Шипы его любви

***

      Руку пронзила резкая боль. Он с ужасом уставился на свое запястье: розы разрослись и оплели его по всей окружности. Парень с силой стиснул зубы, чтобы не взвыть.       На бледной, будто фарфоровой, коже выступили алые капли.       Так больно ему было пожалуй только тогда, когда он узнал, что его Леди-то совсем не его.

Это совершенно никак не связано. Совсем.

***

      Если раньше ему было неприятно, то теперь боль была адской. Прошлую ночь он хотя бы мог терпеть это, то в этот злосчастный день он едва дождался конца уроков, даже отказавшись от предложения Нино посетить кафе, сославшись на несуществующую фотосессию.       Раньше он искал любую возможность, чтобы провести больше времени с друзьями.       Раньше он не думал о том, как бы не заплакать.       Раньше он не чувствовал себя таким виноватым.       Раньше.       Но не сейчас.

***

      Умом он, конечно же, понимал, что его вины в том, что Маринетт не его родственная душа, нет, равно как напарница не виновата в том, что ее цветы указывают на кого-то другого, но…       Как же ему хотелось все изменить. Чтобы они имели взаимных соулмейтов, или даже пусть были бы соулмейтами между собой. Маринетт он считал хорошим человеком, хорошим другом и довольно привлекательной девушкой. Странной немного, и то, лишь в присутствии Адриана, но приятной. Она определенно не заслуживает страдать от этого.       Что они сделали не так?!       В чем провинились?..       Ответа не дал даже Плагг.

***

      В тот момент, он больше всего ненавидел эти чертовы правила. Почему из-за каких-то законов этот мальчишка должен так страдать?

***

      Дома лучше не стало. Стены давили на него, хотелось убежать из этого неприветливого здания. Сначала юноша хотел превратиться, но…       Он не был уверен, что выдержит встречу с Леди.

***

      Бражник то ли смиловаться на его мольбы решил, то ли своими делами занят был: акумы устроили выходной. Впервые он был ему благодарен.       Адриан вновь не спал всю ночь: боль попросту не дала.       Утро отличалось от предыдущего лишь количеством нанесенного тонального крема. И самочувствием, конечно.       Впервые он не хотел идти в коллеж, но оставаться дома было еще мучительней. Отца в свои дела посвящать не хотелось: Адриан давно забыл, что такое отцовская поддержка. А там, может, хоть отвлечется немного.

***

      Маринетт не знала, как себя вести. Никогда прежде она не чувствовала себя такой растерянной и потерянной.       Впервые она жалела, что акумы не потревожили город: она не могла связаться с Нуаром (хотя звонила ему, и не раз, но без ответа: он не перевоплощался). Хотя… она чувствовала себя перед ним виноватой, правда, не пойми почему.       Она перед всеми чувствовала вину: перед Нуаром, перед Адрианом (и вновь незнамо почему) и даже перед Альей, за то, что не рассказала всей правды (не хотелось расстраивать подругу, поэтому она списала свое отсутствие на последних уроках на важные поручения родителей). Не очень-то и хотелось признавать, что она проревела всё это время в туалете.

***

      Собираясь в коллеж, она обещала себе, что не будет смотреть на Адриана, совсем. Но…       Как только парень вошел в кабинет, она поняла, хотя нет, скорее почувствовала, что с ним что-то не так. Она не смогла бы объяснить, что именно ей показалось странным, но…       Казалось, что это заметила она одна: Хлоя, как обычно, повисла на Адриане, в один момент его выражение лица на мгновение изменилось, и он аккуратно отцепил назойливую девушку от себя. Маринетт не смогла понять его эмоций в тот миг, но почему-то ей казалось, что это важно.       Нино, пришедший минутою позже, тоже что-то заметил: Дюпэн-Чэн поняла это по выражению его лица. И она совсем не пыталась подслушать их разговор, ну что Вы! Просто ей хотелось, чтобы они говорили чуть погромче.       Но даже Нино не смог ничего добиться от Адриана.       А потом прозвенел звонок, зашла учительница, и Маринетт захотелось совершенно ничего не делать (её обычное состояние последние двадцать часов).

