***
Сквозь сон он почувствовал что-то неладное – к нему кто-то прикасался. Мгновенно придя в себя и разъярившись от несусветной наглости, Нноитора крепко схватил руку чужака за запястье и резко отвел от своего лица. – Надеюсь, вы сможете объяснить!.. – герцог не окончил предложения. Гневные слова застряли в его груди, когда он рассмотрел в свете горящих свечей нарушителя своего спокойного сна. – Конечно, я смогу объяснить, – улыбнулась леди Ретцу, не придав значения произошедшему и освобождая руку из ослабевшего захвата пальцев Нноиторы. – Я слишком хотела увидеть своего сына, и, зная, что он находится в одном доме со мной, не смогла вынести еще ни одной минуты в разлуке с ним. Надеюсь, он сможет простить меня за это. Нноитора мысленно выругался и закрыл лицо локтем согнутой руки. Мать обладала удивительным даром легко ставить его в неловкое положение и вызывать искреннее чувство вины. Но сейчас он не имел права не только показывать, но и испытывать раздражение. – Это вы, простите меня, матушка. Вам не стоило подкрадываться ко мне так. Я сильно схватил вас? Леди Ретцу дотронулась до его локтя. – Чепуха. Лучше дай мне взглянуть на тебя и обнять. Голос матери подозрительно дрогнул, и Нноитора настороженно взглянул на нее. Ее глаза были полны слез и она раскрыла для него свои объятия. Прежде чем он мог о чем-то подумать, то уже сел на постели и крепко обнял ее. Круг света от свечей, стоящих на прикроватной тумбочке, разгонял кромешную тьму. За окном стояла беспросветно-темная ночь. А в пронзительной, сонной тишине комнаты время от времени раздавались лишь приглушенные всхлипы. – Ну, довольно, матушка, – через какое-то время проговорил Нноитора. В последний раз мать плакала на его груди тринадцать лет назад, когда погиб отец. Поэтому ее слезы сейчас стали для герцога настоящим потрясением. – Я, право, не думал, что вы встретите меня именно так. Мне не по себе. Леди Ретцу ничего не ответила, но, кажется, поток ее слез иссякал, поэтому Нноитора вновь заговорил. – Я тоже скучал по вас. Король решил вернуться в столицу инкогнито намного раньше, чем основная часть войск. Мы с герцогом Хирако сопровождали Его Величество. Окончив это дело, я приехал к вам так скоро как смог. Только вот не думал, что вы решите поволновать меня и отправитесь в погоню за какими-то бандитами. В следующий раз, очень прошу, оставьте подобное графу Линдокрузо или барону Апаччи. – Неужели я дожила до того дня, когда мой сын поучает свою глупую мать? – ответила матушка, тихо рассмеявшись. – Не переживай, я еще не так беспомощна, как ты можешь подумать. Я должна была отреагировать. – Мои слова так смешны? – нахмурился Нноитора, и раздражение невольно отразилось в его голосе. Нрав у герцогини Кенпачи был решительный и непреклонный, контролировать который он не имел возможности. Особенно с тех пор, как она удалилась от придворной жизни и заперлась в своей вотчине. Все, что герцогу оставалось вдали от нее – это переживать. Порой беспочвенно, а порой за дело. – Я хотел лишь сказать о том, что вы с Зетом должны просто наслаждаться жизнью в спокойствии и достатке. – Знаю, мой сын, знаю. Я рада слышать, что ты волнуешься о нас. И я стараюсь не доставлять тебе беспокойств. Леди Ретцу отстранилась и отвернулась от Нноиторы, пытаясь придать достойный вид своему заплаканному лицу. – Что же, дело с разбойниками решено? – спросил герцог осторожно. Он хотел убедиться, что мать успокоилась, но напрямую спросить о ее самочувствии было не в его привычках. – Да, решено. Раз уж я ввязалась в него, то должна была довести до конца, – ровным голосом ответила леди Ретцу, вновь взглянув на сына. О том, что она позволила себе излишне расчувствоваться, говорили припухшие веки и покрасневшие глаза. – Но о делах поговорим как-нибудь потом. А сейчас – ложись. Нноитора позволил уложить себя обратно в постель и укрыть одеялом. Матушка ласково погладила его по голове и посмотрела с такой нежностью, что каким бы