- Наш сын не может ехать в Лаик – заявила Ангелика Придд своему супругу, войдя быстрым шагом в кабинет супрема. Тонкие пальцы женщины нервно комкали кружево платка.
- Отчего? – Вальтер поднял голову от письма, которое перечитывал.
- Ты и сам превосходно знаешь. Лекари до сих пор не выяснили причину приступов, которые начались после гибели Джастина. Если Тино не выдержит тягот Лаик, то он…
Супрем поднялся, отодвинув чернильницу и бумагу.
- Ты хочешь сказать, что граф Васспард – немощный калека?
В голосе герцога Придда звенел металл.
Ангелика не склонила покорно голову, как делала обычно. Она смотрела на мужа без страха и без ненависти, лишь бесконечная усталость и боль светились в серых глазах герцогини.
- Нет, но пока он не вылечится, ни о какой службе не может быть и речи.
- Валентин здоров! – припечатал Вальтер Придд.
- Но у здорового человека не бывает приступов, когда он ни с того, ни с сего падает без сознания, - возразила мать.
- Он здоров, - с нажимом проговорил отец, - и просто удачно притворяется. Мы и так пропустили один год. Теперь Тино будет учиться в компании Манрика и Колиньяра. Да уж, подходящие однокорытники для будущего Повелителя Волн, ничего не скажешь.
Тем временем тот, о ком они говорили, лежал в постели с мокрым полотенцем на лбу. Голова кружилась, но сквозь волны жара и дурноты он пытался вспомнить, что видел в то время, пока валялся на полу в собственной комнате, пока его не обнаружил кто-то из слуг.
Темные ветви деревьев переплетаются, тянутся к путнику, словно иссохшие руки ведьм. Шум охоты остался далеко позади, и лишь стук копыт одинокой лошади нарушает тишину леса, что окружает старый замок Васспард.
На поляну выезжает всадник в лиловом, оглядываясь по сторонам. Тино кажется, он замечает растерянный и по-детски недоумевающий взгляд брата. Но тут раздается выстрел, стая ворон с криком взлетает в пасмурное низкое небо.
Конь приучен – он не взвивается на дыбы при звуке выстрела. Не шелохнется и тогда, когда тело падает из седла. И лишь опустив морду к убитому хозяину, ржет тоскливо и жалобно.
Это и многое другое Валентин Придд видит в бреду, когда с ним случаются приступы. Сначала начинает тоненько звенеть в ушах, как комар, что пищит летней ночью, мешая заснуть.
Потом резко темнеет – и мир переворачивается.
В первый раз это произошло на шестнадцатый день после гибели Джастина.
Лекарь Приддов, семейный солидный мэтр Форцельтиус что-то говорил о нервной горячке, о необходимости сменить обстановку. И Валентина привезли в столицу. Но приступы не прекратились и через год после трагедии.
Невозможно было сказать, когда произойдет очередной. То неделями все было спокойно, то за четыре дня Тино терял сознание дважды, а то и трижды. Другой лекарь утверждал о пользе смены климата, о фазах Луны и прочих вещах. Почему-то от его рассуждений Валентина клонило в сон.
...Всадник вырывается из-за низкой гряды и наметом мчится по притихшей равнине, топча пыльные лиловые плети. Какой карьер! Гривастый буланый зверь не бежит, а летит, лишь слегка касаясь копытами жаркой, дрожащей над землей дымки. Это не торский увалень, это полумориск, если не мориск! Откуда?
Буланый перескакивает иссохший ручей, замирает на краю извилистой трещины и вновь несется в лиловые от полевника холмы. Мимо одинокого дерева, мимо большого белого камня с черной отметиной, мимо холма, на котором они так ловко затаились.
- Повод! Выбери повод!!! - Альберт Ноймаринен, забыв, что они в засаде, вскакивает во весь свой фамильный рост, размахивает руками.
Всадник не слышит. Или не понимает. Или не желает понимать. Ошалелый от бега мориск рвется к радужным воротам. И к смерти, что караулит на гряде. Глупой, пошлой, ненужной!
Тогда Тино потерял сознание прямо в воротах Лаик, немало перепугав слуг и разозлив отца. Пришлось ехать назад. Валентин ничуть не огорчился, узнав о том, что в братство святого Фабиана придется ехать через год и учиться с теми, кто младше него.
