Куда уходит детство

Жанна помнила, как вышла из школы, перешла дорогу, добежала до своего подъезда и даже открыла дверь... Но дальше воспоминания обрывались сплошной чернотой. Как она ни старалась вспомнить, как ни морщила лобик и ни кусала пальцы, память упорно отказывалась ей объяснить, каким волшебным образом она оказалась в этом странном, если не сказать – страшном, – месте. Во-первых, и, наверное, к счастью, тут было темно. Вполне возможно, что те мерзости, на которые она натыкалась, исследуя обстановку, были лишь малой частью – и выяснять, как же выглядит помещение целиком, Жанна совершенно не хотела. Во-вторых, воняло просто отвратительно. Когда-то очень давно папа возил её и старшего братика к дедушке, и вот там они вдвоём с Вадимом нашли погреб. Ну, как нашли... Их отправили набрать картошки, дали фонарик и ведро. Когда Вадим открыл люк, на них дохнуло таким же смрадом. Жанна наотрез отказалась спускаться, а брат, обозвав её трусихой, всё-таки полез. Правда, вылетел он оттуда едва ли не быстрее, чем спустился. Потом пришли взрослые, понюхали, посмотрели и вынесли вердикт: просто часть картошки подгнила. И ещё там крыса сдохла, наевшись отравы. Всего-то делов, и чего орали мелкие... В-третьих, те самые мерзости. Проснувшись, Жанна обнаружила, что спит на грязном мешке, подложив под голову что-то вроде охапки соломы. И это было самым приятным из всех открытий... Когда она сползла со своего импровизированного лежака, её босые ноги коснулись каких-то тонких веточек, разбросанных по всему полу. Нагнувшись, девочка подобрала одну из них – и тут же выкинула с негромким вскриком. Веточки оказались тоненькими белыми косточками, и от мыслей о том, как они тут оказались, почему их так много и кому они принадлежали при жизни, Жанне ощутимо подурнело. Прежде, чем она снова рискнула куда-то двинуться со своего островка безопасности, прошло минимум полчаса. За эти полчаса она вдоволь наслушалась непонятных звуков из разных углов: то кто-то чавкал, то рычал, то хныкал противненько, то шуршал чем-то... Вполне возможно, что как раз косточками. Самый неприятный звук воспроизвел, как показалось Жанне, какой-то невидимый в темноте кот: он начал точить когти обо что-то деревянное, потом остановился, заурчал утробно и вдруг начал разрывать что-то, что жалобно пищало. Из-за того, что ничего не было видно, слух обострился, и Жанна отчётливо слышала, как именно рвётся шкурка несчастной кошачьей жертвы. Спустившись с лежака второй раз, девочка повела себя осторожнее. Она аккуратно отодвинула кончиками пальцев все веточки-косточки в сторону, чтобы ни на что не наступить. Ей пришла в голову мысль, что надо поискать свои туфельки – ведь она совершенно точно была в них, когда выходила из школы! Держась одной рукой за лежак, Жанна начала медленно двигаться влево, тщательно ощупывая место, куда собиралась поставить ногу. Когда на очередном шаге ладонь провалилась в пустоту, она не удержала равновесия и упала. Весь мусор, валявшийся на полу, больно впился в тело. Жанна едва слышно захныкала, но почти сразу себя оборвала: Вадька бы её за такое на смех поднял! Подумаешь, шлёпнулась. Не с крыши же свалилась! Зато будет, о чём ему рассказать. Наверняка ведь сделает вид, что не поверил, а сам обзавидуется и начнёт просить его сюда отвести... Жанна поднялась, снова нащупала край лежака, и теперь двинулась обходить его с другой стороны. Очень скоро она упёрлась в стену, а пальцами влезла во что-то противно-липкое. Одернув руку и отскочив на шаг назад, девочка поняла: паутина! Кошмарная, ужасная паутина, которую она так боялась, а никто не понимал: как можно совсем не пугаться пауков, а от малейшего прикосновения их тенёт едва ли не терять