***
В дверь немного неуверенно постучали, заставив Эраста Петровича отвлечься от созерцания динамичной жизни за окном — он обернулся, продолжая держать руки в карманах брюк. — Войдите, — крикнул брюнет, полностью повернувшись лицом. В комнате показалась дочь — она тихо прошла в середину комнаты и остановилась, ожидая разрешения присесть, как то и полагается. Мужчина кивнул на стул рядом со своим столом, однако сам остался стоять, наблюдая за ней сверху. Девушка, положив руки на колени, терпеливо дожидалась начала разговора, стараясь выровнять дыхание, сбившееся от предвкушения. — Ну что же, К-Катерина, вижу, что ты все же имеешь твёрдое намерение, — немного отстранённо сказал отец, словно был огорчён этим фактом. — И буду благодарна вам за доверие, papá, — кивнула головой она, склонив немного голову вниз. — Возьми эту п-папку, — Фандорин тыкнул пальцем на стол, на что брюнетка повиновалась. — Кто-то уже второй месяц держит всю Москву в страхе —именно поэтому я не разрешал тебе никуда выходить. С улиц исчезают женщины, буквально средь белого дня, а потом их н-находят мертвыми без каких-либо следов насилия. Стоило Катерине открыть папку, как перед ней возникли крайне неприятные снимки женщин в платьях, когда-то уж наверняка изумлявших мужчин своим богатством. Их белесые лица не выражали абсолютно никаких эмоций, став навечно посмертной маской. За карточками последовали исписанные полностью пляшущим почерком листы с отчетами. Все это время Эраст Петрович внимательно наблюдал за реакцией дочери и был крайне удивлён тому факту, что та лишь крепко сомкнула губы, продолжая рассматривать содержимое папки. — Ты уверена, что сможешь с-справиться с этим? — хозяин кабинета плюхнулся на кресло, положив руки перед собой на стол. — Д-да, — Катерина свела брови, задумчиво смотря на папку. — Сколько у меня времени на изучение? — До вечера. П-поговорим после ужина, — брюнет наклонил голову вбок, рассматривая собеседницу. — А сейчас мне нужно идти. — Хорошо, — кивнула головой девушка, прислонив папку к себе, и встала. На языке крутилось множество вопросов: что будет, если у неё вообще не возникнет мысли о деле? Куда собрался её отец? Приведёт ли он снова эту безвкусную девицу? — и все они были обречены на смерть, ибо злить papá подобными вещами ей не хотелось. Нет, они слишком далеки друг от друга, чтобы обидеться на подобного рода вещи. Ей все ещё не представилось удобного случая узнать об отце правду — какой он на самом деле, там, за скорлупой холодного государственного деятеля. А что, если это не маска, а настоящее лицо?***
Вернувшись обратно к себе в комнату, брюнетка сначала глубоко вздохнула и зажмурила глаза — ей предстояло окунуться в мир жестокости и несправедливости, разрушивших жизнь множества семей, лишив их спокойствия. Однако она должна сохранять хладнокровие, подобно её отцу, в конце концов имея возможность помочь в поимке убийцы. Катерина снова открыла папку, разложив поочерёдно все фотографии жертв перед собой на кровати и принялась читать отчёты. Слово за словом она все больше погружалась в то, что по сути потрясает ум обычного человека: детальное описание тел жертв, показания свидетелей. Девушка сама не заметила, как за окном стемнело, а еда, принесённая Масой в качестве обеда, стала холодной. Её настолько захватило дело, что и думать об ужине, кроме как возможности поговорить о прочитанном с отцом, ей не хотелось. Ровно через пятнадцать минут внизу прозвучал колокольчик — вернулся хозяин и просит накрыть ужин. Послышался топот коротких, но крайне резвых ножек Масы. Ей даже показалось, что в её комнату ворвался приятный запах с кухни, но это скорее отвлекло её от мыслей. И снова тот же страх — что, если она ошибётся в своих доводах, и papá разочаруется в ней? Девушка подняла глаза, уставившись на шкаф, стоящий напротив кровати. И все же в ней сидело что-то горькое на вкус. Обида? Несомненно, но она не вправе показывать её, существуя тут на птичьих правах. Что же ещё? Собственное отрицание, боязнь стать бесполезной обществу, ровно, как и глупой девицей на попечении у богатого супруга. И все же она по существу это дикое слово — бастард. Те средневековые времена давно уже в прошлом, а это едкое определение, кажется, ещё живёт, определяя судьбы людей. Пусть лучше тут, в сдержанной Москве, чем там, в легкомысленном Париже с родственниками матери. За дверью раздались тяжелые шаги, а вскоре появилось лицо его пухлое Масы, вызвав у девушки ступор. — Ката, Фандорин-доно тебя савёт, — улыбнулся он, тем самым подбадривая. В ответ Катерина собрала все бумаги и фото обратно и снова, прижав папку к себе, сосредоточено направилась за японцем вниз. — Кяк успехи? — прошептал он, внезапно остановившись в коридоре. — Есть пару идей, да боюсь, что отец высмеет. И так я не любима ему, а тут хоть повод появится, — голубые глаза забегали по стенам от страха. — Не вонуйся. Будь уверенна и тверда кяк дуб. — Дуб? Дубу-то думать не надо хотя бы, — прыснула девушка и зашла в кабинет Фандорина, предварительно постучавшись. Эраст Петрович уже успел переодеться в домашний халат и теперь, сидя на пуфике, перебирал свои любимые нефритовые чётки, что являлось знаком раздумий. Дочь замерла, ожидая начала разговора, боясь нарушить покой хозяина кабинета. Через минуту он, наконец, обратил на неё внимание, блеснув глазами. — Можешь начинать, — скомандовал он приказным тоном, оставшись сидеть на месте. Катерина прошла к столу и положила папку на стол, достав из неё листочек, с обоих сторон исписанный её рукою. Боязнь начать разговор отступила, и она, сглотнув, приступила к своим рассуждениям. — Итак, убили восемь женщин за два месяца, то есть каждую неделю по одной. Все они разной внешности, телосложения, цвета волос и одежды, — расхаживая по комнате, девушка смотрела в пол и эмоционально жестикулировала. — То есть у убийцы нет принципа по какому-либо признаку. Возможно, что это больной человек, просто так совершающий эти злодеяния, однако меня смутил тот факт, что жертвы, похоже, добровольно уходили с ним. Значит, это человек симпатичной и приятной наружности. Кроме того, эти следы от верёвок на их коже, так как он привязывал их на долгое время к предметам. Но ведь в результате ничего и не сделал им. Я все не могла понять, для чего он это делал… Будто бы наслаждался ими, любовался. Внезапно брюнетка замерла, как-то немного виновато посмотрев на отца, лицо которого не выражало абсолютно ничего, будто это и не с ним разговаривали все это время. Наконец, он обречено выдохнул, заставив дочь скорбно поджать губы, ощущая свой провал. — У т-тебя более нет никаких идей? — Фандорин посмотрел на неё снизу-вверх, сверкнув на свету глазами. — Н…нет, — почти прошептала Катерина, не чувствуя и собственного дыхания. — С-собирайся, мы едем к генерал-губернатору, — продекламировал Эраст Петрович и, кивнув на дочери дверь, принялся готовиться к отъезду. — Х…хорошо, — успела лишь ответить Катерина и поспешно выйти из комнаты.