То, чем дорожат

Весна здесь всегда была странной. В конце марта можно было свободно бегать без куртки, по ярко-зеленой траве, слушать пение птиц, смотреть как расцветают деревья. Зима всегда проходила быстро и бесследно, будто никогда этих холодов и не было, а снег и вовсе не шел. Проходишь мимо знакомого места, а там расцветают яблоки, абрикосы — очень вкусные цветы, которые пока нельзя съесть. Можно было снова носиться в удобной футболке, бегая по лужам после дождя, смотреть как в море, как и в лужах, совсем-совсем у берега плещутся мокрые, почти белые розовые лепестки. Весенние снежинки. Носить теплую одежду не было нужды, а если и заставляли, то для приличия, но кому это нужно, неудобно ведь. Даже дышать весной было легче, чувствовался такой особый, летний запах в воздухе, такое чувство, уверяющее, что все будет хорошо, лето уже близко, можно будет спать на траве, смотреть как купается Эйс и пробовать самому, после чего быть уставшим, мокрым, спасенным и с большой шишкой на голове. Бывают и прохладные дни, которые оставляют холодный след скорее в душе. Вот оно вчера солнце светило, а сегодня ветер. Только распустившиеся цветы погибали, вскоре оживая заново. Сирень всегда вырастала раньше и пахла, таким запахом, что невозможно было не нарвать и не принести в дом, залить водой деревянную кружку Дадан и поставить стоять, пока не завянет. Проходя мимо куста, просто необходимо было остановиться, притянуть к себе ветку и на долго остаться рассматривать ее, ища тот самый пятилистный цветочек, стараясь как можно быстрее обхватить взглядом все-все-все. Эйс, хмуро пялившийся на это действие и все время поторапливающий младшего брата только вздыхал и стараясь не выдавать интереса подходил, с твердым намереньем обставить Луффи даже в таком маленьком деле. Цветочки были горькими и не имели особого вкуса, но ради исполнения желаний можно было бы и потерпеть. А у Луффи желание было всегда одно, но для его исполнения одних цветочков недостаточно. — Эйс, смотри я шесть нашел! — Идиот, это не считается! Весной возвращались птицы, кто прилетал на родину с юга, а кто улетал из здешних мест далеко на север. Пение птиц всегда нравилось мелкому, и раздражало старшего. Кричат с утра, совсем неугомонные, лучше их всех переловить и съесть, что Эйс в общем то и делал, вместе с надоедающим Луффи, которого так и норовила унести любая птица покрупнее обычной. А потом ее подавали на ужин, Эйс не собирался так просто отдавать единственного брата какой-то птице. Зверей в это время года тоже было больше всего, и сократить их популяцию было долгом братьев. Свирепые медведи после нескольких ударов палкой уже не были такими свирепыми, быстрые и изворотливые лисицы огненной вспышкой пробегали мимо, выдавая свое местоположение, на более мелких животных охотиться не позволяла гордость. Гигантского тигра завалили, а теперь за зайцами, да лисами бегать? — Эйс, а давай поймаем морского короля? — Скорее он тебя поймает. Такую малявку как ты любая щука завалит. Каждой весной в логове бандитов, Эйс занимал себя тем, что исследовал обновленный после зимы лес. Что-то новое находилось всегда, этого сучка раньше не было, большая пустая нора не видная взору тоже тут впервые, можно что-нибудь спрятать, новые звери, детенышей которых он никогда не трогал, даже новые деревья, на которые он залазил куда лучше Луффи, постоянно забывающего конечности на ветках. На это дерево он никогда не забирался раньше, и не помнил, чтобы оно здесь было, а может быть просто не обращал внимания. Небольшое абрикосовое дерево, уже цветущее, с чрезвычайно неудобной на ощупь, но такой ароматной корой. Оно стояло не далеко от логова, что несомненно было минусом и на него явно положила глаз Дадан. Как оказалось — давно, дерево было необычным, абрикосы вкусными и хорошо продающимися, так что Дадан была само собой против того, чтоб на него залезали мелкие надоедливые дети. Поскольку Эйс себя таким