Шипы его любви

«Зная лишь часть информации, люди зачастую делают неверные выводы». © CS

      Адриану не хотелось видеть ЛедиБаг. Он никогда не мог и мысли допустить о том, что скажет такое или даже будет так считать. Но он так думал. И дело было совсем не в ней. Он не винил ее, Боже упаси, конечно же, нет. Она ведь даже не знала, что он ее соулмейт, а он не собирался сообщать ей об этом. Он хотел оградить ее от чувства вины, какое ощущал он сам.

Но он даже не догадывался, что она и так его чувствует.

      Когда боль в соулмейтовом цветке ослабевала (а случалось это чаще всего в коллеже, причем не ясно, почему), сам он чувствовал пробуждение необъяснимой совести, причем сила этих двух понятий была обратнопропорциональной.

И он не мог с уверенностью сказать, что хуже.

      Он чувствовал вину за то, что был соулмейтом Маринетт. Невзаимным соулмейтом Маринетт. Ведь она была хорошей девушкой, и если бы он не встретил ЛедиБаг, то… Что «то»?! Леди была предназначена ему судьбой, несмотря на то, что ей судьба подобрала другого. Он, чисто гипотетически, влюбился бы в Маринетт, но… Кто может изменить судьбу?! Вон даже Мастер не способен…

Guilt without fault. Вина без вины — какая ирония. Только вот почему ему не смешно?

      Да и вообще, хватит всяких «бы»! Он влюблен в ЛедиБаг, а она его не любит; он ее соулмейт, ее цветы соединены с другим человеком. И все. Ах да, он же еще роза, и это его убивает. И изменить это не под силу никому.       Внезапно за окном прогремел оглушительной силы взрыв, прервавший все его раздумья. М-да, все планы как-не-видеть-девушку-невзаимного-соулмейта-и-по-совместительству-любовь-всей-своей-жизни коту под хвост! (Как символично!) От звуковой волны, прокатившейся вслед за взрывом, задрожали даже окна, а сам Адриан был вынужден зажать уши, потому что создавалось впечатление, что еще чуть-чуть, и лопнут барабанные перепонки.       Когда казалось, что все стихло, парень внезапно услышал какой-то грохот на втором этаже. Чтобы проверить, что там, (и оттянуть момент встречи с напарницей) он с опаской поднялся наверх. Мало ли, вдруг это акума на него нацелилась. В голову залезла непрошенная идея, что это может быть Маринетт, расстроенная его словами о невзаимности, и Агрест поспешил потрясти головой, прогоняя ненужные мысли. Маринетт слишком позитивная, чтобы акумой стать; она сильная!       Но его опасением не суждено было сбыться. Это была всего лишь книга. Вероятно, упала от взрывной волны и раскрылась.       На глаза попалась одна строчка текста:

«Ты не знаешь всего».

      Адриан помотал головой: «Не стоит отвлекаться, акума-то опасность несет. Знать всего-то я не знаю, но это ничего не меняет», — и поспешил крикнуть:        — Плагг, когти!       Миг — и возле книжных полок стоял уже герой Парижа. Еще секунда — и вся просторная комната опустела. И лишь открытое окно намекало о том, что тут недавно кто-то был.

