Волчий след. Затянувшаяся зима

      За окном было слишком ясно для раннего утра. Всему виной был свежевыпавший снежный покров, характерный для местности на границе Истмарка и Рифта: тонкий, тающий на тёплом солнце. Такой снег был лишь призраком, тенью настоящего зимнего следа, но был не менее любим нордами, скучающими без холодов. Даже ребёнок северного народа, рождённый где-то на юге, обязательно знал истории о снежных метелях, пурге и ясном солнце, бьющем в глаза отражением в снежном одеяле.       Но слушать и ощущать на себе — две разные вещи.       Это понимал и норд, чья лачуга для того и была построена в осеннем лесу близ границы и почти у подножия гор. Он был рождён в зиме Истмарка и влюбился в осень Рифта, а потому осел именно на границе именно со стороны своего второго дома. Этого весёлого крепкого мужчину знал всякий охотник, пилигрим и простой торговец, заплутавший со своей лошадью из-за проблем с картой. Жители ближнего Камня Шора любили его краткие визиты, потому что его медовуха была на слуху у всякого местного и проходившие кутилы нахваливали её не меньше, чем более известные (кроме нелюбимого ими Черноверескового мёда) марки.       Как свойственно норду-отшельнику, этот с утра пораньше уже был на ногах и колол дрова для очага, стоя на утреннем морозце в тонкой рубахе скверного кроя и таких же штанах, босой, не причесаный, но с неизменно шикарной бородой, в которой спрятались две густые косички.       А пока он, насвистывая какой-то задорный бардовский мотив, занимался своим каждодневным делом, в доме царила упоительная тишина.       Солнце своими лучами уже давно отыскало в открытом окне спальни подвешенные к небольшой люстре янтарного цвета стёклышки, пуская солнечных зайчиков по всей комнате. Стеклянные побрякушки походили на привычку матерей подвешивать над колыбелью всякую приятную мелочь — перья, игрушки, веточки и цветочки, — ради детской забавы. По полу тут и там были расставлены бутыли из того же янтарного стекла с витиеватыми этикетками и остатками такого эля, от которого не каждому под силу твёрдо стоять на ногах. От вазы у изголовья большой кровати исходил тонкий запах лаванды, так любимой хозяином дома не только из сентиментальной любви к цветам, но и с практической стороны: цветы перебивали запах эля и мёда. Дверь в коридор и, одновременно, в кухню тихо поскрипывала от сквозняка открытых в лачуге окон, пропуская едва уловимые за лавандовым ароматом запахи жареного мяса. Весь дом был будто бы пуст, что очень подходило образу лесника-отшельника, утопающего в выпивке и мыслях о былой молодости.       Но в большой кровати под тонким одеялом с неосторожным криком вороны за окном закопошился небольшой комочек. Из-под куска материи показалась розовая пяточка с такими же розовыми пальчиками, а за ней последовал и сам «комочек», который при ближайшем рассмотрении становится похож если не на человека, то на эльфёныша точно. Всему виной кудрявое золото, переливающееся за солнце и скрывающее маленькое существо — а именно так можно было сейчас описать растрепанное нечто — с головы до поясницы.       На звуки пробуждения отозвался норд, отложив своё занятие и медленно подойдя к окну, заслонив собой солнце.       — Моя принцесса уже проснулась? Ведь ещё даже полудня нет, — засмеялся великан.       Существо, названное «принцессой», но совсем на принцессу не похожее, обернулось на смех крупного мужчины и между спутанных кудрявых волос показалась широкая улыбка.       — Просыпайся, просыпайся. Сегодня особенный день.       Существо подняло пухленькую ручку к тому месту, где под копной волос затерялись губы, и издало протяжное «ммм», пытаясь понять, о каком дне говорит великан в окне. Но долго думать существо не стало. Оно подскочило и захихикало, выдав свою догадку бойким детским голосом:       — Научишь меня слажаться своим молотком?       Мужчина в окне покачал головой.       — Не молотком, а молотом, принцесса. Но ты всё равно не угадала. Я же говорил, ты ещё слишком мала, да и не дело это — принцессе молотом размахивать!       Существо насупилось и снова издало протяжное «ммм», после чего попыталось снова:       — Мы едем в голод?       — В город, принцесса, в город, — снова засмеялся великан. — Сначала заедем к тёте Кларе в деревню, а потом поедем в город.       — Тёте Клале? Я хочу к тёте Клале! — взвизгнуло существо, от счастья запрыгнув на кровать и высунувшись в окно навстречу великану. — Папа, поехали, поехали!       Маленькое существо так увлеклось, что соскользнуло из окна и полетело прямо в крепкие объятия норда. В руках папы оно замерло, а потом детское пухлощекое личико сморщилось от яркого солнечного света, когда норд убрал с него спутанные кукольные кудри.       Лицом девочка не была похожа на отца: прямой, слегка вздёрнутый носик, большие глаза, пухленькие розовые губки. Ребёнок был похож на куклу, особенно в окружении ореола из золотых кудряшек, но всё-таки это были всего лишь необычные черты матери. А вот светлые глазки и сам золотой цвет волос уже был полностью заслугой черт отца.       — Не Клале, а Кларе. Кларе, Дерри, — усмехнулся мужчина, запуская пятерню в волосы дочери и пытаясь их расчесать. — Ладно, пошли в дом, тебя надо приготовить к поездке в город.       — Только не платье! — взвизгнула девочка, вцепившись в светлую папину бороду. — Только не платье!       В Камне Шора норду и его дочери очень нравилось. Нравились ночные посиделки жителей у огня, весёлые группы проходящих через деревню кутил и бесконечно ворчливый кузнец Филньяр, с которым отец девочки любил посидеть за кружкой медовухи. Для ребёнка каждый выезд за пределы их лачуги был настоящим праздником, омрачённым только требованием папы нарядиться в ненавистное платье. Она любила дорогу в седле перед отцом. Любила то, как папа заплетал некоторые её локоны в косички и собирал всё в хвостики. Любила видеть новые и старые лица, слушать папин весёлый голос, когда он был немного навеселе и принимался напевать, при этом дико фальшивя, про какого-то Рагнара Рыжего.       — О, Ульвар! Давно ж тебя не было!       Со своего крыльца, улыбаясь, показался крепкий норд с проседью в чёрных густых волосах. Вслед за ним из дома вышла угрюмая пожилая женщина, опираясь на деревянную тросточку. Прищурившись, старуха неожиданно всплеснула руками, выронив трость и упершись на перила, всё её лицо сразу помолодело от засиявших глаз и широкой улыбки.       — Ох, кто ж это?! Ты посмотри, как девка выросла! Ах, сразу видно — красавица будет, женихи отцу покоя не дадут! — она издала какой-то квакающий звук, который должен был быть смехом.       — Баба Нанна! — взвизгнула девочка, энергично замахав ручонками старой повитухе. — Баба Нанна, а где тётя Клала?       Старая нордка огляделась с крыльца и указала в сторону небольшого дома. Из него как раз выходила рослая зрелых лет женщина с цветастым платком на голове.       — Да вон же она! Клара! Клара! — женщина заспешила и с помощью перил неожиданно быстро спустилась с крыльца. — А ну, поди сюда! Тут к тебе гости приехали… Ульвар, пусти ты дочь побегать, а то пока эта прибежит, уже и ночь наступит!       Ульвар, видя нетерпение дочери, её широкую улыбку и подрагивающее от восторга тельце, быстро соскользнул с коня и опустил на землю ребёнка. Девочке дважды повторять не было нужды, она почти мгновенно оказалась в других объятиях — в надёжных руках, знакомых почти с рождения.       — Адериен! Какая ты уже большая, озорница! — расхохоталась Клара, поднимая ребёнка над землёй и прижимая к объёмной груди. — Как у тебя дела? Папа приручил для тебя волчонка?       Светловолосая девочка нахмурила бровки и отрицательно покачала головой.       — Нет, волчата боятся папу… — протянула со вздохом она, но потом улыбнулась и обняла женщину за шею со всей своей детской силой. — Тётя Клала, а мы едем в голод, не хочешь с нами?       