сознание от омерзения? В панике Жанна вскарабкалась на лежанку, чтобы снова с неё скатиться: под грозный мяв невидимого в темноте кота она поскользнулась на чём-то влажном, что, скорее всего, было кошачьим обедом. Свернувшись клубочком на полу, Жанна вытерла руки об платье, решив, что уж пусть лучше мама отругает её за грязь, чем она позволит всей мерзости ещё хоть секунду прикасаться к коже. Мама ведь такая добрая и понимающая, она всё равно никогда не злится дольше десяти минут. Даже когда Вадька разбил в школе стекло в шкафу, она его не наказала и вообще запретила папе доставать ремень. А ещё она так красиво разговаривает! Жанне так вовек не научиться, хотя все вокруг утверждали, что она в совершенстве владеет французским. Что значит эта фраза, девочка не очень знала, но подозревала, что что-то хорошее. Вдруг в темноте что-то громко зашипело. Жанна вскочила на ноги и поспешно закарабкалась на лежанку, спихнув кота со своего места. Кошки, в отличие от змей, не ядовитые – это она прекрасно знала, хотя училась только в третьем классе. Даже если это не змеи, то в любом случае будет лучше, если она заберётся повыше. Звук не стоял на месте, сначала он приблизился, словно изучая обстановку, потом отошёл по дуге и вновь обозначил себя в дальнем углу увеличением громкости. Снова резко метнулся к Жанне, лениво отполз. Девочка сжалась на лежанке, закрыла глаза, заткнула уши, но шипение всё равно слышалось всё так же чётко. Оно словно бы звучало внутри головы. И тут, когда Жанна уже готова была закричать от ужаса, в помещении стало тихо. Одна за другой начали вспыхивать свечи. Девочка, едва открывшая глаза, снова плотно смежила веки – пусть свет и не был ярким, но после полутора часов темноты резал так, что слезы наворачивались. Когда Жанна наконец смогла проморгаться, она с ужасом обнаружила, что сидит в клетке. С одной стороны её ограничивала стена; ещё с двух – какие-то высокие каменные сундуки; с последней же, четвёртой, была деревянная решётка с висячим замком с внешней стороны. Лежанка оказалась лежащим на двух досках и двух поленьях мешком с соломой, как девочка и подозревала. – Завтрак, зверятки! – раздался скрипучий голос. Жанна приникла к прутьям клетки, пытаясь высмотреть, кто же разговаривал. Сначала она заметила, что её клетка – не единственная в помещении, напротив помещались ещё шесть, в трёх из которых тоже сидели дети разных возрастов. А каменные ящики, стоявшие через равные промежутки, больше всего походили на... «Гробы!» – забилась в голове трусливая мысль. Начавшую подниматься панику отвлёк на себя кот, наконец появившийся в поле зрения. Вильнув довольно-таки облезлым хвостом, он кинулся на голос. – Ты себя сам корми, – последовал немедленный ответ. Высокая, прямая как жердь костлявая старуха пнула кота, и Жанна вдруг поняла, что кот этот – вовсе не кот. То есть, конечно, он мяукал и мурлыкал, у него были усы, четыре лапы и хвост, только... Только он гнил. Черная шерсть, которой оставалось и так немного, торчала клочками; кое-где сквозь сизую плоть просматривались белеющие кости; половина морды представляла собой ничем не прикрытый череп, отчего взгляд единственного красного глаза казался еще зловещей. Жанна всего однажды видела мёртвое животное – ту самую подпольную крысу, – но могла бы поклясться: кот умер уже давно. И что за неведомая злая сила заставляла его бегать между клетками и точить когти об решётки, девочка не очень хотела знать. Старуха по очереди подходила к клеткам и ставила на пол миски с какой-то серой массой, даже на невнимательный взгляд издалека совершенно не вкусной. Жанна насчитала шесть глухих «туков» железной миски об пол – значит, кроме неё, тут было ещё шестеро детей. – Не