Морская соль

Баттлера знобит. Мягкий бриз царапает его кожу через тонкую рубашку. Баттлера знобит, потому что близость Беатриче заставляет его сердце биться быстро, а потом быстрее и еще быстрее, пока не становится слишком больно. Больно дышать. Его щеки и кончики пальцев горят, зудят, и Баттлер уверен, что они красные. Невыносимое тепло окутывает его так плотно и с такой любовью, нет сомнений, что в конечном итоге оно задушит его. Это страшное, прекрасное тепло смешивается с обманчивой мягкостью сурового морского бриза. Без сомнения. Это та разновидность боли, которую он не может не любить несмотря ни на что, и Баттлер теряется, когда она уходит от него неожиданно, слишком скоро (голос в глубине его души говорит, что в действительности такая потеря будет слишком скорой в любой момент времени). Он открывает глаза, он пытается найти. Небо такое неестественно чистое, что его яркие синие оттенки почти ослепляют Баттлера. И Беатриче по-прежнему здесь, но ненадолго. Если бы он открыл глаза мгновение спустя, то прыгнул бы вслед за ней. Ее взгляд устремлен на море, почти такое же синее, как и это небо; она держит слиток у своей груди, словно младенца. Он не может произнести ни слова. Баттлер знает, что стоит ему сделать это, как она исчезнет. Потому что только море отражается в ее глазах прямо сейчас. Их борьба продолжается недолго: все-таки Беатриче слабее его. Но еще она невероятно упрямая, и они продолжают царапать друг другу руки в течение нескольких минут. Красные отметины похожи на ленты, на полумесяц; соленый морской воздух щиплет и обжигает их. В конце концов, Баттлер хватает ее запястья, и с такой силой, что Беатриче шипит, а ее пальцы ослабляют хватку вокруг слитка. Наверное, останутся синяки, безобразные браслеты из голубоватых отпечатков пальцев на ее прелестной коже. Лодка яростно качается, почти переворачивается. Слиток, наконец, падает. Беатриче наблюдает за тем, как он тонет, бесшумно, быстро, так легко теряет свой блеск, пожираемый миром кромешной тьмы — океаном. Она осознает: то же самое могло случиться и с ней самой, с ее жизнью, и пока она еще может соображать, что делает, ее ноги подкашиваются. Баттлер падает на колени вместе с ней. Он по-прежнему не собирается отпускать. — Ты делаешь мне больно, — бормочет Беатриче, не поднимая глаз. Пучок у нее на голове наполовину развалился. Их одежда промокла. Баттлера трясет, и она не знает, что причиной этому больше страх, чем гнев. — М-мне все равно! Беатриче вздрагивает. Он освобождает одно из ее запястий, пусть на какое-то мгновение они оба и уверены, что он собирается ударить ее. Но момент превращается в два, в три, а ничего не происходит. И ничего, кроме криков чаек, услышать нельзя. — Я же сказал тебе, разве нет?.. Я же... сказал, — его объятия настолько крепкие, что Беатриче кажется, она вот-вот задохнется. — То, что мы всегда будем вместе! Поэтому... если ты совершишь такую глупость... у меня не будет выбора, кроме как следовать за тобой! С голосом Баттлера что-то не так. Всего один нюанс — как будто что-то сломалось — этого не должно быть. — Баттлер... — И еще я сказал, что если ты совершила грех, то в этом будет и моя вина! Что мы будем нести его вместе! Что-то стекает по ее шее. Горячее. — Ты собираешься позволить мне нести его одному? Она знает, что не плачет. Тогда... — Ты... — Я буду, если ты так хочешь, но я никогда не позволю тебе уйти! Я никому тебя не отдам, даже если это будет океан! Беатриче чувствует, как он глотает собственные слезы у нее на плече. В прошлом ее эгоистичная частичка время от времени мечтала держать его там, в ее Золотой Земле, целую вечность... — До того дня, когда мы исчезнем, — шепчет он, — ты моя. ...и теперь эта ее часть торжествует, она держится за него изо всех сил. Дрожащими руками она хватается за его вымокшую рубашку. Баттлер делает глубокий вдох, и запах моря притупляет его чувства: аромат роз, который, само собой, держится на коже Беато, пропал. Страшно. Он устал, но не собирается отпускать ее, пока море не исчезнет с ее глаз.