Ульвар и Клара переглянулись и последняя с улыбкой ткнула пальцем по маленькому носику.       — Я бы очень хотела, но кто же будет следить за домом? Я же тут одна, в конце концов, со всем справляюсь. На мужчин надежды никакой нет!       — Никакой нет! — повторила Адериен, заливисто засмеявшись, а потом вдруг обернулась к отцу и указала на него пальцем. — Папа, на тебя никакой надежды нет!       Женщина засмеялась вместе с девочкой, слегка смутившись и поспешно опустив её на землю. Взгляды двух взрослых вновь пересеклись и они понимающе друг другу кивнули. Нордка бросила взгляд на трёх ребятишек постарше маленькой Адериен и подтолкнула её в их сторону.       — Адериен, сходи поиграй с ребятами. Не волнуйся, они не кусаются! А мы, — она опустилась на корточки и шепнула малышке на ушко, — мы с твоим папой немного поболтаем.       Адериен понимающе кивнула. Несмотря на свой юный возраст — четыре года, как-никак, — она была довольно прозорлива и всегда знала, когда взрослые хотят поговорить «о своём». Какое-то время назад папе стало хватать простого взгляда и она тотчас скрывалась в доме, когда к ним захаживали охотники.       И, следуя просьбе Клары, девочка неожиданно медленно и будто с неохотой пошла к игравшим с щенком детям. Внутренне она понимала, что должна бы радоваться, но тело почему-то дрожало и каждый шаг давался невероятно тяжело, пока мозг отчаянно пытался выдать более-менее сносную фразу.       Всё дело было в привычной для Адериен среде. Она жила с папой в отдалении от поселений, а когда находилась под присмотром Клары и вовсе была слишком мала для общения не то, что с детьми Камня Шора, а вообще хоть с кем-то. Папа не научил её, как надо общаться с другими детьми: с чего начать, о чём разговаривать и как унять предательскую стесняющую движения дрожь. Поэтому в этот первый для неё опыт девочка очень хотела покачать головой, топнуть ножкой и спрятаться за папиными ногами или юбкой Клары.       Но Адериен была дочерью своего отца, значит поступить так трусливо она не могла. Расправив плечи и приподняв подбородок, она с титаническим усилием подошла к двум мальчикам и девочке, которые не обратили на неё ровным счётом никакого внимания. Но обратил маленький лохматый щенок, что с пронзительным тявканьем рванулся на незнакомку и, повалив её на траву, принялся обнюхивать и облизывать пухлые щёчки.       — Хьялти, фу!       — Хьялти, ну хватит, слезь! Фу, кому говорят!       Несмотря на визги детей, щенок и не думал прекращать свою забаву и Адериен даже услышала чей-то заливистый смех, который, как оказалось, принадлежал ей самой. А потом щенок куда-то делся и она, приоткрыв глаза, увидела стоящих над ней мальчишек, один из которых держал в руках вырывающегося щенка, а другой протягивал руку.       Поднявшись, Адериен поняла, что её платье безнадёжно испорчено, чему она была очень рада. Теперь она не походила на папину принцессу, а скорее на ту девочку, которая стояла недалеко от них и утирала грязным рукавом и без того чумазое лицо.       — Прости за Хьялти, он слегка туповат. Как тебя звать? — заговорил мальчик с широким, похожим на картошку, носом.       — Я-я… я Аделиен, — пробормотала она несмело и мысленно отчитала себя за дрожь в голосе.       — Аделия? Значит по-простому будешь Лией, — усмехнулся мальчик с щенком. — Меня Дагом звать, его — Кьёллом, а ту бестию можешь называть Бэт, её имя всё равно не выговорить.       Больше всего Адериен не любила, когда её неправильно понимали или коверкали её имя.       — Меня зовут Аделиен, а не Аделия! — повысила она голос, но потом поняла свою ошибку и покачала головой. — Н-неважно, я хотела сказать… Может мы будем…       — Дерри! Адериен, прощайся с новыми друзьями, нам пора в город!       Возблагодарив каких-то Восьмерых, которых папа упоминал при любом удобном и неудобном случае, Адериен быстро простилась с мальчишками и побежала к отцу и стоявшей рядом с ним Кларе.       — Значит, ты уезжаешь в Сиродил? — вернулся мужчина к недавнему разговору, бросив взгляд на бегующую к нему дочь. Сердце его на мгновение ёкнуло при взгляде на порванную сбоку юбку.       — Ульвар, — осторожно начала женщина, комкая в руках юбку платья, — я люблю Адериен и я бы хотела остаться, правда. Но в Сиродиле у меня сестра, причём далеко не молодая. Она потеряла на этой треклятой войне всех, как потеряла я Ленне. Да и скоро Дерри вырастет и поймёт, что кормилица — это не мать, а так, тётка какая-то.       — Ты же знаешь, что Адериен бесконечно любит тебя. Она никогда не подумает о тебе, как о простой тётке. А твоя сиродильская сестра может пожить ещё пару лет одна. Не лишай мою дочь второй матери.       — Ульвар, я…       — Когда? Когда ты собираешься… к сестре?       — Если бы вы приехали завтра, уже не застали бы меня. Сегодня вечером здесь будет караван, с ним и…       — Папа! Папа! Я снова испачкала платье! — прервала девочка диалог двух взрослых, остановившись около их ног и покрутившись, с достоинством показывая одежду.       Мужчина вздохнул и покачал головой: с работой родителя он не справлялся, раз не мог воспитать из дочери милую девочку. Глянув ещё раз на женщину рядом с собой, он поднял дочь на руки и, щёлкнув её по носу, усадил в седло своего коня.       — Ох уж эти женщины, — вздохнул Ульвар. — Одни проблемы с вами ходят.       — А тебе только дай случай испортить хорошую вещь, да, озорница? — заулыбалась Клара, подойдя к коню и протянув девочке пёстрый платок, который сняла с головы. — Его-то ты сбережёшь?       Адериен быстро взяла платок и уткнулась в него носом, вдыхая приятный запах яблок, знакомый с младенчества. Отец сел в седло, поставив широкую спину как опору, конь зафырчал и в предвкушении забил копытом о землю. Девочка бросила взгляд на кормилицу, которая была ей названной матерью, и заметила покрасневшую кожу вокруг глаз и замыленный влагой взгляд. Такое она видела только когда Клара плакала по мужу, погибшему на войне, и по сыну, которого задушила собой во сне; всё это ей, конечно же, рассказала бабка-повитуха Нанна, но никак не папа и не сама Клара.       Но прежде, чем девочка смогла спросить причину её необычного состояния в такой прекрасный день, отец направил коня рысью по дороге к Рифтену.       А вслед им смотрела одиноко замеревшая на дороге женщина, беззвучно шептавшая слова прощания.       Ульвар бывал в Рифтене чаще, чем рассказывал об этом дочери. Он знал его улицы, дома и лавки, любил пропахший рыбой и илом порт и кривился всякий раз, как оказывался около медоварни или сталкивался с семейством Чёрный Вереск.       Адериен не знала о Рифтене ничего, бывая в городе с высокими стенами только раз в год. Она не знала, чем папа занят в храме, но из-за того, что он ходит туда каждый год, предпочитала считать его очень набожным. Иначе зачем ещё ходить в это не примечательное здание и возвращаться оттуда бесконечно задумчивым?       Девочка вдохнула здешний воздух и вспомнила, что в городе всегда пахло рыбой и затхлой сыростью стен, которые крепко-накрепко впитали в себя последствия постройки у воды. Запах рыбы ей не понравился и она чихнула, а потом испуганно нырнула за спину папы, когда рядом громко звякнула сталь. Но боялась она недолго, выглянув из-за папиных ног и признав мужчину с молотком, рядом с которым стоял молодой парнишка старше Адериен лет на десять.       Мужчина с бородой меньше, чем у отца, отвлёкся от своего дела и, нахмурив брови, оглядел гостей. Адериен поначалу испугалась, что спутала и это вовсе не папин друг, но мужчина внезапно разразился таким громовым смехом и, бросив молоток парнишке, схватил родителя девочки в медвежьи объятия.       — Ульвар! Сколько лет, сколько зим, брат! — воскликнул мужчина, отстраняясь и хлопая парнишку по плечу. — Смотри, Асбьорн, вот что с мужиками делает оружие! А ты ещё удивляешься, почему я люблю свою кузню больше, чем баб! Она ж людям навыки и мускулы дарит, скажи, Ульвар!       