***

      Местоположение злодея он понял сразу. Сложно не заметить столб дыма от главной достопримечательности Парижа, и парень в кошачьем костюме поспешил прямиком к Эйфелевой башне.       Узнать его самого тоже не составило труда. Нет, ну Вы представьте себе обыкновенного такого паренька с горящей одеждой и таким же пламенным лицом! И у кого тут сомнения возникнут?       Увидев приближающегося Нуара, горящее нечто поспешило представится и озвучить свой «великий и непобедимый» план:        — Я — Пиромэн! Я уничтожу все клумбы Парижа, и тогда ничто не помешает мне показать мое блистательное фаер-шоу! — и будто в подтверждение своих слов акума послал столб огня прямиком со смотровой площадки башни, одним махом уничтожив Марсово Поле аж до фонтана на Плас-Жак-Рюэфф. Вода огонь, как и ожидалось, остановила.       На такое представление Нуар фыркнул, ничуть не испугавшись: и похлеще видали! Пока он бежал (а вернее будет сказать, прыгал по крышам), то успел проанализировать силы противника: пепелища вместо клумб были довольно красноречивыми. Взрыв, который и привлек внимание героя Парижа (да и полгорода заодно), был на самом деле случайностью: ну не виноват же акума, что за стеной цветочного магазина была кухня с газовым баллоном, который от огня взял и взорвался. Ему бы только цветочки уничтожить, а Вы паникуете, кучу полиции вызвали… Странные люди.       Когда в ответ на его «безобидную чистку» газона (и всей достопримечательности в целом), блюстители закона открыли огонь (из пуль, разумеется), он разозлился и ответил настоящим огнем. В довершение своего нового амплуа «Вселенское зло», он оглушительно крикнул, злобно зыркнув на героев Парижа (что ж их все акумы сразу так ненавидят-то, они же его даже не трогали!):        — Я превращу вашу жизнь в кошмар!       Кот, к тому времени присоединившийся к ЛедиБаг на одной из близлежащих крыш, на такое заявление лишь тихонько фыркнул про себя: «П-ф-ф-ф, ты опоздал… Моя жизнь уже сущий кошмар». А вслух он, тихонько поздоровавшись с напарницей коротким «Здравствуй, Леди», сказал совершенно другое:        — Хэй, пироман недоделанный! А слабо сразиться с нами?!       Ему было не слабо. И он поспешил об этом сообщить дуэту супергероев. Не забыв при этом облить огнем аллею Жана Полана.

***

      Алэр Леруа был фаерщиком, причем ярым поклонником своего дела. К своему хобби-профессии он относился ответственно, но с вдохновением. И иногда, ради практики, устраивал незапланированные бесплатные выступления прямо на улице.       Сегодня у него был запланирован перформанс для дочери мэра — День рождения у девушки! — но его взяли и отменили! Девушка, видите ли, сочла какую-то там дискотеку интереснее его огненного шоу. Это его безумно расстроило, но Алэр решил не унывать и устроить уличный концерт. Несмотря на раннее время (на солнце огонь не так ярок ведь) он сумел привлечь внимание своим мастерством. Поэтому спустя минут десять вокруг него собралась восхищенная толпа. И надо же было как раз в этот момент старушке решить полить клумбу у дома. Как раз возле того места, где он выступал. Ну, и не рассчитала немного напор. Вот и вышел месье Леруа мокрым, а огни, разумеется, погасли. Люди, мгновение назад восхищавшиеся его представлением, засмеялись. Его настроение и так бывшее не самым шикарным, упало еще ниже. А ведь «Алэр» значит «радостный», «счастливый». Сам же парень был скорее расстроенным и злым. И как же Бражник такого упустит?!

***

      Несмотря на довольно опасную способность, сражение со злодеем не было слишком сложным: он явно прогуливал в школе и физкультуру, и физику с химией. А как иначе объяснить то, что Леди удалось с легкостью сбить парня с ног с помощью йо-йо (спортивный зал давно его не видел), то, что он тщетно поливал огнем героев, спрятавшихся за фонтаном (ничему тебя жизнь не учит!), то, что Леди удалось заманить его в киоск, Нуару — заблокировать Катаклизмом доступ воздуха, а он сжег там все внутри, попутно уничтожив весь оксиген и тем самым потушив себя (вот знал бы, что реакция горения невозможна без кислорода, не попался бы!)?       Когда они наконец выпустили этого акуму-недоучку на открытое пространство (все же лом в качестве Талисмана Удачи — вещь полезная!), он думал о том, как бы вдохнуть посильнее, и упустил шанс снова самовоспламениться, поэтому Леди быстренько выхватила у него посох, бывший когда-то стаффом* для фаер-шоу, и сломала, выпустив на волю фиолетовую бабочку. А Кот не упустил возможности (все же имидж терять нельзя — боль должна остаться в тайне) и передал «пламенный привет Бражнику».       Пара заветных слов — и белоснежная бабочка воспарила в небеса, а разрушения исчезли в чудесном сиянии.