бессердечным ни был герцог, он не мог сказать и слова против. Однако этот жест заставил его вспомнить о том, о чем он совершенно забыл, находясь с нею. Запоздало пришла мысль, что именно это обстоятельство и вызвало недавний поток слез. – Как я выгляжу? – бесстрастно спросил он. – Выглядишь уставшим, – не задумываясь, ответила она. – Тебе нужно отдохнуть. Я не должна была тебя тревожить. Герцог вздохнул и, взяв матушку за руку, приложил ее ладонь к шрамам на своем лице. – Я об этом. Леди Ретцу осторожно кончиками пальцев ощупала безобразный рубец, рассекший бровь, лишив его века и глаза, и вздыбившего кожу на щеке. – Ты мой сын и что бы ни случалось мне больно от твоей боли. Если бы я могла, то с радостью забрала бы себе все твои страдания. Я злюсь и ненавижу того, кто это сделал, хотя ни разу не видела этого человека. Но даже так, сейчас я благодарю Бога и безмерно счастлива от того, что эта рана не отняла твою драгоценную жизнь, – тихо проговорила она и аккуратно накрыла своей ладонью его здоровый глаз, заставляя Нноитору смежить его. – А теперь засыпай. Я посижу с тобой немного. От материнской руки исходило тепло и спокойствие. Это навевало детские воспоминания. Тогда, чтобы уложить его спать мать часто прибегала к такому трюку. Метод действовал безотказно. Но по прошествии двадцати пяти лет Нноитора почувствовал себя странно. Он не хотел прогонять мать, но и расслабиться не мог, ощущая от ее откровенной ласки свербящее покалывание в груди, готовое подкатиться комом к горлу. – Матушка, вы же понимаете, что я уже не ребенок? Чтобы сидеть у моей постели ночь напролет? Леди Ретцу отняла ладонь от его лица, но только для того, чтобы найти в складках одеяла его руку и нежно сжать. – Сколько бы лет ни прошло, Нноитора, для моего сердца ты всегда будешь моим любимым ребенком. Я посижу еще немного и уйду. А ты хотя бы попытайся заснуть. После ее просьбы они больше не говорили. Через какое-то время то ли от ее успокаивающего присутствия, то ли от накопившейся усталости его потянуло в сон. Если бы кто-нибудь узнал о том, что прославленный герой войны засыпает на руках матери, то это бы навеки отпечаталось позорным пятном на его безупречной репутации хладнокровного демона. Но сейчас это его не волновало. Он был вынужден признать, что в своей взрослой жизни он иногда тосковал по материнскому теплу. И просто подержав его за руку и поцеловав, она словно разделила с ним все тяготы, что ему пришлось перенести. Еще через какое-то время леди Ретцу осторожно поднялась на ноги. Напоследок она еще раз легонько пожала его руку, загрубевшую от рукоятей оружия, и уже собралась отпустить ее. Но Нноитора сам удержал ладонь матери в своей руке. – Мама, – в полудреме пробормотал он, – больше не надо плакать. Леди Ретцу склонилась к нему и поцеловала в лоб. – Хорошо, я не буду. Пожалуйста, отдыхай. Покойной ночи, мой сын. Отпустив руку матери Нноитора ощутил пустоту. Так по-детски. Женщина взяла с тумбочки канделябр и, освещая себе путь, направилась к двери, медленно погружая его ложе во тьму. У выхода из комнаты леди Ретцу немного помедлила и тихо затворила за собой дверь. А Нноитора провалился в сон до самого утра.***
После приезда в поместье Кенпачи минуло три дня. Все это время Нноитора посвятил безделью и сну, подозревая, что в обозримом будущем такого шанса отдохнуть ему больше не представится. Единственное дело, которое он не мог обойти своим вниманием, как бы матушка не протестовала, так это посещение семей Линдокрузо и Апаччи. Визиты получились не очень дружелюбными, поскольку Нноитора настоятельно попросил оградить леди Ретцу от происшествий, способных потревожить ее спокойствие или причинить вред. На четвертый день до обеда из столицы в поместье прибыл королевский курьер. Герцог получил несколько писем от Старка и письмо от Шинджи. Если послания от короля были ожидаемы, то вот послания от друга явилось сюрпризом. Матушка же получила письмо от принцессы Неллиель, с