Лампа

А сердце солдата стучится в груди… Стучится и рвётся наружу, К тому, кого любит, мечтает найти И в зной, и в морозную стужу. А та уж не ждёт, уж гуляет с другим, Объятия нежные дарит. А ты ждёшь письмо… ожиданьем томим… И смотришь в далёкие дали… Я написала это стихотворение когда узнала, а впрочем, нет, давайте-ко всё по порядку. Гунько остался в Косухах, я умотала в город. И всё пошло своим чередом. Отвести мелкую в школу, сходить на пары (учусь я в медицинском колледже на фельдшера), забрать сестру с продлёнки, сготовить, поесть и валить на работу. Работаю я, где придётся. В больнице нянечкой, уборщицей, в школе вахтёром по воскресениям, периодически хватаюсь за халтуры – посидеть с больным, уход за лежачим и т.п. На каникулы и иногда на выходные мы ездим к бабе Матрёне и Катюше. Время движется, и я вместе с ним. Вот лето по уши в земле. Но мне всё равно, лишь бы не видеть Гунько с этой стервой. С того момента, как они начали встречаться, Джи перестал мне доверять. Дружба, которую я так свято берегла, стала рушиться со стремительной скоростью. Бабка Матрёна всё поняла, но с советами не лезла, знала, что я не стану слушать. Лето прошло. Второй курс. Второй класс. Мы с Наткой вернулись в город. И всё по-прежнему, вот только боль такая же, как прежде. А с другой стороны, у Вероники всё есть: и лицо, и фигурка, и язычок, где надо заточен. Я же самая обычная девка. Полноватая, глаза непонятно какого цвета, то ли зелёные, то ли серые, лицо незапоминающееся, волосы грязно русого цвета, правда, густые и вьющиеся на концах. Единственное, что можно найти во мне привлекательного, это длинные выразительные ресницы, да ноги, которые я облачаю в джинсы, брюки и штаны. Да и одеваться я предпочитаю практично, хотя модные джинсы с широким ремнём ношу. Так что не удивительно, что Георгий видел во мне только надёжного друга. Вот весна. Баба Матрёна сообщила, что Гунько призвали отдать долг родине. Приезжаю на проводы и понимаю, что лишняя. Он прощается со мной холоднее, чем с другом, а Вероника смотрит с превосходством. Догадалась? В прочем, мне всё равно… уже всё равно. Я сухо прощаюсь и отваливаю с горьким осадком на губах. Тётка Матрёна только укоризненно качает седой головой, мол, почему не объяснилась, а я лишь пожимаю плечами, мол, не зачем. Скорее всего, это и есть моя главная ошибка, но я не хочу копать и потом рыдать в подушку. Мне проще забыть и продолжить жить, как ни в чём не бывало. Летом я работаю в скорой помощи, а детки у бабушки. Работа мне нравится, но уж больно устаёшь эмоционально. Говорят, со временем перестаёшь смотреть на больных как на живых людей, они становятся материалом, работой. Неожиданно для себя пишу стихи… Я вздохну: глубоко и печально, Погрузившись в небесную синь. Счастье было таким нечаянным, Счастье было в мечтах, как дым. Ты не знаешь о чувствах пламенных, Не скажу, что тебя люблю, Не заметишь ты глаз отчаянных, Песню чувств я в душе храню. Я не знаю, кому ты даришь, Всю любовь свою и теплоту. Только верю, что не обманешь, Ту, единственную, свою. На танцполе кружатся пары, Ну а я стою в стороне. Жду я милого сердцу парня, Ну а он? Лишь приснится мне... Я люблю тебя, мой любимый... И готова сквозь время ждать. Берегите своих любимых! И не смейте любовь терять! Это помогает… выплёскивается боль и горечь… После очередной смены возвращаюсь домой пешкодралом, игнорируя общественный транспорт. И вот в одном из дворов элитной новостройки вижу я Веронику. Вот-да! Веронику, целующую какого-то расфуфыренного хлыща, а рядом стоит новенький бмв. Дома звоню бабке. Да, я купила ей мобильник, да и себе тоже. Она рада меня слышать, сообщает, что Катюшка скучает, коровы и гуси здравствуют, а сама она лучше всех ныне живущих. В конце разговора я не выдерживаю и рассказываю об увиденном. На том конце повисает вздох. - На прошлой неделе участковому приходила телеграмма, - говорит Матрёна, - что твой Гунько сбежал. - Он не ой! – немедленно огрызаюсь я. Бабка сеётся: - Да конечно, не твой! Так вот. Оказывается эта стерва – Вероника отправила ему письмо, мол, за муж выхожу. Вот он и рванул с автоматом. - С автоматом? - Ну да. Правда, Ленка мне сказала, что не сбегал он никуда, а где-то в части спрятался. Так что… Я быстренько перевожу разговор на учебу и прощаюсь, Матрёна только смеётся надо мной. Всё свободное время я убиваю на игру на гитаре и написание стихов. Вдруг понимаю, что могу писать полноценные песни. Война, война кругом и пыль, Разрушены дома. Как не хотелось молодым, Идти на бой тогда. Но они шли, был дан приказ, Идти и умирать. И не опустят они глаз, И будут вновь стрелять. А после боя... тишина. И друга рядом нет. Что ж делать, ведь идёт война, Нескоро будет свет. А дома ждёт бойцов семья, Сестрёнка, мать, отец. Вернись! Ведь они ждут тебя, Вернись! Ведь ты боец... На практику прошусь в военный городок в часть, и начальство, тьфу, преподы решают, что мне можно и в часть. И вот, я двигаю к КПП. У дверей стоит парень, мой ровесник. - Девушка, вы к кому? – спрашивает меня солдатик. - Привет, - дружелюбно улыбаюсь. – Меня зовут Евлампия Филиппенко. Я фельдшер, практикантка. - А да, - оживляется боец. - На вас есть пропуск. Подождите, вас проводят. И меня провожает молодой солдатик.