***

      На протяжении всей битвы Нуар старался не смотреть на ЛедиБаг. Это было больно (как и душевно, так и физически). Но когда они уже стукнулись кулачками (Кот — все так же не глядя в глаза), и он уже собирался уходить и уже подошел к краю крыши, чтобы спрыгнуть, он обернулся и замер, взглянув-таки на напарницу. Она была очень печальной. Настолько грустной он не видел ее никогда ранее.        — Хэй, моя Леди, — от неожиданности он даже забыл о негласном обещании самому себе не называть девушку «своей», — что случилось? — она нуждалась в нем, а он… Чёртов эгоист!       Будто предчувствуя долгий разговор, Нуар сел на край крыши и приглашающе похлопал рядом.       Девушка удивленно уставилась на него (давненько он ее так не величал!), но все же ответила (ведь без поддержки иногда так тяжело), устроившись рядом:        — Скажи, Кот, что делать, если твой соулмейт… невзаимный?.. — нет-нет, только не это! Он был готов терпеть любую боль, теша себя надеждой, что хоть она будет счастлива, но… отвергнутые соулмейты не бывают счастливы в полном понимании этого слова. Это знание буквально выбило почву у него из-под ног. Зачем судьба так жестоко над ними пошутила? Почему и она недостойна взаимности?

Было бы занятно, если тот человек, соулмейтом которого является Леди — его, Адриана, соулмейт — предназначен Маринетт, которая родственная душа Агреста-младшего. Вот уж квадрат! **

Как же он был прав, этот мистер Икс…

      Адриан помотал головой, прогоняя ненужные и явно глупые мысли. Так и философом недалеко стать!       Чтобы Леди не подумала вдруг, что он ее игнорирует (хватит уже эгоистом быть, ей нужен друг, и он им станет), парень поспешил ответить (хотя и помощник с него в этом деле никакой):        — Я не знаю. Моя Леди, не знаю… прости, — и пусть она бы в этом никогда никому не призналась, от этого такого привычного и какого-то родного прозвища стало легче на душе. А в тот миг Маринетт почему-то казалось, что за этой подбадривающей, хоть и грустной улыбкой крылось что-то большее, чем просто поддержка и сочувствие напарнице.

Понимание.

       — Эх, Кот, как же мне быть, я ведь так его люблю?..       Леди просила у него совета, не зная, что тем самым растаптывала в пыль остатки его сердца. Но он не мог ее в этом винить.       Он задумался, тщетно пытаясь подобрать слова. Что он мог ей сказать? Совет из личного опыта? «Отпусти, надейся на его счастье и попытайся жить им и быть счастлива от этого»? Но он ведь хотел, чтобы она была счастлива. Да и с ним ведь не сработало…       Но Леди истолковала его молчание иначе и, печально вздохнув, произнесла:        — Ничего ты не понимаешь, Нуар…       «Если кто-то из нас чего-то не понимает, то это ты, моя Леди… Вернее, совсем не моя…» — печально подумал Адриан, но вслух сказал совершенно иное:        — Все образуется, моя Леди… Все образуется, — попытался подбодрить девушку Кот, совсем не веря в свои слова.       Девушка в ответ лишь улыбнулась и признательно прошептала тихое «спасибо».       Они проболтали до обеда, сидя на той самой крыше, как в старые добрые времена, даря друг другу поддержку, рассказывая смешные истории и смеясь (Адриан — даже почти искренне).

***

А потом он ел обезболивающее ложками, игнорируя встревоженный взгляд черного квами.

***

      Остаток дня прошел обычно и банально: две фотосессии — даже фотограф заметил, что Адриану следует побольше отдыхать (знал бы он, что не в отдыхе дело!), а вот отцу было снова все равно (ничего необычного) — на которых ему приходилось врать о «суперсмешной» комедии от которой спать не хотелось (надо же как-то синяки под глазами обосновывать!); урок китайского, на котором он с трудом пытался не заснуть (почему эти обезболивающие работают только днем и то не сразу?); и званый ужин у дочери мэра (Адриан был благодарен Джаггеду за то, что Хлоя была так увлечена персональным концертом, посвященным её же «высочеству», что не заметила ухода Адриана, чему он был несказанно рад: еще и вечеринки он не выдержал бы!).

***

      Домой Адриан пришел поздно и в прескверном настроении (как же он соскучился по своему когдатошнёму солнечному оптимизму!). На скорую руку сделав домашнее задание, он сложил все нужные учебники в сумку. Он даже не все предметы подготовил, но да ладно, с кем не бывает (вообще-то с тем Адрианом такого не бывало — раньше он всегда делал уроки, невзирая на фотосессии и прочее; но самочувствие было достаточно уважительной отмазкой для его совести). Выдавив из блистера пять таблеток, он ответил на не немой вопрос Плагга: «Три ведь вчера не сработало», — съел эти белые пилюли и улегся спать.

