Пролог.
20 августа 2016 г. в 20:00
Мне не нравится, когда вещи называют не своими именами и придумывают в их залог новые или ложные, обратные истинным (это, если честно, касается и меня), поэтому, думаю, что стоит рассказать больше о том, чем я занимаюсь, внеся в ваши головы небольшое количество терминологии и пафосных переводов.
Рэ́кет (англ. «racket» от итал. «ricatto» — шантаж) — вымогательство, обычно принимающее формы организованной преступности с применением угроз, жестокого насилия, взятия заложников. Тут ведь все просто, верно?
Существуют две формы рэкета: «protection racket» (крышевание), в которой состою я, и «numbers racket» (незаконная лотерея). Конечно, понятие «крышевание» здесь взято на криминальной основе, рассчитанной на вознаграждение в постоянной форме. То есть, я просто рэкетир, выполняющий капризные желания «папочек в бизнесе».
Мне известны множество преступных организаций, в том числе и те, в которых я когда-то состоял. Причина, по которой моя персона решила удалиться от этих дел? Все просто — бешеная конкуренция. Из всех мафий в городе и в мире, что соревнуются за звание самой опасной, я побывал в двух, но меня, однозначно, раздражала их мания величия, ведь в играх организованной преступности должно было принимать участие не только само криминальное сообщество, но и исполняющий их всевозможные прихоти. Но я стал рэкетиром не для этого. Мне просто нужны были деньги.
С тех пор как были покинуты две самые крупные преступные группировки и, по мнению самой мафии, подлинно опасные, прошло около года. Теперь меня ищет каждый отдел полиции, включая всех мафиози, с кем я был знаком и с кем не был.
В криминальном мире часто убивают без разборок. Спросите, зачем меня ищут? Мне не составит труда ответить. Я — рэкетир-одиночка, и для выполнения своей работы не пользуюсь чьей-либо помощью. За это нужно сказать «спасибо» главарям двух мафий, в которых я побывал.
Один из них — Сокджин. В обычной жизни он застенчивый скромняга в библиотеке, но среди всех мафиози один из самых опасных; парень умеет манипулировать людьми с такой легкостью, с какой еще никому не удавалось; обладает сильным даром убеждения и именно поэтому еще ни разу не испачкал собственных рук о свои и чужие заботы. Если наймет «армию», можешь начать копать себе могилу в тот же миг. Его преступная группировка известна как «Марио». Все новенькие, вошедшие в двери криминального сообщества, спрашивали босса: "В чем смысл столь смешного и нелепого названия?" Но тот в ответ лишь молча отпивал глоток виски и крутил указательным пальцем правой руки спусковую скобу дорогого револьвера, так ничего и не объясняя.
Второй же — Намджун, по кличке «Монстр». Вот уж кто-кто, а он-то точно подтверждает свое пугающее прозвище. Кличка стала неотъемлемой частью образа парня после того, как вся его криминальная «армия» массово перебила чиновников в Северной Корее, а он лично угрожал самому президенту. Мон не имеет постоянной команды и часто меняет своих партнеров по бизнесу. В силу своих собственных законов и правил, с предыдущей рабочей силой он жестоко расправляется, считая ее ненужным хламом. У парня дьявольские глаза, неукротимый нрав и тяжелая рука. Но, если честно, за длительный год мне приспичило соскучиться по бывшему и уже последнему боссу. Я бы работал с ним парно, но этот картежник часто выпивал, из-за чего становился совершенно неуправляемым. Если же Джин состоял в «крышевании», то Монстру по душе была незаконная лотерея — уж любил он рандомный массовый террор.
Вам будет интересно, как мне удалось покинуть сразу две мафии и остаться в живых? Все просто: я хорошо убегаю и прячусь, словно быстрая тень птицы, которая в обычные дни никому не видна и не заостряет на себе внимания. Я — темный голубь или же просто Ви.
В детстве отец говорил, что мое лицо, когда его озаряет улыбка и смех, напоминает форму галочки, как и буква «V» в английском алфавите. Мне приглянулась такая задумка, и нелепое прозвище стало моим вторым именем.