не считал, ошиваться рядом стало его повседневной обязанностью, конечно после прогулки по лесу с младшим братом. Дадан злилась. Дадан ругалась. Дадан угрожала. Это превратилось в своеобразную охоту, каждое утро, женщина выманивала Эйса ласковыми словами, обещая много еды и даже пропустить один дежурный день, когда на нем была вся уборка, но под конец, причем это происходило довольно быстро, обязательно срывалась и начинала кричать и браниться. Старшего это ни разу не тронуло, он лишь ловко уворачивался от предметов, летящих в него на довольно большой скорости, цепляясь за кору, вгоняя себе под кожу занозы, зарабатывая мозоли на ладонях. Боль была настолько незначительной, что Эйс даже не обращал на нее внимание, лишь вечером заседая в углу с иголкой и пристально наблюдающим за ним младшим братом, который в общем-то всегда был рядом, доставал посторонние предметы из руки. В очередной раз не сумев достать Эйса, старуха срывала свой гнев на подчиненных, причем особенно доставалось именно мелкому Луффи, который отвечал за все грехи брата уборкой и повышенным уровнем внимания, редко, когда приятного, к своей персоне. Забраться на дерево он не мог — не успевал вслед за Эйсом, Дадан будто бы чуяла и всегда мешала. Даже дерево словно было против вторженца, часто ломающего его тонкие сучья — занозы и мозоли не прекращались, кожа становилась грубее и более устойчивой к ним, что Эйсу даже нравилось, но на пользу явно не шло. Вечером, сидя в общей гостиной вместе с голосящими и сытыми бандитами, братья сегодня притащили большого носорога, поэтому Дадан сменила гнев на милость, мелкий подполз ближе к брату и рассеянно взял его за руку. Нет, это был не первый раз, когда Луффи так делал, но делал он достаточно редко, Эйс даже сперва немного удивился. Крепко, но не настолько крепко что бы надолго удержать, мальчик держал старшего брата за запястье, второй рукой проводя по шершавой ладони, не пропуская ни миллиметра. На внутренней стороне, словно подушечки лап какого-нибудь зверька красовались небольшие, вздувшиеся мозоли, несколько царапин, которые совсем не нравились Луффи, когда Эйс был хоть как-то покалечен, младший всегда недовольно поджимал губы, но ничего не говорил, зная, что получит по голове, и осуждающую речь об осторожности уже в свою сторону. А зимой рука была такой мягкой-мягкой, было так приятно трогать, водить большим пальцем узоры и круги на пальцах брата прежде чем заснуть. А старший ничего не говорил, уже даже не удивлялся, позволяя мелкому делать все что тот захочет, мало ли что ему в голову взбрело. Но в этот раз… — Эйсу, у тебя рука шершавая. Приподняв голову, Эйс перевел взгляд на брата, неотрывно смотрящего на его расслабленную руку. — Да? — Гладить не удобно. Разозлившись и вырвав ладонь из рук брата, Эйс нахмурился. Гладить ему не удобно. Пусть найдет себе что-нибудь другое или кого-нибудь… другого… Однако вскоре практически все в логове были благодарны маленькому Луффи. Эйс существенно сократил время своего пребывания на любых деревьях, не только на том самом персиковом. Дадан ходила довольной, думая, что это ее особо сильная угроза так подействовала на сопляка, а потому, подчиненным больше не доставалось, даже наоборот, старуха делала поблажки. Ранки, которые частенько проверял Луффи, заживали очень быстро, новые начали появляться реже. Младший начал практически каждый день, даже не глядя, даже не замечая того, дотрагиваться до руки брата, проверяя на ощупь, на гладкость, на целостность, исследуя каждую ранку, гладить ладонь старшего. А Эйс замечал, всегда замечал и позволял. Ни себе, ни брату никогда не признается, но сам подставлял, улыбался, пока никто не видит, старался не портить ладони. Такое незримое обещание беречь себя, не делать ничего опасного для жизни. Оба были связанны именно такими, негласными словами, не до конца понимая, не признавая. Я спасу тебя от любой беды, но и ты береги себя, обещаешь?