***

      Понедельник — день «чуде-е-есный». Адриан проснулся совсем разбитым. Да, он спал (человечество давно придумало такую вещь, как снотворное и болеутоляющее). Плаггу не нравился этот «Nitrazépam»***, да еще в таких дозах, но он с горечью осознавал, что без сна Адриан не протянет, а сам уже не уснет.       В коллеж идти не хотелось от слова «совсем». Но кто его спрашивал? Сказал ведь когда-то отцу, что хочет обучаться, как обычный ребенок, а сейчас… А жалел ли он? Однозначного ответа на этот вопрос он найти не мог: с одной стороны, возможность ходить в учебное заведение подарила ему настоящих друзей, но теперь обязанность посещать коллеж угнетала и забирала возможность пары лишних часов шаткого сна. Хотя… может ему легче станет?.. В прошлые разы на уроках он ведь чувствовал едва ощутимое, но все же облегчение… Да и выбора у него-то и не было.       За всеми этими размышлениями он и не заметил, как прошел завтрак (без отца, как всегда), сборы в школу (сумку взял — и готов) и оглашение расписания (будто оно изменится, право слово! А даже если и изменится, то Адриану-то от этого что? «Конвой» не даст ничего пропустить). «Очнулся» он только тогда, когда пришло время выходить из лимузина, ведь они прибыли в конечный пункт назначения — коллеж.

***

      Уроки тянулись долго, медленно и о-очень скучно. Исключением, пожалуй, стала только физкультура, на которой список людей, которые знают о его соулмейтовом цветке, пополнился еще одним человеком.       Адриан вообще-то любил спорт в целом, да и физкультуру в частности. Раньше.       На школьных уроках чаще всего ученики играли в разные активные игры после обязательной разминки. Этот день исключением не стал, и жребий выпал на одну из любимых игр третьего класса коллежа Франсуа Дюпон — волейбол. Адриана, который раньше приложил бы все усилия, чтобы стать капитаном команды (у него это получалось иногда, и, надо признать, справлялся он весьма неплохо), эта новость привела в ужас: ведь если придется принимать мяч снизу, вся сила удара придется на запястье! А если ему обычные касания приносят невыносимую боль, что уж говорить о мяче, летящем со скоростью больше десяти метров в секунду. Пропускать все подачи и атаки было тоже плохой идеей — становиться причиной проигрыша целой команды не хотелось. Оставался последний вариант, который очень не нравился самому парню, — рассказать все учителю. Посвящать еще кого-то в свои проблемы не хотелось, но выбора-то особо не было, пришлось рассказать все, ведь только невзаимные розы могли быть освобождены от любых занятий на основании так называемого соулмейтового больничного по причине негативных физических ощущений. Остальные цветы могли иметь лишь моральный дискомфорт, который от учебы не освобождал. Физрук — Маре Пежэ — оказался человеком понимающим, пообещал не сообщать директору (полного отстранения от учебного процесса Адриану не хотелось; да и месье Дамоклес обязательно сообщил бы отцу, и из этого ничего хорошего не вышло бы), поохал, поахал, да еще и сказал, что всё будет хорошо.       «Да Вы сами в это верите хоть?»       А месье Пежэ верил и пытался этому посодействовать, поэтому весь урок Адриан просидел в библиотеке, «выполняя важное поручение физрука». И если бы кто-то умудрился заглянуть в те книги, что он читал, удивился бы, что это за поручение такое — информацию о цветах родства искать. Ничего нового и полезного он, разумеется, не нашел.

***

      Каким бы длинным не было то или иное событие, рано или поздно оно закончится. Вот и учебный день подошел к концу. Адриан уже собирался домой (опаздывать никак нельзя — сегодня важная для отца встреча; да такая важная, что сына важнее — Адриан просил отца не идти туда, ссылаясь на усталость), но…