Ульвар бросил взгляд на вышедшую из-за его тени дочь, у которой при упоминании оружия тут же засияли глаза, и откашлялся. Кузнец бросил взгляд туда же, куда и старый друг, и снова хлопнул бедного парнишку по плечу.       — Ты смотри-ка! Неужели это та самая мелюзга, которая разбила из корзины мою бутылку эля пару лет назад? Скажи мне кто, что ты станешь такой красивой, ни за что бы не поверил! И ведь вся в мамку, как не глянь! Асбьорн, гляди, не проворонь её, когда вырастет. Другой такой вовек не сыщешь, точно говорю.       — Балимунд, скажешь ещё глупость такую, — усмехнулся Ульвар, покачав головой. — Когда она вырастет, сама себе мужика искать пойдёт, уж можешь мне поверить. С её характером достанет ей самой мечом махать, как бы я не старался убедить её в обратном.       Балимунд снова расхохотался, положив руки на бедра и запрокинув голову.       — А всё почему? — не переставая хохотать, заговорил он. — Я ж говорил, что бабу искать надо, пока девка не привыкла к жизни с отцом. А ты что? Даже с этой, кормилицей её не сошёлся…, а ведь там такая баба, Асбьорн, ты б её видел! Эх, кабы не кузня, я б за ней поволочился… О… кхм… простите, тут же дамы… Асбьорн, постыдился бы!       До сих пор не проронивший и слова парнишка закатил глаза и посмотрел на малышку. Адериен, в свою очередь скосила на него взгляд и приподняла в улыбке уголки губ, как бы стараясь поддержать его.       — Ну что, волчонок, — улыбнулся Ульвар, присев перед дочерью на корточки и убрав непослушную прядку светлых волос ей за ухо, — я пойду загляну в храм, а ты пока побудь с Балимундом, хорошо?       Девочка кивнула, а кузнец неожиданно вздохнул и махнул рукой.       — На что мне девка около кузни? Пусть вон сынок мой ею займётся. Асбьорн, покажи ей приют, своди в таверну… Может она своими красивыми глазками выманит вам по сладкому рулету, что ли. А ты, Ульвар, как закончишь дела — заходи, мы выпьем по одной, как в старые добрые, да покажу тебе свою новую работу…       Отец девочки кивнул и, поднявшись, что-то ещё сказал своему другу и его сынку, но Адериен пропустила всё это мимо ушей, привлечённая переполохом на торговой площади. Глянув на отвлечённых разговором взрослых, она отступила к шуму и, пробравшись сквозь бранящуюся толпу, успела заметить только перемахнувшего вниз через перила площадки не то человека, не то эльфа с чьим-то мешочком денег и в необычной одежде с капюшоном, под которым не было возможности разглядеть его лица.       — Ох уж эти воровские крысы!..       — Пусть их Гильдию смоет в их Норе уже…       — Да, не те они уже — трусливо прячутся и воровать разучились. Проклял что ли кто-то?       Девочка медленно подошла к перилам и с удивлением обнаружила вора внизу около стены, на которую падала тень. Он отдавал по монетке двум сидевшим на ступеньках лестницы беднякам. Когда их взгляды встретились, кто-то положил ей руку на плечо и Адериен вздрогнула, обернувшись. Перед ней стоял сынок кузнеца. Снова глянув вниз через перила, девочка увидела лишь стену и довольно улыбающихся нищих, которым теперь было на что прожить ещё пару дней.       Нахмурив светлые бровки, девочка издала протяжное «ммм», а потом задумчиво заговорила, позабыв о стоявшем рядом с ней Асбьорне.       — Неужели волы такие плохие?       Молчаливый от природы парень почесал подбородок и сплюнул в щель между досками.       — Когда у тебя украдут что-то ценное, ты тоже будешь от них не в восторге. Ладно уж, пошли в таверну, а то не хочется мне тебя приютом пугать, особенно его хозяйкой.       — Я тебя раньше тут не видел…       Адериен откровенно говоря скучала. Как только они вошли в таверну, она уже подумала, что попала в настоящий разношёрстный муравейник с громкими криками за столами, плясками и ритмичной музыкой барда с лютней. Поначалу неизвестное место заинтриговало её и девочка преисполнилась энтузиазма… Но потом Асбьорн посадил её за стол в углу помещения и приказал посидеть, пока он не вернётся. Она лениво болтала ногами, перебирала пальцами по столу, изображая ими танец, который сама была бы не прочь станцевать под прекрасную музыку, и без интереса поглядывала на стоявшую рядом с ней кружку с водой, которую ей принесла официантка.       Но голос рядом со столом заставил Адериен отвлечься от скучного ожидания.       — Нет, я точно тебя раньше не видел, — повторил мальчишка, положив руки на стол и наклонившись через стол к ней.       Девочка уставилась во все глаза на чумазого мальчишку перед собой, не привыкшая видеть иной цвет кожи, кроме зелёной у орка-шахтёра из деревни и светлой, как у остальных знакомых ей людей, включая отца.       — Откуда будешь? — спросил мальчик, пожёвывая колосок в зубах; Адериен даже могла поспорить, что увидела меж желтоватых зубов щель.       Удивлённо захлопав глазами, девочка огляделась и неуверенно указала на себя.       — Т-ты это мне?       Мальчик издал звук, напоминающий чих, но это скорее должен был быть смешок.       — А ты видишь тут других нездешних? Я тут каждого знаю, а тебя в первый раз вижу. Откуда будешь?       — Я с папой живу… это далеко отсюда…       — А, значит не рифтовские? Ну, не с Рифта, что ли?       Девочка нахмурилась, раздумывая, а потом с самым серьёзным видом выдала:       — Не знаю.       Мальчишка почесал затылок, а потом уселся на место рядом с ней, закинув ноги в ботинках прямо на стол. Адериен промолчала, опустив голову и прислушиваясь к собственному сердцу. Ей очень хотелось поговорить с мальчиком, но она просто не знала, с чего начать и стоит ли вообще это делать.       Собеседник оживился, видно выйдя из раздумий, и посмотрел на девочку перед собой. Он вытянул свою загорелую руку, посмотрел на неё, а потом бросил взгляд на бледные руки незнакомки.       — Как звать-то тебя?       — Аделиен, но папа зовёт меня Делли, — быстро выпалила она, подняв засиявшие глаза на него, словно ожидавшая этого вопроса.       Она действительно ожидала этого вопроса или хоть какого-нибудь вопроса, чтобы только иметь возможность без страха поднять на нового знакомого глаза и осмотреть его. Он был явно младше сынка кузнеца, но старше ребят из деревни. Одежда у него была не такого скверного кроя, как папина домашняя рубаха, но и добротной бы её никто не назвал. Весь чумазый, с коротко стриженными тёмно-русыми волосами. Возможно, Адериен и не обратила бы на него внимания, если бы он сам не подошёл к её столу.       Мальчик смутился от такой неожиданной реакции и на мгновение замер, уставившись своими карими глазами в её серо-голубые, а не просто голубые, как ему показалось при первом взгляде.       — Аделиен, значит. Больно не нордское оно какое-то, но даэдра вас, не местных, знает. Будешь Деллой.       Адериен была так увлечена рассматриванием нового знакомого, но даже не заметила, что он, как многие, искорверкал её имя.       — А меня Тринн зовут. Ты не смотри, что я молод. Я, между прочим, уже на конюшне помогаю, — с гордостью произнёс мальчик.       — Тлинн, — повторила девочка, пробуя новое имя на язык. — Тлиииинн… А где твоя семья?       — Не Тлинн, а Тринн, Делла.       Адериен нахмурилась.       — Я так и сказала — Тлинн. И не Делла я, а Аделиен, Делли.       Новый знакомый неожиданно опустил ноги и хлопнул себя по коленке, усмехнувшись чему-то своему.       — Так ты ещё буквы выговаривать не научилась, что ли? А я уж было решил, что тебя часто роняли, а тут всё проще оказалось. Ну, научишься ещё… Адериен, верно?       И он снова смутился от взгляда на широкую улыбку и сверкающие счастьем глаза, понимая, что угадал.       — Адериен… всё равно довольно необычное для нордки имя, — задумчиво протянул он, когда девочка отвлеклась на шум в дальнем углу таверны.       — Да? — Адериен посмотрела на него немного удивлённо и повела плечами. — Мне оно не кажется стланным. Ведь его плидумал папа. Сказал, что это был плостой набол букв, он даже не думал его пледлагать, но когда мама ушла, длугого не оставалось. Слушай, а тебя искать не будут? Волноваться за тебя, наплимер, не станут?       Мальчик усмехнулся.       — С чего бы? Мои родители живут здесь, в любой момент могут найти. Я решил отдохнуть от работы с лошадьми, пришёл в таверну горло промочить, а тут ты. Может, совпадение, а может…       — А может плотивный сын папиного длуга блосил меня здесь и пошёл заниматься своими делами, — пробурчала девочка неожиданно грубо и устало опустила голову на стол. — Что вообще можно делать в таком весёлом месте, если веселиться не лазлешают?       После этого странного монолога за столом повисла тишина, в которой каждый из детей думал о чём-то своём. К ним пару раз подходили официантки и спрашивали, чего бы хотела «маленькая куколка», но Адериен не отвечала, не поднимая головы, отвернувшись от шумной таверны и вперив взгляд в тёмный угол. Тринну оставалось только вздыхать и разглядывать разношёрстных гостей таверны в поисках какого-нибудь развлечения. Он мог бы бросить девочку в полном одиночестве, но почему-то это казалось неправильным.       — Пошёл прочь!       — Чего ты там пропищал, щенок?! Да у тебя ещё молоко на губах не обсохло и щетины никакой нет, чтобы мне указывать!       — А у тебя, видно, бакенбарды из ушей растут, раз не слышишь ничего!       Мальчик, наблюдая за разворачивающейся дракой, неожиданно соскочил со стула и толкнул девочку в плечо, кивая в сторону двух пьяных нордов и мельтешащей около них официантки. Адериен отвлеклась от созерцания деревянной стены только когда музыка стихла и атмосферу стали задавать только пьяные окрики мужчин.       — Почему они кличат? — приподнявшись на стуле спросила она, стараясь услышать всё, хотя и без этого слышимость была прекрасная. — Тлинн, почему они кличат?       — Не так важно, Дер. Важно, — тут он покосился на неё и глаза их встретились, — что мы можем на этом повеселиться.       Не успела девочка сообразить, как Тринн схватил со стола кружку и бросил в мужчину с бакенбардами с победным криком. А потом он схватил её за руку и выскочил из таверны под крики разъярённых пьянчуг.       Опомнилась Адериен только около ступенек к храму, в который каждый их приезд входил отец. Храм походил на большой дом, но рядом с ним у девочки всегда возникало странное ощущение. Она не знала, кому именно был посвящён храм и почему в него ходят люди, но очень хотела узнать. Узнать значение выражения на лице отца, когда он выходит оттуда и невидящим взглядом окидывает её маленькую фигуру, прежде чем прийти в себя. Понять значение его слов, когда он обнимает её, свою дочь, и произносит «всё в порядке», хотя вовсе ничего не в порядке.       Отдышавшись, Адериен подняла взгляд на храмовые двери, но взгляд её зацепился за проход справа от лестницы. Забыв о Тринне, об Асбьорне и об обещании папе, она пошла последовала зову своего любопытства.       — Эй, ты куда без меня? — возмутился Тринн, обогнав её. — Решила в одиночку на кладбище погулять?       Девочка остановилась и в удивлении приподняла брови; второй раз за их знакомство лицо её приняло это выражение искреннего детского удивления.       — А что такое кладбище? Это место, где сплятан клад?       — Нет же, глупая ты девчонка. Там мёртвые спят, а живые приходят их навестить. Хоть и говорят, что ходить туда детям не стоит, но иногда там бывает забавно погулять, почитать надписи на могильных плитах. Ну что, если ты не хотела меня бросать, пошли погуляем там?       Адериен согласно кивнула и Тринн сказал ей прижаться к стенке около прохода, пока он высматривает нет ли людей. Под ногами была сухая трава и сиреневые цветки, которые привлекли особое её внимание. Ветра здесь не было, но цветы покачивались и тянулись в сторону кладбища. Храм, где люди проводят иногда и целый день, и кладбище, куда люди приходят с той же целью, были непонятны своей важностью такой крохе, привыкшей к простым радостям меж деревьев в окружении лесных обитателей.       