения, упав на белые простыни кровати. — Эй, а он вообще живой? — сквозь плотную мглу сна я кое-как расслышал тонкий голос, который отдаленно был мне знаком, но алкогольное послевкусие все еще не давало мне собраться с мыслями и тянуло обратно в сон. — Живой, куда он денется? Только вот пьяный в дрова, — следом за тонким и нежным голосом последовал слегка грубый и весьма неприятный для пьяного человека баритон. Что, собственно, окончательно вырвало меня из объятий Морфея, пробудило во мне дикое желания убить обладателя столь мощного моему уху раздражителя. Окончательно порвав связь со своим сном, я, наконец, сумел рассмотреть большую светлую комнату, выполненную в аристократичном стиле восемнадцатого века. Казалось бы, даже стоящие возле постели близнецы, разодетые в элегантные черные костюмы с нашивками в виде щита, на котором была изображена буква «М», по которой в свою очередь ползла лоза винограда, походили на этакую прислугу, пришедшую разбудить своего господина. — И какого черта я тут делаю? — вопрос, на который не требовался ответ, как и ожидалось, остался без внимания, ведь я прекрасно понимал, что я нахожусь не в своей квартире, если быть точным, не в своем мире. Это весьма странное место - называемое «Нептус» - является чем-то вроде пустоты, способной создавать в себе тысячи мирков, в которых обитают призванные на «Консилиум» члены кланов, ну, а в моем случае, организации. — Вставай, Никита, тебя там дед ждет, уже обед, как-никак, — одним голосом прозвучали близнецы, которых друг от друга отличала лишь длина волос и половые признаки. Они приходились мне родней по какой-то из сестер отца, с которыми ни он, ни я, в жизни не встречались, впрочем, меня это не сильно волновало. Грубо выгнав назойливых родственников из своего «Нептуса», я перебрал содержимое шкафа и, не найдя там хотя бы одной вещи, на которых не было бы кланового знака моей семьи, направился в ванную. Да, не смотря на то, что это место является ничем иным, как склейкой разных миров, за некоторыми дверями находится именно то, что ты ожидаешь, ну, или огромный сад или холл, в общем, это что-то вроде игры в «Русскую рулетку». В сей же раз дверь сработала вполне, как того я и ожидал — из комнаты в античном стиле я вошел вполне современную ванную комнату, разделенную на два отдела, один из которых представлял собой предбанник. Сбросив с себя остатки одежды, я отодвинул ставни и вошел в полную пара ванную комнату, тут же оторопев от увиденного. В белоснежном густом паре, изящно усевшись на краю ванной и водя по воде кончиками пальцев, расположилась весьма миловидная женщина двадцати-двадцати трех лет, с длинными черными волосами, ставшими мокрыми от пара или воды, они прилипали к нежной коже на ее спине, весьма пышная грудь с едва заметным изображением змеи, которая, выполнив аборт вокруг соска, схватила себя за хвост, так называемый знак «Уробороса».