***

      Маринетт даже толком не знала, чем руководствовалась, когда в понедельник после уроков она решилась подойти к Адриану. Снова. (Только цель сейчас была другой.) Она просто чувствовала, что это правильно. В классе больше никого не осталось: Алья утащила Нино по каким-то «важным делам» (вот что значит — взаимные васильки), Хлоя не прилипла к Адриану только потому, что ей срочно нужно было примерить новое дизайнерское платье — уж тогда-то Адриан точно поймет, что она его соулмейт (мысли о том, что у него уже есть цветок родственной души, она не допускала).       Подойти-то подошла, а сказать-то что? И как? То, что он не был её соулмейтом, не меняло её чувств к нему, а, значит, мастером красноречия в его присутствии она не стала.       Но сам Адриан избавил девушку от столь непосильной задачи, как начинание разговора с Агрестом-младшим:        — Маринетт, я очень сожалею, что так получилось, правда… — все же чувство вины не прекращало терзать парня, а при близком контакте и с её попытками заговорить (не просто так она ведь к нему подошла и у парты встала!) усилилось во сто крат.        — Ничего, все в порядке, честно… — нет, это ложь, но Маринетт не хотела, чтобы он мучился еще и от чувства вины. — Я не обижаюсь, это ведь не твоя вина. Не мы ведь себе соулмейтов выбираем, верно? — Адриан в ответ невесело хмыкнул. — Только… — она хотела спросить о его соулмейтовом цветке, но так и не решалась на это: он ведь скрывал это, значит были причины. Хотя и без его ответа она чувствовала, что его цветок — роза, и это невзаимно… Но, черт возьми, почему она чувствовала себя и в этом виноватой?! Она этой дамы и знать не знает (в том, что это девушка, Маринетт почему-то была уверена). И вот откуда она это взяла?! Ни о какой соулмейтовой связи и речи быть не может, они ведь невзаимные…       Адриан отчего-то вздрогнул и отвел руку за спину. Маринетт поняла: «сейчас или никогда»:        — Адриан, скажи, ты — «роза»?       Парень тихонько охнул и шокировано уставился на одноклассницу:        — Д-да, но как ты узнала?       Маринетт слегка смущенно и будто ободряюще улыбнулась:        — Просто…. Ну, это сложно не заметить… — и ведь не ложь же. Просто лишь часть правды. Вторую часть, которая включала в себя сталкерство и влюбленность, она предпочла умолчать.        — А ведь большинство и не заметило, хотя… Я ведь пытался это скрыть…        — Это очень больно? — резко выпалила девушка и замолчала. Она​ вообще не планировала так сильно лезть ему в душу, это ведь явно личное, но слова вырвались будто сами собой.       Адриан, явно не ожидавший такого вопроса от вечно смущенной одноклассницы, от изумления сначала выпалил чистую правду        — Верно… — потом до него-таки дошло, что он ляпнул, а ведь грузить кого-то своими проблемами в его планы не входило, и он поспешил исправиться: — Ну, то есть немного, совсем чуть-чуть… — а внутренний голос шептал ему вместо Плагга: «И поэтому ты уже сам заснуть не можешь?»       Впрочем, его оговорка не осталась незамеченной для Маринетт, но девушка сделала вид, что не услышала этого, еще больше расстроившись в душе. Она понимала, что ему невероятно тяжело, но чем она могла ему помочь, соулмейта-то не изменить… Чтобы хоть как-то его подбодрить, она легонько сжала его правую руку, лежащую на парте. Он сначала вздрогнул от неожиданности, а потом сжал ей руку в ответ, легонько и искренне (хоть и печально) улыбнувшись.         — Спасибо… — благодарно прошептал парень в ответ на молчаливую поддержку девушки.        — Мы ведь все еще можем быть друзьями? — едва слышно прошептала девушка. Конечно, это совсем не то, о чем она мечтала, но зачем сейчас эти глупые признания в любви, причем наверняка невзаимной? У него ведь и так проблем хватает… Его ведь почему-то соулмейт не признает!..

О том, что он невольно отвергнут своей родственной душой, ею, она и подумать не могла.

      Адриан, признаться честно, таким вопросом был немало удивлен: он считал ее своим лучшим другом, после Нино и Плагга, а она такое спрашивает! Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как все еще удивленно сообщить об этом самой девушке:        — Конечно! Я очень благодарен тебе за поддержку, я очень ценю это!..        — Ну, не могу же я просто делать вид, что не замечаю того, что у тебя не все в порядке… — она попыталась хоть как-то разрядить чересчур напряжённую обстановку. — Друзья ведь так не поступают, верно? — раньше она бы никогда так не сказала (прямо говорить о простой дружбе — значит отказаться от своей влюбленности), а сейчас… к чему эти глупые заикания. Ему поддержка нужна, а не её любовь. Да и к тому же она была на девяносто процентов уверена, что он влюблен в своего соулмейта. В том, что это девушка, она почти не сомневалась: согласно статистике люди, имеющие родственную душу того же пола, легче признавали друг друга — им достаточно лишь дружбы. А вот между парнем и девушкой почти всегда примешивались и чувства. Как и в случае самой Маринетт.