Девочке надоело рассуждать о вещах, непонятных ей, а мальчик рядом с ней подозрительно подёргивался. Она уже хотела спросить, не тронулся ли он умом, но тут заметила, что её знакомый смеётся. Даже не смеётся, а безмолвно хохочет над чем-то на кладбище, не показывая ей это самое что-то. Надув щёки, Адериен растолкала Тринна и поискала глазами причину его безудержного смеха. Но наткнулась на большую фигуру, сидевшую на коленях около одной плиты без всяких надписей.       В ужасе девочка отступила на шаг назад, признав в понурой фигуре своего отца. Человека, который никогда не позволял себе грустить, а уж тем более плакать: сейчас в этом его выдавали подрагивающие плечи и тяжёлые судорожные вздохи. Он сидел на коленях и прикрывал одной рукой дрожащие губы, сжимая в другой букет красных горноцветов, которые он любил даже больше, чем лаванду. Адериен они никогда не нравились своим слишком сладким запахом, своим красным цветом. Она даже один раз выбросила вазу с ними, за что потом из угла просила прощение. Она и не подозревала, как много эти цветки значили для папы. Для папы, который держал их в руках сейчас, в момент слабости.       А потом он заговорил и голос этот был тихим, хриплым и печальным, несмотря на деланную весёлость, от душивших его слёз.       — У нас всё хорошо, Эс. Адериен ещё плохо выговаривает букву «р», но мы с этим боремся. И она до сих пор тянется к моему молоту, пока я не вижу. Эстер… Я скучаю, ты знаешь? Почему ты ушла так рано? Почему оставила меня, самого негодного родителя, одного с маленькой дочерью? Будь это сын, я бы ещё понял, но… ты родила мне дочь. Дочь с твоим лицом. Я люблю её, но… у неё… даэдра… у неё твоё лицо.       Адериен испугалась, что папа услышит её первый вдох после неожиданного открытия, и быстро вытолкнула возмущавшегося Тринна в сторону храма, рухнув на холодные ступеньки.       — Да чего ты? Ты вообще видела, как этот великан плачет? То-то зрелище было, я тебе скажу. Небось напился и присел перед первой же увиденной могилой!       — Замолчи.       — Прости, что? — оторопел мальчик от ледяного надломленного голоса.       — Замолчи. Он не напился, он не способен плакать, когда выпьет. Это… это самый сильный человек, котолого я знаю. Это мой папа. Папа, котолый… котолый не плачет без пличины… не плачет. Лучше я… — она подняла широко открытые в ужасе и непонимании происходящего глаза и вскочила со ступеней. — Я должна пойти к Балимунду и ждать. Папа плидёт и всё снова будет холошо. Я… я больше не буду его ласстлаивать. Не буду лвать платья, кличать, плосить волчонка. Не буду!       И Адериен побежала в сторону кузни. Она слышала окрики Тринна, слышала, что он хотел побежать за ней, но не могла заставить себя остановиться. Слёзы, готовые политься с глаз, высохли. Она уже видела кузню и работающего за ней Балимунда, но тут столкнулась с кем-то и чуть было не рухнула. Её удержали чьи-то тонкие руки.       — Куда вы, дети, всё несётесь? — спросил мужчина, отпуская девочку и цокая языком.       Она подняла взгляд на незнакомца и услышала, как что-то внутри неё запищало. Тихо так, но настойчиво. Девочка пока не знала, что это был страх. Худой бледный норд смотрел на неё своими страшными жёлтыми глазами, хотя зла вовсе и не желал: об этом говорила печаль на дне этих необычных глаз. Шрам на его лице напугал её ещё сильнее, когда она смогла разглядеть черты впалых щёк и тёмных кругов под глазами мужчины за ярким солнечным светом, бьющим в глаза.       — А ты чья будешь, дитя? Может, я отведу тебя к твоим родителям?       Из-за спины незнакомца Адериен заметила машущего ей Балимунда, рядом с которым стоял пристыженный чем-то Асбьорн. Посмотрев на страшного человека, она покачала головой и побежала к кузнице, стараясь унять дрожь.