которой вела частую переписку. Еще одно послание получила леди Орихиме. Правда, оно было не от королевского дома, а с печатью герцогства Сифер. Напрямую интересоваться делами девушки Нноитора никогда бы не стал, но это показалось ему любопытным. Немного поразмыслив, он понял, что никто, кроме Улькиорры – главы дома Сифер – не стал бы ей писать. Ведь ни для кого при дворе не была секретом дружба графа Иноуэ и герцога Сифера, завязавшаяся еще во времена их юности. Новости из столицы не требовали немедленного ответа, но леди Ретцу попросила курьера остаться до следующего дня и отвезти ее послание принцессе Неллиель. Юный баронет не отказался от гостеприимства герцогини Кенпачи из-за того, что ему уже приходилось исполнять подобные просьбы. Желая также воспользоваться удачной возможностью, Нноитора заперся в своих покоях и прочел послания, адресованные ему. Если в письмах Старка не было ничего примечательного, то жалкая записка от Шинджи, содержащего всего несколько предложений, привела герцога в смятение. «Дорогой герцог, я все же оказался прав. Прежние договоренности не забыты. Возможно, упомянутая в нашем последнем разговоре леди всерьез рассматривает это предложение. И пока не утруждает себя обязанностью посвятить в свои дела брата, что может создать определенные трудности в будущем». Нноитора смял письмо в руке, раздумывая над содержанием. Черт возьми, что Шинджи желал этим добиться? Зачем он говорит об этом ему, а не Старку? Надеется, что после этих слов он бросится в столицу и начнет выяснять, зачем и почему она это делает? Чтобы просто подразнить или же у него есть на то другая причина? В любом случае, желает ли она привести в действие свои честолюбивые замыслы или же просто покинуть страну под предлогом замужества – пускай делает, что хочет. Они не виделись и не общались годами, между ними не было никакой связи, так почему он должен интересоваться ею именно сейчас, когда решил держаться еще дальше, чем прежде? Кроме того, у нее была своя голова на плечах и, насколько герцог знал, она умело ею пользовалась в интересах Старка и Яссори в целом. Поразмыслив над запиской Шинджи еще некоторое время, Нноитора все же решил при первой возможности выяснить у друга подробности этого дела. Сочинив ответное письмо Старку, герцог в мрачном расположении духа спустился к обеду. Беседу за столом он поддерживал односложными ответами, почти не следя за ней. Погрузившись в свои мысли, он продолжал вести с собой внутренний диалог. Как Нноиторе казалось, больше неудобств ему доставляли не намерения принцессы, а то, что с легкой подачи Шинджи он стал хранителем чужого секрета. Герцог не мог прекратить об этом думать, но чем больше он размышлял, тем сильнее его это раздражало. После трапезы матушка, как и в прежние дни, попросила Нноитору составить ей компанию во время послеобеденного чая. Направляясь к матери в урочный час и все еще прибывая в прежнем рассеяно-мрачном настроении, герцог столкнулся с леди Орихиме. Все прежние дни девушка не искала встреч с ним и не обременяла своим присутствием большего необходимого. Они встречались в столовой, обмениваясь дежурными фразами. А день назад, после своего возвращения от барона Апаччи, Нноитора увидел ее в компании Зета недалеко от поместья. Поскольку они также направлялись домой, то он прогулялся вместе с ними. Во время прогулки леди Орихиме заметно терялась и робела в его присутствии, она не произвела впечатления умного или интересного собеседника. Словом, казалось, что, кроме внешности, она не обладала ничем примечательным, но и этим преимуществом пользоваться не имела способности. Таким образом, на первый взгляд, она представляла собой тот тип людей, которых Нноитора не любил больше всего, – бесхребетных и слабых. Однако благодаря тому, что девушка была еще очень юна и приходилась гостьей его матери, герцог решил относиться к ней с определенной долей снисхождения. – Ваша Светлость, не могли бы вы уделить мне