Соль на губах

Сколько я себя помнил, все мои друзья, одноклассники и просто знакомые по двору нашего старого дома, мечтали стать футболистами, иногда среди них встречались и идеалисты, одержимые страстным желанием разбогатеть – дорогие машины без верха, широкие улыбки идеально белых зубов, внимание самых красивых девчонок. Я слушал их мечты невнимательно, желая только одного, чтобы мать поскорее позвала меня обедать, после чего уже не собирался выходить на улицу и задумчиво пинать мяч или пропускать гол за голом, застоявшись в створе ворот. Что заманчивого в этих играх? Мячи, футбольный и баскетбольный, догонялки, турники, скучные разговоры о том, чего вряд ли смогут достигнуть ленивые мальчишки из бедных семей. Дома совсем другое дело: оставив матери мыть посуду, я забирался в отцовский кабинет и надолго погружался в мир загадочных книг. Мой отец, Фрэнсис Флеминг, навсегда оставивший серьезную науку ради необходимости прокормить свою семью, нас с матерью, тем не менее, сохранил все книги, не продав ни одной даже в трудные времена. И теперь только благодаря этому я имел возможность сидеть, с трудом примостившись на узком подоконнике, и рассматривать странные сказки, отпечатанные на желтевших от времени листах. Именно эти тексты, наполненные дремучими формулами и загадочными формулировками, становились моими спутниками в волшебный мир. Изредка я бросал взгляд на постоянно темневшее от смога, что не редкость в промышленных зонах окраин Нью-Йорка, стекло, на игравших за ним сверстников и тоже представлял себе другую жизнь, которой не делился ни с кем из знакомых. Я был слишком молод и не образован, чтобы постичь премудрость отцовских книг, ловя в них только приятное ощущение тайны и присутствие сказочных существ, коих рисовало мое неуемное воображение под воздействием прочитанных замудренных обозначений. Уже зная, что буду биологом, как отец, я видел себя в лаборатории, в белом халате, серьезным и взрослым, поглаживавшим листья еще не известного науке растения, которое выведу сам и назову в честь Флеминга-старшего – Фрэнсией. Это случилось, когда родителей не было дома, не припомню, зачем они покинули на пару дней Нью-Йорк, а я остался один. Все так же сидел в отцовской библиотеке, перебирая книги, и натолкнулся на одно издание, ранее не попадавшееся мне на глаза. Не знал, что отец читал такое: фантастическая история о русалках, сборник старых легенд, правда, приправленных научным обоснованием невозможности существования такого вида живых существ. Я смотрел на схематичные иллюстрации, якобы сделанные со слов очевидцев, и недоумевал, почему их не может быть? И чем больше я всматривался в человеческие лица, тем больше утверждался во мнении, что автор не прав, он дилетант, решивший лишь во что бы то ни стало высмеять тех, кто верит в мифических существ. Я не верил, я же всегда мечтал вращаться в строгом мире формул и закономерностей, но тут усомнился. Русалки жили когда-то в нашем мире, только потом либо что-то случилось, либо они по своим причинам перестали выходить на связь с людьми. Жар жажды новых познаний сотрясал мое тело, нелепая книга вызвала в душе настоящую бурю, наверное, тогда я вдруг захотел стать пиратом и бороздить моря, чтобы на незаметной отмели или смертоносном рифе увидеть красавицу с блестящим рыбьим хвостом. Идея бороздить моря сошла на нет – я не авантюрист, и такое занятие мне точно чуждо, а вот тишина лаборатории, где можно спокойно изучить пойманную русалку, снова поманила меня. О, если бы нашелся тот, кто ожег бы меня сомнениями и неверием, остудил бы мой пыл равнодушным вопросом: «И где ты собираешься найти русалку, Стэнли?», я бы бросил бы всю науку к черту и сбежал бы от завлекательных интригующих книг трудягой на соседний завод. Но я был один на один со своими идеями и желаниями, а потом, засунув подальше на полку обидную книжку, еще больше утвердился в желании стать ученым – и моим главным открытием всей жизни должно было стать изучение русалок, а в первую очередь их поиск, контакт с ними. И я сделаю все, чтобы о Фрэнсии, как я назвал уже русалку, которую непременно найду, узнал мир! *** Лабораторные крысы вели себя беспокойно, приставленный к ним Стэнли Флеминг, пожевывая бутерброд с плавившимся от жары сыром, без какого-либо участия микроволновки, старательно, но скучающе записывал все наблюдения в большую потертую тетрадь. За подопытными следил еще и напарник Стэнли, именно он постоянно оставлял на клетчатых листах следы жирных пальцев и капли газированных напитков, за что молодые люди часто получали нагоняй от заведующего лабораторией, не переносившего грязь и нерадивость. И Стэнли ненавидел своего напарника за вечный бардак и полное безразличие к науке. Закончив свою смену на сегодня и неохотно дождавшись традиционно опаздывавшего сменщика, Флеминг, оставив на крючке в лаборатории белый халат, покинул здание и, задумчиво спрятав руки в карманы черных брюк, направился пройтись по парку. Свежий воздух, буйная летняя зелень, на которой сможет отдохнуть глаз, именно то, что сейчас так необходимо молодому человеку после замкнутого пространства лаборатории, где целый день скучал Стэнли, не избавившийся от амбициозных планов по поиску