К своей работе я подошел очень оригинально: сначала выпытываю жертву, а затем расписываюсь на видных местах ее тела. Чтобы не мучить человека и не выцарапывать острым предметом «Dark: Dove», было решено оставлять более сокращенный знак «:D». Зачем нужно двоеточие? Это оригинальный способ запугивать. Две точки, словно глаза, говорящие о том, что вы под моим присмотром. И если меня никто не находит, то не значит, что я не могу найти других, напротив, это мне удается с легкостью: отыскивать и видеть, выискивать и наблюдать. Монстр трижды пытался разыскать меня при помощи своих дружков, но к вечеру же получал посылку наложивших в штаны ребят со смайликами на шее. Я знаю, что в обычной жизни Мон — коллекционер антиквариата, но он не знает, кем является в хозяйском и непринужденном быту его бывший коллега, потому что Намджун никогда не видел моего лица и не слышал настоящего голоса. На работе я всегда носил маску со встроенным датчиком изменения тональности голоса, из-за которого вычислить подлинный отголосок моего баса было просто невозможно, впрочем как и лично меня. А если кто-то и пытался разгадать тайны одного из рэкетиров, сорвав с лица моей персоны клочок черной ткани, то вместо обычной угрозы я сразу же применял силу.
Третий год продолжается существование на две жизни, не приносящих никакого удовольствия.
Рэкет — страшная привычка, хуже курения. Что остается от никотина? Лишь шинкованные легкие и лишние килограммы в сопровождении с сильным кашлем и дохлой физической подготовкой. Что же остается после рэкета? — ничего. И именно это «ничего» гораздо хуже. Ты уже не сможешь жить так, как раньше. Ты не будешь тем, кем был раньше. У тебя не будет друзей, семьи, любви — всех тех слабостей, на которые кто-то сильнее надавит и, может быть, расплющит в один хлопок ладоней.
Я потерял свою привязанность к жизни из-за близких еще до того, как ввязался в секту преступности. Это одна из отличительно сильных черт в кровавом бизнесе — у меня нет изъянов и слабостей, а значит, и страхов. Я вынослив, могу противостоять чему угодно: от самых вредоносных инфекций и до совершенно опасных человеческих чувств.
Моя семья перестала быть нормальной с того рокового дня, когда погиб отец, и нас осталось только трое: мама, старшая сестра и, на тот момент, еще ребенок — я. Уже в то время, когда дети моего возраста могли лишь играться на детской площадке, мне досталась пожизненная и завсегдатая должность мужчины в этом доме. Смерть папы сделала из меня выносливого и сильного человека (заставила таким стать), как морально, так и физически, ведь я больше времени стал проводить в разбитых дворах на турниках. «Мышцы красят мужчину больше, чем шрамы», — так мне тогда казалось.
В скором времени старшая сестра вышла замуж за человека, который предложил ей брак по расчету, за деньги. При попытке ударить его, она дала мне пощечину и со слезами на глазах велела исчезнуть, никогда больше здесь не появляться.
С тех самых пор, как мужчина подъехал к нашему дому и лично матери вручил пачку денег, забрал сестру и вместе с ней скрылся на дорогом автомобиле с нашей улицы, я ничего не слышал ни о ней, ни о ее муже.
Денег хватило только на первое время после отъезда старшей сестры. Но потом ситуация многократно усложнилась: мать впала в кому из-за сильного стресса и переживаний, а я, будучи выпускником средней школы, должен был как-то зарабатывать нужную на все семейные расходы сумму денег с помощью своих двух рук и головы. И все это время я не жил, а выживал. И продолжаю выживать, потому что мать уже три года не открывала своих глаз. Я не посещаю ее, а лишь спонсирую. Впрочем, работа рэкетира мне и была нужна лишь для того, чтобы обеспечивать ее, пусть и фальшивым, но жизненно необходимым кислородом. Средства для своего проживания я получаю иным образом.
Сегодня, вроде бы выпускники из старших школ, устроили потасовку в каком-то кафе. Я услышал об этом от расположившихся напротив, тихонько шепчущихся, женщин, сидя в вагоне метро. Что же, видимо, больше двух лет мучений бывших школьников позади, как и мои, сравнительно долгие, три года. Значит, сегодня я мог бы тоже праздновать выпускной. Мне, наверное, уже исполнилось девятнадцать. Или уже давно было девятнадцать… На самом деле, я не помню день своего рождения, но зато отлично знаю дату смерти отца — 1 июня 2012 года. Мне хорошо знакомо место, где он похоронен, его потертый портрет на памятнике, его смертельный диагноз и день, когда мы в последний раз были на рыбалке. Я был еще глупым ребенком, который мечтал стать мореплавателем, но в итоге стал никем, тем, кто просто выживает. Моя жизнь - все 365 дней в году - стоит под угрозой смерти, и лишусь ее или нет зависит лишь от собственной аккуратности. Если я не доверял никому, то доверял себе. Наверное, поэтому мне и суждена роль одиночки, поэтому-то я все еще жив.