***

       — Скажи, а ты уверен, что твое родство душ невзаимно? — неожиданно спросила Маринетт.        — Да, она сама мне об этом сказала, — «значит, это все-таки девушка». — Я даже не стал признаваться ей…       Теперь Маринетт окончательно запуталась:        — Но… может, тогда это взаимно? — это убивало ее морально изнутри (а снаружи она все также ободряюще улыбалась, сидя на краешке его парты), но она искренне хотела ему помочь: «Пусть хоть он не мучается, пусть это будет взаимно… Я переживу».        — Она просто сказала это когда-то в разговоре, даже не догадываясь о том, что я ее соулмейт. А потом… я не стал ей об этом сообщать… Зачем? Пусть она хоть не мучается. Зачем ей это чувство вины?.. Прости, это, наверное, неинтересно тебе…

Почему она сейчас чувствует вину?

       — Нет, что ты, тебе просто нужно было выговориться…        — Спасибо, большое спасибо тебе, Маринетт!.. — честно пытаясь не расплакаться, прошептал он и… обнял девушку, выйдя из-за парты. И даже при большом желании она бы не заметила слез, выступивших на его глазах. Маринетт покраснела, аки спелый помидор (отказалась от любви — что за чушь? Просто оставила попытки его добиться и рассказать об этом). Юноша легонько отстранился и, увидев цвет лица собеседницы, улыбнулся, а в следующий миг, посерьезнев, спросил:        — А ты уверена, что именно я — твой соулмейт? — видя, что девушка вздрогнула и явно расстроилась, он поспешил добавить: — Просто… так было бы лучше… для тебя. Ты заслуживаешь взаимности… — Маринетт едва удержалась, чтобы не расплакаться от умиления: он заботился о ней! Поняв, что молчит она довольно долго, а Адриан все же вопрос задал, она поспешила ответить (а то невежей посчитает!):        — Я уверена… — Дюпэн-Чэн вздохнула. — Просто… есть кое-что еще, что не дает мне усомниться в этом… — «мои чувства». И чтобы избежать дальнейших расспросов — решила ведь не признаваться — она быстро произнесла, пытаясь скрыть горечь: — Встречный вопрос: а ты уверен? — «Пусть и не я, но, может, его взаимный соулмейт кто-то другой?»        — Да… я тоже в этом не сомневаюсь… Есть, как ты говоришь, «еще кое-что».

«Он совершенно точно в нее влюблен».

       — Скажи, а какой твой цветок? — внезапно спросил Адриан, посмотрев на девушку с тщательно скрытой надеждой: «Пусть что угодно, только не они, пожалуйста!»        — Ромашки… — с легким недоумением ответила Маринетт: «А ему-то это зачем… Хотя все честно, я знаю его, он знает мои…» Но, даже несмотря на легкую задумчивость, она не пропустила мимо ушей его тихое облегченное восклицание:        — Слава Богу!..        — Что? — чему он так радуется-то?!       Но Адриан не собирался озвучивать свои настоящие мысли:        — А… Нет, ничего, просто… — «Тебе не придется мучиться хотя бы от физической боли…» — Цветы у нас разные…

***

      Они проговорили где-то с полчаса, до тех пор, пока Адриану не позвонила Натали и не потребовала немедленно спуститься к машине, не то на фотосессию опоздает. Хотя сам юноша мог бы стоять так целую вечность: Маринетт была отличным собеседником (когда, наконец, перестала его бояться), а еще… ему было легче. Кожа не горела огнем, а просто жгла, и ему не хотелось ее содрать.       Своим присутствием она дарила ему облегчение. И какое-то необъяснимое тепло.

***

      Маринетт же, придя домой, прорыдала целый час — не стоило ей ту книгу о соулмейтах читать.****

Тикки лишь вздыхала, все больше и больше ненавидя эти правила, чтоб им пусто было!