русалки. Уже ушли в мир теней его родители, уже отцовская библиотека перевезена и с большим трудом втиснута в узкую единственную комнатушку маленькой съемной квартиры, а мечта так и оставалась мечтой. Флеминг бредил ей, видя по ночам хорошеньких девушек с рыбьими хвостами, не признавая других, двуногих. Парень сторонился всех, только в занятиях с подопытными крысами забываясь на некоторое время, которого хватало, чтобы утомленный мозг мог вернуться к насущным делам и отдохнуть от несбыточных фантазий. Проблем хватало и без розысков русалок, - а надо сказать, Стэнли так и не выработал стратегии по поиску изящных мифических существ, - в лаборатории платили слишком мало, лекции в университете тоже не приносили особо крупного дохода, молодого человека со дня на день могли выставить со съемной квартиры. Он и так экономил на всем, только бы не расставаться с сохраненной отцом библиотекой. Флеминг все еще верил, но вера на пустой желудок давалась все труднее… - Простите! – погрузившись в свои мысли, молодой человек и не заметил, как толкнул плечом медленно бредущего ему навстречу по парковой дорожке пожилого мужчину. И выслушав ворчливую брань в свой адрес, скорее заспешил прочь от «места преступления». Парковая зелень еще держалась, хоть кое-где листья уже и приобрели печальный желтоватый оттенок от постигшей Нью-Йорк этим летом небывалой жары, сообщавшей природе осенние краски еще задолго до наступления следующего сезона. Но это мало волновало машинально подвернувшего короткие рукава рубашки Стэнли, какое ему дело до окружающего мира, когда в своем собственном не было покоя? Жара не спадала даже вечером, когда город жаждал отдыха от дневных страданий под палящим солнцем. Встретить кого-либо около восьми вечера, когда в другое время парки забиты гулявшими, было сродни чуду, но молодой человек, не видевший уже никакого иного выхода из сложившейся в его жизни ситуации, все еще подозрительно оглядывался по сторонам, как будто одинокий и в какой-то мере нелюдимый мистер Флеминг мог быть кому-либо интересен. Присев на приглянувшейся скамейке и вытащив из нагрудного кармана как будто специально подготовленные для такого случая бумагу и ручку, принялся быстро писать, используя худое колено вместо стола: «В моей смерти прошу никого не винить. Библиотеку…» Стэнли задумался: зачем давать распоряжение насчет книг, когда после его ухода они и так будут проданы за долги и, что вероятнее, отправятся на помойку, вынесенные вечно недовольным хозяином квартиры, дополнительно поминавшим недобрым словом прежнего жильца, доставившего ему и после смерти столько хлопот. Не стоило, да и грустно прощаться с дорогими сердцу молодого человека книгами, пусть все будет, как будет. Стэнли в любом случае не узнает об исходе этой истории, его-то уже будет в скором времени завершена. Не зря же знакомые и дальние родственники называли Флеминга безумцем, скоро они окончательно утвердятся в своем мнении. Не завершив последней записки, молодой человек вздохнул и, нашарив в кошельке немного наличности, направился в небольшой магазин, хватило только на пиво, но и оно, выпитое на голодный желудок, вскружило голову аналогично крепким напиткам. Страха не осталось, только сильное желание прекратить несостоявшуюся гнетущую жизнь и отправиться туда, откуда возможно получить еще одну попытку, и вот тогда Флеминг точно отыщет русалку, тогда-то он и станет великим ученым, только тогда, а эта схожая со стезей лабораторных крыс должна быть закончена как можно скорее. Аккуратно опущенная в мусорный бак пустая бутылка, и молодой человек, всматриваясь в темную водную гладь обманчиво неглубокой реки, привел себя в порядок – все же он шел в незнакомое место, следовало выглядеть прилично. Стэнли даже пригладил ладонью темные волосы, прежде чем забраться на каменный парапет и со спокойно открытыми глазами шагнуть вниз. Болезненный удар об воду, сильное покалывание в груди, жжение, мгновенно распространявшееся по коже под рубашкой. Руки и ноги умевшего плавать молодого человека привычно дернулись в знакомой стихии, чтобы вытащить на поверхность тяжелевшее, опускавшееся на дно тело, но Флеминг не позволил. Мутная вода с неприятным тухлым запахом крепко вцепилась в тело, помогая Стэнли в исполнении его страшного желания, одежда колыхнулась в такт слабому подводному течению, и тело перевернулось на спину. Прилипшие к лицу волосы застили глаза, все еще пытливо старавшиеся рассмотреть очертания своей мечты в нагромождении силуэтов крупного мусора на дне. Но душа Флеминга уже неслась к другим картинам и мирам, забывая о невезении, неотступно преследовавшим его здесь. Возможно, чтобы покинуть привычную реальность, требовался какой-то специальный пропуск или билет, о покупке которого Стэнли совершенно не знал, а потому его душа могла стремиться куда угодно, тело же было грубо выдрано из успокаивающих уютных объятий воды и поднято за трещавшую ткань ворота рубашки, а после и выброшено на закованную в камень набережную. Чей-то голос, приходивший в себя Флеминг до конца надеялся, что принадлежал он кому-то из встречавших пришельцев в новый мир, разъяренно, как казалось, заорал: - Слышишь, никогда так больше не делай! Еще не хватало!