Две грани душ поэтов...

       Солнце клонилось к горизонту, разбрызгивая теплые вечерние лучи, согревавшие этим летом. По питерской улочке шла парочка, время от времени смеявшаяся по пустякам и обходя лужи. От недавнего дождя пахло сыростью, но воздух был свеж и приятен. Мирон любил такую погоду, особенно его радовало то, что он, за такой большой период, выбрался не пьянствовать, а провести вечер с пользой. Афиши в интернете гласили, что вечер будет незабываем. Мирон очень на это надеялся. Поэтому дойдя со спутницей до конечного пункта, он решительно отворил дверь, пропуская Нику, и с такой же уверенностью вошел сам. Внутри здания было мягкое освещение, которое навевало комфорт. Пахло кофе, по всему залу были расставлены столики, полушепотом говорили люди, понемногу заполнявшие зал. Мирон протянул билеты проверяющему, последний провел их за столик рядом со сценой. Мирон задвинул стул Веронике, затем сел сам. Мирон надел костюм с рубашкой и галстуком, он выглядел непривычно, но солидно и по-джентельменски. Ника же надела юбку коричневого цвета и белую блузу с кружевами. Они спокойно сидели за разговором и ждали начала программы. К ним подошел официант и спросил не желают ли они кофе или чай? Они попросили по чашечке кофе. Тем временем выступление уже начиналось. На сцену пригласили девушку по имени Эдда. Мирон с удивлением глядел на эту невзрачную девушку и думал, какая же из нее поэтэсса? Она ведь столь юна… На ее лице не было видно ни грамма косметики, поэтому, наверное, она была невзрачной, как говорят еще серой, хотя природные данные у нее были неплохие: белокурые волосы, словно первый снег в декабре, они были воздушные, слегка волнистые, но мягкие и пышные, немного растрепавшиеся и свисающие на хрупкие плечи девушки. Янтарные глаза, словно кошачьи, такие же удивительные и бездонные. В ней была какая-то искорка, которая так и манила Мирона, но он не мог понять, что именно его манит. Сияющие, словно кукольные, янтарные глаза девушки, или ее звучный и слегка поникший голос, когда она начинала говорить? Пока Мирон разглядывал ее, она начала с выражением и с чувством читать свое стихотворение. — Страшно встречать утром рассвет, и зеленый чай потягивать с мятой, Страшно говорить кому-то «Привет», Когда с другой он в кровати измятой. Страшно смотреть в глаза голубые, Что вот-вот зальются слезами. Услышать слова страшно лживые, И когда ребенок не нужен маме. Страшно жить в мире слез и обид, И страшно видеть весь этот Ад наяву. Страшно взять у врача справку «СПИД», И страшно видеть, как все с этим спокойно живут. Страшно видеть вновь слезы и боль, Страшно людям во сне не проснуться, Страшно услышать слово «любовь», когда один раз уже обманулся. Мне очень страшно жить в этом мире. Страшно видеть весь этот Ад. Одной в пустой страшно квартире. А кто-нибудь вообще такой жизни рад?.. Мирон после этого стихотворения взглянул на девушку по-другому. Он не глядел на нее с недоумением и насмешкой, он видел в ней поэта, настоящего поэта, со своими замашками в голове, в которой идет внутренняя борьба. Она была странной, это действительно так, но она была какой-то живой, что ли. Со своим миром в голове. Интересной. Ему захотелось с ней поболтать, узнать, кто она и как она вообще вступила в мир поэзии. И весь вечер его мучили мысли, кто же она такая, он смотрел на нее и думал, что она даже не вызывает похоти. Поэтому такое влечение поговорить Мирон даже не мог объяснить. Он решил прийти еще раз, она выступала снова послезавтра. Когда все закончилось, и Эдда спустилась в зал, Мирон с Никой подошли, чтобы выразить свою благодарность. Она несмело их поблагодарила и застенчиво улыбнулась. Мирон в уме усмехнулся и подметил, что он может помочь ей стать поэтом выше, и он хотел помочь-натура у него была такая. Попрощавшись с девушкой, они ушли. Мирон был в приподнятом настроении. Они пришли к нему в квартиру и повторили то, что делали накануне. А утром вся та же история. Оладушки, пожаренные Никой, правда теперь она была в своей блузе и в нижнем белье. Мирон уже не был таким злым, и когда увидел ее, то подошел сзади, обнял за талию и поцеловал девушку в шею. Ника повернулась в кольце рук Мирона, и, положив левую руку за его шею, а правую на его грудь, сама поцеловала Мирона. Это выглядело обыденно и непринужденно. Но поцелуй долго не длился. Со словами: «Ой, кажется, оладушек пригорел», она отстранилась и вернулась к работе над плитой. Мирон усмехнулся и пошел в ванную принять душ, когда он вышел, оладушки были готовы и Ника сама сидела и пила чай. Он сел рядом и тоже начал пить чай, который ему налила Вероника.