***

      На уроках в коллеже они чаще всего пользовались планшетами для фиксации информации. Только некоторые самостоятельные и контрольные работы писались на обычных листах обычной ручкой. Эту самую ручку Маринетт часто забывала в силу своей рассеянности. Хорошо хоть она не всегда нужна была. Да и Алья, уже изрядно привыкшая к сей черте характера подруги, частенько брала с собой запасную ручку — специально для Дюпэн-Чэн.       Сегодня Маринетт проявила редкую для неё собранность (хотя на самом деле эта ручка валялась у нее в сумке уже незнамо сколько) и имела на уроке свой собственный пишущий предмет канцелярии, а учительница решила дать им тест. Внеплановый.       И Маринетт была вынуждена писать этот тест, даже несмотря на печаль от невзаимности родства душ, как и все, впрочем. Хотя исключение всё же было.

Адриан при желании мог бы попасть под него.

***

      Алья с лёгким уважением посмотрела на подругу, улыбнулась и прошептала как можно тише, дабы не злить и без того вечно строгую миз:       — Молодец, а то я только свою взяла, запасную сестра выпросила.       Сначала всё шло сравнительно хорошо: Маринетт даже вспомнила целых пять ответов (из двадцати), — это помогло ей на время отвлечься. Но потом…       Ручка закончилась.       Это была сущая катастрофа: миз Менделеева очень не любила, когда дети отвлекались на её уроках, могла даже работу забрать и двойку поставить, а как же попросить ручку, не отвлекаясь?       Но и не писать же нельзя!       Безвыходная ситуация: у Альи ручки запасной нет, у Нино тоже (она сама слышала, как тот у Адриана просил), а у самого Агреста…

Стыдно. Страшно.

      Да кто же носит по две запасные ручки?!       У Маринетт не осталось выбора, пришлось просить у учительницы. Она подняла руку и робко произнесла:       — М-миз Менделеева… Можно попросить у кого-нибудь ручку, м-моя писать перестала…       Хлоя не преминула возможности над нею подшутить по этому поводу:       — У такой неудачницы, как ты, даже ручки нормальной нет!       Маринетт вздрогнула, но сдержалась: не хватало ещё, чтобы она сорвалась, — тогда она точно получит нагоняй от учительницы.       Химичка разрешила, но не совсем в ласковой форме:       — Кто-нибудь, дайте этой Дюпэн-Чэн ручку! — от такого обращения девушке захотелось разреветься (хотя, ей теперь постоянно хотелось плакать).       Ученики зашуршали вещами в поисках запасной ручки, кто-то извиняюще пожал плечами, мол, «Нету!», но предложил ее тот, от кого она ожидала этого еще меньше, чем от Хлои.       Хотя на самом деле она прекрасно понимала, что Адриан — хороший человек, и он совершенно не виноват ни в чем, но…       Это было неожиданно.       Он просто встал и с какой-то виноватой улыбкой протянул ей ручку.       Оказывается, некоторые люди носят несколько запасных ручек.       Маринетт в ответ тоже попыталась выдавить из себя улыбку и протянула руку, чтобы взять сей злосчастный предмет.       Когда их пальцы соприкоснулись не произошло ровным счетом ничего.       Ничего.       Просто касание. Но…       Хлоя, которая считала юного Агреста чуть ли не своей собственностью, сочла своим долгом высказать свое возмущение.       — Хэй, Адрианчик, ты почему даешь этой ничтожности свою ручку?!       Случись это несколько дней назад, до признания, она бы нашлась, что ответить, но сейчас Маринетт едва сдержала слёзы и совершенно случайно, совсем на капельку, подалась вперед, коснувшись его запястья.       В тот же миг он отдернул руку.

Дежавю.

      Ей показалось, что она увидела, как на его рубашке выступила красная капля.       Красная.       Внезапно какая-то странная, неуспевшая до конца сформироваться, но от этого не менее пугающая мысль вихрем пронеслась в ее голове.       Она вдруг поняла, в чем причина.       Просто вспомнила о том, что однажды прочла в книге о соулмейтах.       Розы чувствуют боль вдали от соулмейтов или при их отторжении.       А ему было больно.       Она наконец-то поняла это.