Морская соль

Зубчатая тень из городских крыш черна, как смоль, и обманчиво невелика на фоне неба. Еще не совсем стемнело, но в тех местах, куда солнечный свет проникает с трудом, уже зажигаются окна, большие и яркие, словно желтоватые звезды. Слабый шум раздается в подсознании Беатриче: лязг, лязг. Он исходит откуда-то издалека и совершенно ее не касается, как она думает, даже не проговаривая этих слов про себя. Лязг, лязг. Шум все приближается, и она вдруг ясно ощущает деревянную поверхность под щекой и тяжелую тупую боль в челюсти. Она никогда уже не сможет вспомнить свой ускользающий сон: измерение тьмы и одиночества, которое оставляет позади век, открывая глаза. Тусклый вечер почти ослепляет ее на минуту или две. Снова лает соседская собака, так же, как и этим утром после завтрака, разве что сейчас звук менее глух: кто-то, должно быть, открыл дверь. Кто-то. Ее губы лениво шевелятся, образуя слоги, как если бы пытались вспомнить их значение. И уже секунду спустя глаза Беатриче расширяются, она вскакивает на ноги. — Баттлер! — она бежит, почти спотыкается по пути. — Баттлер! Он здесь, с пластиковым пакетом в руке. Позади него Беато видит блестящие, как брюхо рыбы, подошвы кроссовок: он снова скинул обувь как попало. Вот ребенок. Баттлер улыбается ей. — Я дома. Беато замирает на мгновение, прежде чем позволить себе обхватить его руками. Его спина и ее локти больно ударяются о дверь. — С возвращением, — приветствует она, не обращая внимания на боль, и смотрит на Баттлера так, как будто ждет чего-то. Он моргает. Она не отводит глаз. Тогда Баттлер усмехается и нагибается, чтобы поцеловать ее — кратко, но жадно. Ищут рты, руки цепляются за одежду, волосы, лицо. Соленый привкус пота на губах — доказательство, что время идет, жизнь не останавливается, даже если они не вместе. Кто ты, когда меня нет рядом? И этот жгучий аромат навсегда потерянных моментов. Сколько сторон «тебя» мне никогда не узнать? — У нас... — Баттлер тяжело дышит. Он наклоняется для еще одного поцелуя — в этот раз просто легко клюет ее в губы, прежде чем продолжить говорить. — У нас на ужин карри... — Му, только не снова! — Беато напоминает ребенка, которому только что отказали в его любимом лакомстве, но, тем не менее, возвращает ему поцелуй. — Я хочу мясо! Он гладит ее по голове. — Мясо стоит дорого, и мы ели его всего несколько дней назад. К тому же, я слишком устал, чтобы приготовить что-нибудь кроме карри. Извини. Наклонив голову и опустив взгляд, Беатриче пытается решить, прощать Баттлера или нет. «Милая», — думает Баттлер и чуть не целует ее снова. — Хорошо, — наконец уступает она. Их руки встречаются, непонятно, по чьей инициативе. Выражения лиц остаются прежними. Сейчас этот жест ничем не отличается от дыхания. Автоматический. Незаметный. Необходимый. По пути на кухню Баттлер скидывает сумку с плеч на пол. Он опять забыл застегнуть ее как следует, и книги рассыпаются по полу, с легкостью скатываются одна поверх другой, будто что-то мокрое и вязкое. Будто водоросли, волнами наброшенные на гладкие скалы. Ручка выкатывается в гэнкан*. Она останавливается напротив его кроссовок, по-прежнему разбросанных в беспорядке. — Хм, я думаю, мы могли бы добавить немного свинины... Если хоть сколько-нибудь осталось, — через какое-то время предлагает он. Баттлер наблюдает за реакцией Беато краем глаза, ожидает всплеск ее детского энтузиазма, который — он знает точно, — придет и согреет его сердце. В какой-то степени это секрет, но Баттлеру действительно нравится по возможности баловать ее. И когда на ее лице появляется обещанная улыбка, он тоже смеется. ---------------------------------------- В кухне раздаются все те же звуки, что и каждый день: посуда стучит о дерево, что-то шипит на плите. Голос Баттлера — он рассказывает о каком-то веселом случае, произошедшем во время занятий. Вопросы Беатриче. Ее плаксивое «Баааттлееер», когда, после ужина, она обнаруживает, что мороженое закончилось. — Получается, никакого десерта этим вечером. Вот черт, — он любит сладкое столь же сильно, сколько и она, поэтому разочарован ничуть не меньше. — Погоди, ну должно же быть хоть что-то... Словно какое-нибудь маленькое животное, Беатриче снова заинтересованно смотрит в открытый Баттлером холодильник. — Здесь только клубника! — возражает она. — Я думал, ты любишь клубнику. — Да, но фрукты не считаются за десерт. — А как насчет песочного печенья с клубникой и твоим любимым вишневым джемом? — спрашивает он, посмеиваясь, и насыпает сахар на только что порезанную ягоду. — Гм. Баттлер уверен, что победил. — Тебе понравится. Летом моя мама постоянно делала такое, потому что это был единственный способ заставить меня есть фрукты вместо конфет. Беато все еще сверлит его взглядом, пусть и немного иначе, чем прежде. Сейчас она на удивление тиха. Он понимает это и продолжает рассказывать о той части себя, о которой она никак иначе не смогла бы узнать. Голос Баттлера согревает ее. Беато кажется, что она могла бы заснуть вот так и увидеть самые приятные сны. ---------------------------------------- — Ну? Вкусно, о эгоистичная королева? Беато хмурится, проглатывает последний кусочек фруктов и смотрит в сторону. — Неплохо. Ее щеки немного румянее обычного: она ненавидит проигрывать. — Ихихи. Тебе следует хотя бы раз побыть честной. Сахар растворился в клубничном соке, освежающем, с приятным горьким привкусом. А также липком, как замечает Беато, когда сок проливается ей на руку. Бумажные салфетки, кажется, только ухудшают положение. Баттлер наблюдает эту сцену со странным, пустым выражением на лице. — Смотри, — он надувает губы. — У тебя ничего не получится. Баттлер берет ее за руку. Клубничный сок выглядит еще краснее на ее белой коже. Как свежая, слегка разбавленная кровь. Кончики ее пальцев прилипают к его щеке. — Баттлер?.. На вкус они сладкие и соленые одновременно. Беатриче скулит, чувствуя, как зубы задевают ее кожу. Нежно и вместе с тем так жадно. Как будто ищут что-то скрытое и красивое. Она чувствует себя слишком потерянно. — Я... ах, я думала... ты сказал... разве ты не слишком устал... — Не для этого. «Не для тебя, — не стал произносить он вслух, — никогда для тебя». На полу жестко лежать, но Беато приветствует его прохладное прикосновение в этот застойный летний вечер. — Ах, — вздыхает она; ее голос начинает ломаться. — Извращенец. — Я не хочу слышать это от тебя, — ворчит он. Их движения продиктованы упадническим видом лени: вязким, как сладкий сок и горячим, как лето. Будто они опускаются на дно океана. Руки Баттлера пробираются ей под платье, она задыхается. Конечно, конечно, понемногу этот человек дойдет до того, что однажды просто убьет ее. Но это нормально. В конце концов, он всегда пожирает ее с такой любовью. Баттлер называет ее имя, и Беато кажется, что это, должно быть, счастье. ______________________________ *Гэнкан (яп.) — традиционная японская прихожая. В тексте также встречаются еще несколько японских терминов, но они были убраны переводчиком для удобства чтения.