зевай, ешь, – старуха наклонилась перед клеткой Жанны, и девочка в ужасе отпрянула, случайно взглянув в её абсолютно чёрные, ни зрачка, ни радужки, глаза. – Тут тебе не пансион для благородных девиц, кормёжка раз в день. Жанна смотрела на неё, не отводя взгляда. В старухе словно собрали все самые отталкивающие черты. Тонкие бледные губы, потрескавшиеся и кое-где с запекшейся кровью; горбатый нос с хищными ноздрями, слишком великими для узкой переносицы; прямые брови, седые, но густые; наконец, те самые глаза-жуки в обрамлении реденьких ресниц. Белки же глаз старухи, когда она отворачивалась от центра помещения, словно бы светились. Образ завершали спутанные седые патлы до пояса, небрежно стянутые на затылке куском ткани. – Чего уставилась? – старуха засмеялась, словно ворона закаркала. – А ты неплохо держишься для первого дня. Даже мамку не зовёшь... Редкость в наше время. Глядишь, и не только на опыты сгодишься... Жанна молчала. Не то, чтобы она не хотела ответить, только вот ей давно, в пятилетнем возрасте, объяснили, что нельзя разговаривать с незнакомцами. – Нельзя разговаривать? – старуха прямо-таки зашлась в каркающем хохоте. – Да тебе даже первый урок не надо объяснять, умница-то какая! Уже усвоила! Наконец она отошла от клетки Жанны и пропала из поля зрения. Девочка с сомнением посмотрела на миску. Больше всего её содержимое напоминало кашу, но какую-то странную... Не такая однородная, как манка, но и не как рисовая с большими раздувшимися рисинками; неприятного серого цвета, с комками разной величины. И чем её надо было есть? Поискав вокруг, Жанна не нашла ничего, похожего на ложку. Получается, старуха думала, что есть её подношение будут руками, сквозь прутья клетки?! Звон миски из клетки напротив привлёк внимание девочки. Сидевший в клетке паренёк немногим младше Вадьки бодро придвинул к себе тарелку и, зачерпывая варево горстью, с жадностью ел. Удовольствия, правда, на его лице при этом не было; равно как и каких-либо других эмоций. Он просто ел, потому что иначе бы умер от голода. Жанна аккуратно макнула пальчик в содержимое своей миски, понюхала. Вопреки ожиданиям, каша совершенно не имела запаха. Лизнув палец, Жанна убедилась ещё и в том, что вкус тоже отсутствовал. Что ж, такое можно было и попробовать съесть, тем более что животик уже давно урчал и требовал пищи. Но в тот самый момент, когда девочка уже готова была зачерпнуть кашу, из её глубин на поверхность вдруг всплыл белый извивающийся червяк. Вскрикнув, Жанна оттолкнула миску от себя. Содержимое выплеснулось на пол, и мёртвый кот тут же примчался пожирать отвергнутую пищу. Он подцепил когтём гусеницу и с видом счастливого гурмана захрустел ей. Жанна почувствовала, что её сейчас стошнит. Она едва успела отскочить в угол за лежаком. К и без того мерзкой вони добавился ещё один неприятный запах. Когда она забралась на лежак и бессильно на нём вытянулась, мёртвый кот решил, что настало время поблагодарить её за щедрость. Запрыгнув на мешок, дохлый зверь начал тереться головой и шеей о руки девочки, громко заурчал. У Жанны не было даже сил, чтобы оттолкнуть его, к тому же он совсем не проявлял агрессии... Может, он и не был таким уж плохим?.. Она аккуратно погладила кота по носу – там, где до сих пор сохранялись остатки шерсти. Кот затарахтел ещё громче. Вдруг какое-то движение в клетке напротив привлекло внимание Жанны. Мальчик, съевший подчистую свою порцию помоев, показывал на неё пальцем и, разинув рот, содрогался всем телом. Как будто бы он смеялся, но почему-то совершенно беззвучно. – Что смешного?! – с вызовом крикнула Жанна. Ей, росшей со старшим братом, были нипочём все насмешки со стороны других детей. Темноволосая девочка с короткой