***

      Адриан впервые был настолько благодарен акуме: уж лучше с напарницей по крышам побегать, чем три часа позировать для камер в одежде коллекции Габриэля Агреста «Зима-20**» (жарко ведь — начало ноября теплым выдалось для зимних нарядов-то!). Юноша терялся в догадках, чем именно насолил Агрест-старший этой даме, но это отошло на второй план, когда на всю компанию фотографов, стилистов и моделей сверху посыпалась одежда, все поспешили ретироваться, кто куда: получить сапогом на двадцатисантиметровой платформе не очень-то и хотелось! Адриан же, пользуясь всеобщей суматохой, тоже поспешил улизнуть, но лишь затем, чтобы превратиться в Кота Нуара (а Плагг так надеялся поспать эти три часа в обнимку со свежим Камамбером!).       Через пару минут уже Кот Нуар осматривал злодейку, находясь на безопасном расстоянии. ЛедиБаг появилась тоже очень быстро и поспешила присоединиться к юноше (все же наблюдательный пункт он выбрал хороший), почему-то избегая зрительных контактов с напарником (глаза-то красные!). Вместо приветствия девушка слегка недовольно произнесла:        — Чего они зачастили так-то, а?.. И кто на этот раз? — но не успел парень ничего ответить, как злодейка решила представиться сама (и заодно озвучить свои планы всему Парижу — голосок-то у нее не тихий!):        — Я — Малмóд! И я превращу весь мир в свои модели! — «Ну уж нет, мне и в повседневной жизни этого хватает!» — недовольно фыркнул про себя Кот, а в голос не упустил возможности пошутить:        — Плохая Мода, Вы серьезно?! А пооригинальней ничего не придумали? У Бражника что, фантазия закончилась? Хотя у Вас со стилем явно не лады… — наигранно задорно проговорил Нуар, намереваясь вывести злодейку из себя. Довольно успешно, кстати. Хотя костюмчик у дамы был явно не в стиле лучших кутюрье (в отличие от её же «снарядов»); что сказать, Бражник любил странные и даже смешные наряды (интересно, почему?). Леди на эту импровизированную тираду Кота лишь хмыкнула, пытаясь сконцентрироваться на изучении противника. Что было довольно непросто, учитывая летящие во все стороны предметы гардероба: никаких других способностей злодейка пока не демонстрировала, а эти «снаряды», которыми она не переставала разбрасываться, не целясь, впрочем, (пока) ни в кого конкретно, хорошенько сбивали с толку.       Кот, явно догадавшись, что пытается сделать девушка, решил подсобить, просто… спросив об этом саму акумизированную в своем обычном шутливом тоне (который в последнее время давался всё тяжелее):        — Пф-ф… и какая твоя суперспособность? Шмотки из ничего делать? Да ты не одна такая, для этого акума не нужна! Я и поталантливей знаю! — в голове против его воли всплыл образ милой одноклассницы — его соулмейта.       Малмод явно обидели его слова: то ли то, что он назвал ее прекрасные образцы одежды «шмотками» (какое невежество!), то ли то, что он посмел сравнить ее с обычным человеком, и она поспешила продемонстрировать свой «талант», направив на случайного человека (дерево — не лучшее укрытие) луч из своего посоха. В следующий миг, стоило лучу коснуться жертвы, одежда на нем изменилась из обычной повседневной на нарядную и модную (вот только не по погоде), а сам человек попал под контроль сумасшедшей «Моды».       А сама злодейка тем временем продолжила свою тираду (видать, задели её таки сильно, и не только герои):        — Больше никто не посмеет назвать мои наряды смешными!       Нуар на миг удивленно застыл, такого рекордно быстрого «переодевания» он еще не видел, а потом не преминул воспользоваться случаем:        — Не знаю как Вас, моя Леди, но меня мой костюмчик устраивает… Хотя я не против для Вас сменить его на повседневную одежду! — а ты все не теряешь призрачной надежды, да?

И вот кто его только за язык тянул?