несколько минут своего времени, – впервые обратившись к нему с просьбой, леди Орихиме заметно волновалась. – Прошу прощения, но я немного занят, – бросил Нноитора, надеясь, что довольно вежливого отказа будет достаточно для предотвращения разговора с нею. – Да, я понимаю. И все же, простите мою назойливость, но я не отниму у вас много времени. К удивлению Нноиторы девушка проявила настойчивость, которой он от нее совсем не ожидал. – Хорошо, – ответил он, немного ею заинтересовавшись и согласившись её выслушать. – О чем пойдет речь? Девушка с удивление взглянула на него, словно к отказу она была готова больше, чем к продолжению разговора. Но смогла быстро взять себя в руки и без лишних слов перейти к делу. Это тоже позабавило Нноитору. – Я слышала от леди Ретцу, что вы хорошо знаете герцога Сифера. Не посчитайте мой интерес злым умыслом, но что за человек Его Светлость? – проговорила леди и, столкнувшись с холодным взглядом собеседника, поспешила продолжить, волнуясь и бледнея. – Возможно, мой вопрос прозвучал неуместно и грубо, но мой брат был дружен с герцогом. А я не имею никакого представления о Его Светлости. Вопрос был странным, но Нноитора не думал, что ей бы хватило ума и дерзости использовать его ответ во зло. Тем не менее, в его правилах не значилось пункта обсуждать с другими если не друга, то верного соратника. Впрочем, узнать причину этого странного разговора было бы любопытно. – Вряд ли я смогу ответить на этот вопрос. Не понимаю, зачем вам это необходимо? Нноиторе показалось, что девушка была близка к тому, чтобы вот-вот расплакаться. Но она опять-таки смогла взять себя в руки. Ее вид напрочь лишенный жеманства и наигранности выражал теперь лишь подавленность и даже некоторую степень отчаяния. – Думаю, вы не могли не заметить от кого я получила сегодня письмо. И я бы хотела ответить прежде, чем курьер отбудет, – печально полуулыбнулась девушка и отвела взгляд. – Так получилось, что мне больше не на кого положиться и сейчас я могу уповать только на чью-либо милость. Что касается этого письма, то в нем герцог Сифер предлагает свою помощь и поддержку. Я в замешательстве и не знаю, могу ли всерьез верить этим словам? Боюсь, что по этому вопросу только вы можете дать мне совет. До этого Нноитора не воспринимал леди Орихиме серьезно, но она оказалась не так проста. Конечно, она была неосторожна, обсуждая такой щекотливый вопрос с едва знакомым человеком. Ведь в этом мире хороших людей куда меньше, чем она могла себе представить. Но ее неосторожность была продиктована отчаянием и герцог решил не пополнять собой и без того длинный список мерзавцев. – Герцог Сифер – человек слова, леди Орихиме, – ответил Нноитора, немного смягчившись из-за ее искренности. – Я не знаю и не хочу знать, о чем конкретно идет речь, но вы можете верить в их серьезность и честность. Надеюсь, я дал исчерпывающий ответ? – Да, Ваша Светлость, – облегченно и благодарно выдохнула она, поклонившись. – Если вы так говорите, то я доверюсь вашим словам. И не смею больше вас задерживать. Кивнув в ответ на ее поклон, герцог без промедления направился к матери, дав напоследок еще один совет: – И все же, леди Орихиме, не стоит с такой легкостью обсуждать подобное, а тем более доверять кому-либо. Это опасно. Нноитора был уверен, что она услышала его слова, иначе на ее лице не появилась бы такое удивленно-смущенное выражение.***