стрижкой, сидевшая в клетке рядом с тем мальчиком, пододвинула к себе миску и стукнула ей несколько раз об пол. Потом изобразила, что увидела что-то страшное, и, закатив глаза, упала в притворный обморок. «Они смеются надо мной, потому что я не стала есть кашу, – поняла Жанна. – Небось червяки только мне достались, вот им и весело». – Егор, Кристюша, что за веселье? – вдруг раздался скрипучий голос старухи. Егор мигом захлопнул рот и выпрямился, словно его выключили. Кристюша торопливо вскочила, ударилась головой о стенку гроба и, как показалось Жанне, едва не разревелась. Старуха вышла на центр, небрежным движением пальцев подняла миски в воздух и отправила их куда-то себе за спину. – Вы двое, – старуха повернула голову к провинившимся, – остаётесь здесь. Глеб, Ася, возьмите новенькую, – взгляд чёрных глаз словно бы обжёг Жанну, – проверьте, как у неё с нервами. Юська, – тон старухи вдруг стал на десятую часть теплее, – и Паша, сегодня со мной. Раздав указания, она развернулась на пятках и куда-то вышла. Жанна озадачилась. Что могло значить «проверить, как у неё с нервами»? Её что, будут пугать? Или заставят есть что-то мерзкое? Она видела по телевизору передачу, где всякие глупые люди, как отзывался о них папа, ели то, что по определению не очень съедобно – червяков, гусениц, жуков, сырых змей и подобную гадость. Котик полностью съел содержимое её миски, но, может, старуха это заметила и теперь её неминуемо накормят той ужасной кашей? Или, может быть, её засунут в чулан, где полно паутины, и заставят там убраться, не используя ничего, кроме рук?! Размышления прервал громкий стук от пяти разом открывшихся дверей в клетках. Егор и Кристюша с завистью смотрели на других ребят, выходивших на свободу и разминавших ноги. Когда Жанна нерешительно шагнула из своей (котик зевнул ей вслед с противным скрипом), Кристюша, глядя на неё, провела пальцем по горлу. Но на Жанну это не произвело впечатления; она только фыркнула и отвернулась, куда больше заинтересованная теми, кого определили в её спутники. Но прежде, чем она познакомилась с Глебом и Асей, её поразило, насколько разные ребята собрались в этом странном месте. Юська оказалась белокурым ангелочком едва ли старше пяти лет от роду; она деловито прикрыла решётку своей клетки и, немного переваливаясь, поспешила туда, где виднелась дверь. Уже на пороге она обернулась, и Жанна увидела, что глаза малышки такие же черные, как у старухи. Рыжий веснушчатый мальчик, чуть-чуть помладше самой Жанны, шёл неохотно, нога за ногу. По нему было видно, что сегодняшнее задание его не обрадовало; да и вообще его вряд ли что-то обрадовало бы, кроме мягкой постели и вкусного обеда. Паша вообще, на вкус Жанны, выглядел капризным и слабовольным толстячком, какие потом вырастают во владельцев ларьков и таксопарков. Мама никогда ничего не покупала в палатках, потому что, по её мнению, так всякие бандиты наживались на честных людях. И Жанна, будучи хорошей дочерью, всегда поддерживала маму и соглашалась с её суждениями. Ася из всех была самой взрослой, у неё даже под грязной футболкой некогда ярко-жёлтого цвета проглядывали округлости. Она носила светлые соломенные волосы до плеч и немного хромала на левую ногу, что обнаружилось, когда она, поманив Жанну за собой, зашагала в том же направлении, что и предыдущая пара. Глеб тут же пристроился рядом с ней, стараясь сохранять независимый вид. Его волосы были почти такой же длины, как и у Аси, но гораздо темнее. «И чего он так ходит, его мама не стригла, что ли? – подумала Жанна. – Как у девчонки хвост!» – Эй, подождите! – крикнула она, осознав, что безнадежно отстает. Но её словно никто не услышал. Да и вообще, вдруг поняла Жанна, никто из детей