А пока – «побольше бывать на свежем воздухе и давать себе умеренную физическую нагрузку».
Лекари сменяли друг друга, один за другим. После осмотра одного из светил медицины, мэтр велел пригласить к нему самого герцога Прида. Валентин не слушал, о чем они говорили, хотя было слегка любопытно. Но подслушивать – занятие, достойное шпиона, а не дворянина и эория.
Вечером отец сам отвел его в заведение, о котором когда-то рассказывал Джастин. Рассказывал тихо, фыркая, как конь, и от него пахло вином и чужими духами. Тогда Валентину было всего тринадцать, и он почти ничего не понял, кроме того, что услышь этот разговор отец, и наказания было бы не миновать им обоим. А Джастин все говорил о пышных формах «малютки Нинни», о груди идеальной формы. Пока не махнул рукой.
- Тебе пока не понять. Книжный ты житель, Тино, так и жизнь пройдет, а ты и не увидишь из-за пыльного переплета.
И Валентин был рад, что разговор, тяготивший его, наконец-то окончен.
В тот день граф Васспард в первый раз познал прелести женского тела, брюнетка с пышными формами оказалась умелой и знала, что делать. В отличие от растерянного Тино. Впрочем, он тоже оказался способным учеником, и дама посмеивалась низким грудным смехом, предлагая почаще навещать его.
- Я буду ждать.
- Непременно, сударыня.
Наследник Приддов обязан быть вежлив и учтив даже с куртизанкой.
Тино назубок знал все правила этикета, и никогда не отступал от них.
Джастин часто посмеивался на его стремлением «уйти в глубину», говоря, что только Валентин достоин быть графом Васспардом, ибо полностью соответствует фамильному девизу.
Что же, так было угодно Создателю. Или – Абвениям. А скорее всего – Вальтеру Придду, который хотел, чтобы наследник рода не «позорил семью».
За последнее время приступы почти прекратились, и Ангелика вздохнула с облегчением. Мальчик взрослеет, и возможно, скоро перерастет эту напасть. Может, супруг и прав.
***
В 4 День Осенних Скал она отправила мужа и сына в старое танкредианское аббатство, моля Создателя, чтобы с Валентином все было хорошо.
Лаик был неприветлив, слуги напоминали мышей. Однокорытники знать не знали, что таится под маской «ледяного спрута». Ричард был обидчив, «навозники» - надменны, кэналлийцы – смешливы, торкские бароны слегка тугодумы.
Единственный, кто привлек внимание Валентина, был светловолосый кареглазый унар по имени Арно. Придд знал, что в семье Савиньяков это самое любимое имя. Так звали маршала Савиньяка, так зовут его младшего сына.
Но больше всего Валентина заинтересовал вопрос – была ли бывшая комната Джастина его нынешней комнатой.
Джастин пришел ночью. Валентин проснулся, слыша легкий стук по стеклу. Брат сидел на подоконнике, показывая на что-то, и приглядевшись, удалось различить шестипалую перчатку и печать с гербом благородного и голодного графа Медузы.
Дальнейшего Тино не помнил, но когда очнулся, лежа на полу своей комнаты, то четко знал, что ему делать дальше.
Каждый раз, когда он устраивал очередную шалость, он понимал, почему она так удается ему. Джастин, его мертвый брат приходит по ночам, чтобы помочь ему. Вот оттого-то и спят все – унары, слуги и бравый капитан Арамона.
Когда Свин обвинил во всем Ричарда, первым порывом Тино было выйти и во всем признаться. Но – он не сделал этого. Во-первых, он понимал, что если его исключат из Лаик, то отец сделает с ним то же, что и с Джастином. Во-вторых, и это было куда более важно, чем первое – он считал, что рассказав обо всем, он предаст память брата.
В те дни, когда унаров отпустили на первый выходной, с Валентином повторился приступ. Он уже и забыл о них. Но, увы – пришлось вспомнить.
Кансилльер о чем-то беседует с Её Величеством. Тихо – слов не разобрать. Она что-то отвечает ему, быстро кивает. Затем он видит своего брата, стоящим на коленях возле скамьи, где сидит Её Величество, и, судя по ее позе, по всему виду королевы – она благосклонна к пылкому поклоннику.