Послеобеденный чай подавали леди Ретцу в библиотеке каждый день в один и тот же час. Когда Нноитора вошел внутрь, то матушка уже наслаждалась ароматным содержимым изящной чашки. – Простите, я задержался. – Что-то случилось? – немного взволновано спросила она. – Я заметила, что после новостей от Его Величества ты сам не свой. Нноитора сел напротив матери в кресло и, жестом отказавшись от чая, предложенного слугой, приказал: – Оставь нас. Когда слуга вышел за дверь, Нноитора продолжил. – Ничего, что бы требовало моего немедленного вмешательства. О чем вы хотели поговорить со мной сегодня? Мне показалось, что у вас появилось дело ко мне? Матушка поставила чашку на стол и сложила руки на коленях, представляя собой эталон достоинства и спокойствия истинной леди. – Я надеялась, что для начала мы просто как обычно немного поговорим. Например, ты так и не сказал мне, как скоро намерен вернуться в Блейз? – Вполне возможно, что на этой неделе, – непринужденно ответил герцог. – Я, действительно, еще не решил. Или вы желаете быстрее отослать меня обратно? – Конечно, нет, – запротестовала женщина, улыбнувшись. – Но я понимаю, что не могу запереть тебя подле себя в этой беспросветной глуши. Тем более, до торжеств осталось не так много времени. Неллиель написала, что въезд войск и официальное объявление об окончании войны назначено на 12 октября. На следующий день, в воскресенье, эпископ отслужит панихиду по погибшим. А через неделю в королевской резиденции состоится бал в честь победы, на который я даже получила приглашение. Даты всех этих мероприятий Нноитора знал из письма от Старка, кроме новости о приглашении на бал. На самом деле, он был бы рад, если бы они вместе вернулись в столицу, и мать погостила бы у него некоторое время. Она могла бы составить ему компанию на торжествах и побывать на церемонии присвоения ему чина главнокомандующего. Но он на это не надеялся, поэтому вопрос его прозвучал тоном обычной формальности: – Желаете принять его, матушка? – Нет, у меня нет желания возвращаться ко двору, – равнодушно ответила она, вновь элегантно отпивая чай из чашки. – Своих племянниц, которых действительно хочу увидеть, я пригласила к себе на следующий год. А письмо с официальными поздравлениями по поводу празднеств я напишу и передам Старку через тебя. Даже если это была матушка, Нноитора терпеть не мог бывать в шкуре королевского курьера, но решил не заострять на этом внимание. – Когда же вы намерены принять леди в поместье? Другими словами Нноитора интересовался тем, когда ему нужно было держаться от герцогства Кенпачи подальше. Ведь под «всеми племянницами» матушка разумела не только дочерей сестры – Хисану и Рукию, но и ее воспитанницу Неллиель. – В конце апреля. Мое поместье вполне подойдет, чтобы отпраздновать день рождение принцессы, коль она не дает приема в столице. Это был общеизвестный факт. Даже вернувшись в королевскую резиденцию после долгого изгнания, Неллиель сохранила унизительную для дочери и сестры короля традицию, введенную ее собственной матерью, и не давала балов в честь своего дня рождения. Этот день она проводила либо в обществе брата и сестры, либо с ничтожно малым кругом приближенных, в число которых входила и герцогиня Кенпачи. Также в этот день она жертвовала деньги в святые ордены на строительство больниц, домов грамотности и приютов во всех уголках страны для простонародья. Чем заслуживала как народную любовь, так и неудовольствие со стороны придворных прихлебателей. – Что же касается твоего возвращения в Блейз, – матушка легко сменила тему разговора. – Заранее зная, что это тебе не понравится, я все же хочу, чтобы ты выслушал и выполнил мою просьбу. – Какую же? – уточнил герцог, от одних слов испытывая легкое раздражение. Но в то же время, будь у него даже полное право ответить отказом, он бы не решился. Ведь матушка была самым близким его человеком, а ее просьбы были так редки, что он мог бы даже пожаловаться на то, что она пренебрегает его силой и влиянием. – Я бы хотела, чтобы ты сопроводил Орихиме в столицу и присмотрел за ней какое-то время. Составить для нее дальнейшую протекцию я попрошу Неллиель. Как и предполагал Нноитора, мать была намерена покровительствовать своей гостье, но он не думал, что в своем стремлении она зайдет так далеко. Таким образом, эта девушка могла считать себя как счастливицей, так и неудачницей, поскольку в комплект к самым влиятельным защитникам будет прилагаться навязчивость, зависть и ненависть разных представителей двора. С этого момента