***

Закрыв за собой дверь, Мирон пошел на улицу. Сегодня, после того, как он купил билет на завтрашний поэтический вечер, он решил пойти в бар. Проходя по набережной Невы, он заметил чью-то фигурку, увлеченно всматривавшуюся в воды реки. Он не поверил глазам, он видел ту самую Эдду, что взбудоражила его сознание на поэтическом вечере. Он подошел к девушке, и нарушил ее тишину. -Эдда, здравствуйте, -он улыбнулся, -вы, наверное меня не помните, — она взглянула на него и слегка улыбнулась. -Я Мирон, я приходил вчера на ваш вечер стихотворений. Она кивнула, смутно припоминая его лицо. -Да, я вспомнила, вы после выступления ко мне подошли с девушкой. Теперь она улыбалась намного ярче и искренней. У нее были ровные, аристократические черты лица и ребяческий, по-детски вздернутый курносый носик. Янтарные глаза девушки смотрели на Мирона с интересом. Она находила в нем явно необычные и интересные черты лица, которые не встречала ранее. -Так вот, я хотел бы с вами познакомиться, моя профессия немного затрагивает поэзию, да и сам я прочел немало стихотворений, поэтому мне хотелось бы узнать такую личность, как вы. Она заливисто рассмеялась. -Да что вы, Мирон! Ну право дело! Какая же из меня личность? Я обыкновенная студентка филологического университета, которая любит писать стихи. -Вы зря так говорите, -не согласился Мирон, -очень мало сейчас таких… Живых, что ли, поэтов. -Ну, правильно, поэты-классики уже давно мертвы, -улыбнулась она. -Да нет же. Я имею в виду из ныне живущих. В вас есть то, что было в настоящих поэтах. Она прикусила нижнюю губу и мечтательно посмотрела в питерское небо. -Спасибо, -прошептала она, смотря уже на Мирона. -А что вы тут делали? -Гуляла, -пожала Эдда хрупкими плечами. -Не хотите прогуляться со мной? Она искоса посмотрела на него, видимо, смотря может ли он ей навредить, и в конечном итоге она решила что он не навредит, а компания не помешает. Поэтому она едва кивнула и пошла рядом с Мироном. -Давно вы пишите стихи? -Решил начать разговор Мирон. -О, это началось очень давно. Еще маленькая, когда я начала говорить, я искала рифмы к каждому слову. Мне было интересно слышать, как приятно на слух ложатся эти слова, -она задористо улыбнулась, видимо, вспоминая свои первые стихи.- где-то в пять лет, я начала писать стихи. Ну, знаете, такие детские, что-то вроде: Солнце светит, День чудесен, Птички радостно поют, -Мирон кивнул головой, понимая о чем она. — в принципе я даже не знала о чем писать их, но мне просто это было интересно делать все свободное время. Где-то в классе 5, я уже начала писать свободнее, так как я уже ознакомилась с поэзией, размерами стиха, рифмой и ритмом. И уже года три я пишу стихи на темы, которые волнуют меня. -Интересно, -улыбнулся Мирон, -я вот начал писать где-то в 12, оказывается, вы как только говорить начали это делали. Они гуляли и болтали о стихах, упоминая великих классиков. На лице белокурой девушки то и дело проскакивала улыбка. А с лица Мирона она практически и не слезала. Было видно, что они сдружились, им было интересно говорить обо всем. Только личную жизнь они не затрагивали, все-таки это личное, да и не интересовало это их обоих. Они видно давно не разговаривали с собеседниками так, как это они делают сейчас. Они даже заскочили в кафе и выпили по чашке кофе. В итоге Мирон так и не пошел в клуб, весь день гуляя с Эддой. Придя домой ноги ужасно гудели, поэтому после душа он в беспамятстве провалился в глубокий сон.