      В ответ на поведение Нуара, который явно выводил ее из себя (ей ведь не обязательно знать, что он делал это специально!), акума решила сконцентрировать свое внимание на героях (вот заберет их камни, принесет их чудику из своей головы и уж тогда такой показ мод устроит, что Габриэль обзавидуется!) и запустила в Кота (как главного раздражителя)… рубашкой. Довольно качественной, надо признать (кому, как не Адриану Агресту разбираться в этом).       Нуар на это лишь фыркнул: какой вред мог нанести обычный кусок ткани. Но Плохая (а в силу некоторых обстоятельств теперь ещё и явно очень Злая) Мода решила взяться за героев всерьез: она приблизилась прямиком к ним и начала атаковать напарников непрерывным потоком летящих с огромной скоростью предметов гардероба (к одежде прибавилась обувь и прочие аксессуары). Им только и приходилось, что уворачиваться от «оживших» платьев, туфель и разнообразных сумочек. За этим «стратегическим отступлением» они и не заметили, как оказались в пустом дворе, не очень-то и удобном для сражения, причём герои оказались в противоположных углах, что не очень и содействовало командной работе. «И куда только ее „подчиненные“ делись?» — обеспокоенно подумала ЛедиБаг. Но Малмод не особо волновалась по данному поводу. А потом в ход пошли ботфорты, и героям стало не до раздумий (тяжелая это обувка, всё-таки).       И то ли шест оказался лучшей защитой от «реактивных» сапог, нежели йо-йо, то ли виноват электронный биллборд, на котором так кстати появилось изображение Адриана Агреста, то ли Маринетт была просто уставшей… Но факт оставался фактом: Леди пропустила удар ботинком и упала. И пусть это и звучало смешно, героям было не до смеха.       Модница-злодейка недобро прищурилась и посмотрела на девушку, явно замышляя что-то более опасное, чем платье из прошлогодней коллекции, а потом направила свой посох на ЛедиБаг и, злобно рассмеявшись, произнесла:        — Сменим наряд, ЛедиБаг!..

***

      Он видел, что Малмод нацелилась на его напарницу. Нет, он не позволит ей навредить, не в этой жизни!       Кот кинулся наперерез злодейке, и последнее, что он ощутил, были слова, разобрать значение которых было не под силу угасающему сознанию (это «кэжуал аутфит» казалось невероятно знакомым, но мозг отказывался обрабатывать информацию), ослепительная вспышка (наверняка из посоха) и удар. А потом темнота…       Когда он очнулся через мгновение (серьезно, прошло ненамного больше секунды, Леди едва успела подняться, а он и не упал — немного в стенку близстоящего дома впечатался, вот и все), а вернее будет сказать, пришел в себя, ведь сознание он не терял (так, был дезориентирован на мгновенье), первое, что он услышал было тихое «Ой мама!» Леди. Вернее, то, что это сказала она, Адриан понял не сразу. Лишь догадался, да и то, путем исключения: голос злодейки хоть и был намного громче и грубее (хотя и напарница так не пищала обычно), но и пугаться или удивляться она не должна была (а ничего другого это восклицание значить не могло), а никого кроме них троих на импровизированном поле боя не было (в том, что он сам молчал, парень был уверен). Писк же был слишком высоким даже для Леди. Неужели ее все-таки задело?       А потом вслед за слухом вернулось и осязание, и парень с ужасом понял, что было самой вероятной причиной её шока.       Внезапно подул холодный ноябрьский ветер, пронизывая его до костей, — легкая ткань футболки явно не подходила для погоды поздней осенью.       Футболки.       Он хорошо умел различать одежду по тактильным ощущениям.

Он был без костюма.

Примечания: Интрига, бугага. Изначально эта глава планировалась больше, но одно событие я все-таки оставила для следующей главы, тут ведь такая интрига-а-а-а…. Мне прям интересно, кто-то ее разгадает? ***Нитразепам — снотворное, и довольно сильное, если верить интернету. Вызывает при длительном применении привыкание, как и все бензодиазепины. В тексте использовано французское написание. Это название вещества, препарат во Франции называется «Mogadon». По материалам Википедии (ru & fr). Это ни в коем случае не реклама, просто Зи любит детали:) И вообще, САМОЛЕЧЕНИЕ МОЖЕТ БЫТЬ ОПАСНЫМ ДЛЯ ВАШЕГО ЗДОРОВЬЯ. Я просто напишу это на всякий случай. И к медицине я не имею никакого отношения, поэтому исправляйте, если что. **** Маринетт прочитала в книге о том, что если человека-«розу» отвергнуть, то он со временем погибнет от боли. Отсылка к истории с первой главы. И да, Маринетт не видела метку Адриана Малмóд (фр.) — Malmode — от mal (плохая, злая) и mode (мода, стиль). И только попробуйте сказать, что много диалогов. Сама знаю. Попыталась компенсировать количеством страниц. Жду отзывов! И критику!