О чем молчат телефоны

- Привет, француз. – Я улыбнулась, представляя собеседника на той стороне провода. - Привет… и от него тоже, – хрипло ответили мне. Было слышно, как сбивчиво он дышит. Наверное, еще не отошел после своего сна. - Кажется, моя очередь его навещать. - Не знаю. Ты для этого сейчас явно слишком далеко. Он говорит, что скучает. - Тогда он должен знать, как тоскуем по нему мы. Если бы был хоть один шанс все изменить… Как долго продлятся эти ночные видения, заставлявшие нас хвататься среди ночи за телефоны, будить друг друга и слушать слова поддержки, никто не знал. Но наши ночные разговоры – единственная соломинка, что не давала утонуть в этом безумии. Казалось, оно длится уже целую вечность. Октябрь прошлого года врезался в память больничными кроватями, писком аппаратов и удушающим запахом лекарств. Сейчас уже весна. Но до сих пор руки помнят иглы от капельниц, а перед глазами – невыносимо белый потолок, мельтешащие лица врачей и мед.сестер. А иногда, лежа на спине, я ощущаю, как по стыкам кафельных плит перескакивают колесики передвижной больничной койки. Я поежилась, прогоняя воспоминания. - Я сегодня купила себе бальное платье, – вздохнула я, разглядывая во мраке белый силуэт ткани на дверце. - Каким соком на этот раз будешь его уничтожать? Апельсиновым или яблочным? Мы рассмеялись. Но мысленно я пообещала себе, что придушу себя же, если хоть пылинку лишнюю на него посажу. - А у нас послезавтра экскурсия в Монруж. Куплю тебе сувенирчик. - Тогда выбери самый большой! Мы разговаривали еще минут двадцать, а может, и полчаса. За временем я не следила. Как и всегда говорили о том, что первое придет в голову – для нас это был самый действенный способ отвлечься от увиденного и пережитого. Просто потому, что эти разговоры – все, что у нас осталось. Я не пыталась поверить в сказку о том, что когда-нибудь это забуду. Нет. Пройдет и год, и два, и десяток лет, но каждая клеточка тела будет помнить прикосновение с огнем. Никогда мне не забыть, как разрывались легкие от пыли и жара. И до конца моих дней мне придется жить с ощущением, когда не хватает единственной секунды и движения руки, чтобы спасти чью-то жизнь. Это чувство бесконечного ужаса, отчаяния и собственного бессилия. Иногда я позволяла себе тонуть во всем этом, переживая заново события тех дней, чтобы потом, вернувшись в реальность, с удивлением обнаружить, что этот мир еще дышит, что планета вращается в привычном ей ритме, и что мне тоже предстоит прожить еще один день. А за ним еще один, и еще. Было странно осознавать, что твоя собственная жизнь отмеряется, возможно, еще не одним десятком лет, в то время как тем, кто был рядом с тобой, едва ли позволили сделать хоть что-то в этой жизни. Я опустила босые ноги на пол, позволяя холоду гулять по коже. Спать больше не хотелось, хотя я прекрасно понимала, что половина бессонной ночи обернется выразительным макияжем панды на утро, в дополнение к рассеянности и бесконечной зевоте. Щелкнув пультом, я принялась наблюдать, как мертвый экран плазмы на стене обретает жизнь в кадрах какого-то кино. Подумалось вдруг о людях, которые сейчас, должно быть, так же не спят, следя за тем, чтобы отрывок кино вовремя переключался на рекламу, чтобы показ совпадал по времени и не случилось никаких сбоев. Подтянув колени к подбородку, я уткнулась в них носом, продолжая переключать каналы до тех пор, пока не нашла… Гарри Поттера?! Кто посреди ночи будет такое показывать? Хотя какая разница, чем нереальнее картинка на экране, тем лучше для меня: мозг отчаянно требовал на что-то отвлечься. Укутавшись с головой любимым пледом, я принялась дожидаться утра.