ей придется всерьез поразмыслить над его недавним советом. В целом Нноитора довольно лояльно отнесся к просьбе матери, буквально час назад улучшив свое представление о леди Орихиме. Его неудовольствие вызывало лишь имя принцессы, которое уже во второй раз за день мелькало перед ним. Нноитора предчувствовал в этом какое-то наваждение, словно невидимые нити злого и неотвратимого рока опутывают его и насильно приближают к этой женщине. – Выполнить вашу просьбу будет не сложно, матушка, – ответил Нноитора, не удержавшись от усмешки и проявления своего дурного характера. – Я подумал, что, по меньшей мере, мне придется взять ее в жены. Леди Ретцу утомленно дотронулась до лба ладонью и вздохнула. Но прежде этого в ее взгляде промелькнула холодность и неудовольствие, а затем застыло огорчение. – Ох, можешь больше не избегать моего общества, Нноитора. Будем считать, что отныне я смирилась с твоим упрямством. И хоть это несказанно меня печалит, здесь я бессильна. Все это выглядело так, словно она разочаровалась в нем. – Если вас это успокоит, то в следующий приезд я буду с той, кого назову своей женой, – внезапно посерьезнев и ожесточившись, проговорил герцог. Его слова прозвучали как обещание, но в них не было ни торжественности, ни радостного предвкушения, а только холодная решимость. – Тогда ваше главное желание будет исполнено? Леди Ретцу бросила на него долгий взгляд и посетовала: – И что за подозрительного упрямца мне довелось воспитать? – Возможно, без него ваша жизнь была бы спокойней? – жестоко бросил Нноитора. Даже понимая, что его слова могли сильно ранить мать, он не смог сдержать их. Поднявшись со своего места, леди Ретцу обошла вокруг чайного столика, зашла к нему за спину и нежно обняла за плечи. – Определенно, без моего сына жизнь стала бы бесцельной и безрадостной, – мягко произнесла она. – Выслушаешь еще кое-что важное? Нноитора не мог оттолкнуть мать, не мог позволить себе нагрубить ей еще больше. Не хотел в этот приезд домой расставаться с ней врагами. Поэтому промолчал, чтобы его злой рот не выплюнул еще какую-нибудь гадость. – Мне не нужно от тебя ни исполнения моих желаний, ни таких грозных обещаний, – примирительно сказала матушка, успокаивая его своим голосом и объятиями, и заговорила о том, о чем никогда прежде не говорила. – Просто ты так похож на своего отца. Он был так силен, так блистателен, так отважен... И так одинок. Он тоже предпочитал не тратить время на что-то бессмысленное, будь то отношения или разговоры по душам. В беспокойном сердце Зараки было очень мало места для других людей... Даже не знаю, в какой момент и как я смогла там поселиться, но Зараки этому не очень обрадовался. Знаешь, как твой отец меня называл? Он говорил, что я – неподъемный и уродливый якорь. Часто он всерьез обвинял меня в том, что я насильно привязала его к себе. И иногда – благодарил за то, что я помогала ему возвращаться домой через десятки сражений. Это было так грубо и совсем неромантично, но именно это делало нас счастливыми. Поэтому для тебя я хочу лишь этого. Хочу, чтобы ты вот здесь, – леди Ретцу коснулась его груди, где билось сердце, – был привязан к кому-нибудь, кто бы заставлял тебя не рисковать понапрасну и возвращаться назад. К той, с кем ты бы мог с радостью разделить мирную жизнь, с кем бы хотел растить детей. Это мое действительное желание и просьба. Ведь мы с Зетом не вечны. Да, и это поместье – уже не твой дом. От слов матери Нноиторе стало горько, ведь в том месте, на которое она указывала, было пусто. А та, что могла бы царствовать там безраздельно, была недостижимей всех остальных. Но это откровение не то, о чем он мог спокойно рассказать матери. – Что же мне делать, если никто не займет это место? – Продолжить искать? – воодушевленно предложила матушка, даже не допуская мысли о капитуляции. Нноитора накрыл ее ласковые руки своими ладонями. – Пожалуй, это поручение будет самым трудным из всех, что мне довелось исполнять.