Арно вошел в комнату, успев подхватить падающего Валентина. Он уложил однокорытника на кровать, и сказал, рванувшись к дверям:
- Я за слугами. Надо послать за лекарем, подожди, Тино.
На что тот ответил слабым после обморока голосом:
- Не надо, Арно. Поверь, лекари мало что понимают в моем… недуге. Зато, я могу увидеть Джастина, когда вот так…теряю сознание.
Арно присел на кровати.
- Расскажи, Тино. Мой брат говорил, нельзя носить вечно в душе пулю.
И Валентин заговорил. Сначала – ровно и слегка отстраненно, словно отвечал на уроке, затем все более сбивчиво и быстро.
Арно не перебивал, лишь порой клал ладонь на плечо Валентина. Порывисто, легко, словно боясь, что тот вывернется, ускользнет от чужого прикосновения. Не ускользнул, даже попытки не сделал.
Только заговорил все быстрее:
- Джастин был не такой, как я. Он был настоящий, живой, не боялся смеяться, петь… Любить, неважно, какова была цена его любви. Оказалось - жизнь.
Последнюю фразу он проговорил глухо и безнадежно.
- Я вижу это каждый раз…Тело, что падает на осеннюю листву, алое пятно на груди, открытые глаза. Его так и привезли в замок, он смотрел, уже не видя. И старый священник приказал положить на них монеты, ибо взгляд покойника приносит несчастье. Хотя Джастин поднял бы его на смех. Он не верил в приметы…
Он… просто был.
Валентин опустил голову, закрыв лицо руками. Две слезинки скатились по щекам и, просочившись сквозь пальцы, упали на руку Арно. Тот прижал Валентина к себе, словно пряча его от чужих мыслей, взглядов, хотя в комнате никого, кроме них двоих, не было. Прятал его от него самого.
Тино плакал, ничуть не стесняясь своих слез. Глухой стон рвался из груди, где заполошно билось сердце. Слезы уже текли водопадом по щекам, пропитывая грубое сукно казенной куртки Савиньяка.
Тот не говорил ни слова, слушая Валентина, да успокаивающе гладя его по каштановым волосам, всегда так аккуратно расчесанным. Сейчас же они были встрепаны, и от этого Тино казался младше и беззащитнее.
- Поплачь, - еле слышно сказал он, - со слезами выйдет и горечь…. Тебе будет легче.
- Сп-пасибо, - ответил Тино, все еще всхлипывая.
Арно помог ему лечь в постель, затем сел на одинокий колченогий стул. Точно такой же стоял у него самого в келье.
- Я подожду, пока ты уснешь.
Тино благодарно кивнул – сказать хоть слово казалось сейчас невероятно сложно. Сил ушло слишком много, но на душе не было обычной тоски. Стало легче. Придд закрыл глаза, проваливаясь в сон без сновидений.
Арно все понял. Дождавшись, пока Валентин задышал ровно, он тенью выскользнул и комнаты.
Брат стоял на залитой осенним солнцем поляне, в его руке краснели грозди рябины и букет ярких листьев.
- Вот и все, Тино. Я пришел попрощаться. Живи, за себя и за меня, и... просто будь. Ты же понял меня.
Он крепко обнял брата - руки были теплыми, а улыбка такой родной. И стал медленно удаляться вглубь леса, махнул рукой, не оборачиваясь
***
Возвращение из плена было тяжелым. Арно то проваливался в спасительное забытье, то выныривал из него, как из омута Хуже боли от ран была боль душевная. Дриксы не церемонились с пленными, а один из них явно наслаждался видом пыток. На Арно не было живого места, когда отряд «лиловых» в обход приказа генерала Ариго освободил пленников. А полковника Арно увидел, едва придя в себя морозным осенним утром. Почему-то в палате пахло листьями… и рябиной.
На столе стоял букет.
- Откуда?
Придд пожал плечами. Он так и просидел с Арно весь день, изредка выходя из палатки, когда прибывал порученец с очередными бумагами.
А затем, уже когда стемнело, Валентин, точнее полковник Придд тихо сказал:
- Расскажите мне все, теньент. Не годится всю жизнь носить в душе пулю.