не переговаривался! Неужели они все были глухими? Или немыми, ведь старуху они точно слышали... Прибавив скорости, девочка забежала следом за ребятами в дверь и чуть в очередной раз не упала, спотыкнувшись о ступеньку. Пытаясь удержать равновесие, она ухватилась за первое, что попалось под руку – и этим первым оказалась рубашка Глеба. Глеб неодобрительно поморщился, но помог ей встать, после чего пропустил перед собой. В следующий миг и без того неверный свет погас: мальчик закрыл за собой дверь. Жанне снова стало страшно. Она не успела рассмотреть, как далеко ведут ступеньки, и теперь, в полной темноте, ей начало казаться, что они бесконечны, а ещё – что стены сжимаются и вот-вот раздавят её. Совершенно внезапно она осознала, что, раз ступеньки ведут наверх, то, наверное, она находится глубоко под землей, и тут же новый приступ паники сдавил когтями горло. Прохладная ладонь коснулась её щеки, нежно погладила. Нащупала плечо, спустилась по предплечью вниз и взяла за руку; тут же снизу Глеб мягко подтолкнул её куда-то в район поясницы. «Иди наверх! Не бойся!» – значили эти прикосновения. И Жанна пошла. Медленно, осторожно, ощупывая каждую следующую ступеньку, вцепившись в ладонь Аси как в спасательный якорь. Глеба, судя по недовольным вздохам, не очень устраивало такое черепашье передвижение, но ничем другим он не выдал своего раздражения. Путь наверх занял пять минут. Пять мучительно долгих минут, показавшихся Жанне пятью часами. Её отношения с темнотой и так были не самыми радужными, а уж в замкнутом пространстве и вовсе превращались в кошмар. Наконец Ася толкнула дверь, закрывавшую лестницу сверху, и по глазам привыкших к темноте ребят ударил тусклый свет. Жанна, отпустив руку старшей девочки, тут же начала озираться. Дверь, из которой они вышли, была не единственной: с двух сторон от неё она насчитала ещё шесть точно таких же. В этом помещении было маленькое слуховое окошечко под самым потолком – оно и служило единственным источником света. Места тут, в отличие от нижнего яруса, было гораздо меньше: похоже, это было что-то вроде прихожей, а все остальные комнаты прятались за дверями. Но главным отличием стало то, что воняло здесь куда хуже. Жанна сглотнула подступивший к горлу комок и зажала нос пальцами, стараясь дышать ртом. Одновременно с этим она заметила, что ни Глеба, ни Асю запах не смущал. Мальчик уверенно отошёл к стене, к которой были прибиты полки со стоявшими на них разномастными ёмкостями, выбрал три банки: одну низенькую с широким горлышком и две повыше. Ася же подошла к столу, помещавшемуся почти в центре, и подвинула поближе к краю большой таз. Жанна же осторожно подобралась к окошку и попробовала в него выглянуть, но, к сожалению, её роста для этого не хватало. «Где я, как сюда попала? И когда за мной мама придёт?» – подумала она с тоской. В её плечо что-то больно тюкнулось. Обернувшись, она увидела, как Глеб наклоняется и нашаривает ещё один камушек на полу. Ася, заметив, что они переключили внимание Жанны, остановила его лёгким прикосновением, после чего поманила девочку подойти. Ася показала на таз, потом изобразила, что что-то из него достаёт и раскладывает по банкам. «Ага, надо рассортировать то, что в тазике, – сообразила Жанна. – Ну, это, наверное, несложно». Глеб пододвинул к столу какое-то бревно, чтобы Жанна на него забралась: из-за своего маленького роста она доставала макушкой только до столешницы. Заглянув в таз, девочка сначала решила, что он до краёв заполнен какими-то белыми шариками, то ли для пинг-понга, то ли просто жвачками (она видела такие в торговом центре, но папа не разрешил купить). Глеб выловил один и показал Жанне, чем едва не вызвал очередное падение: у шарика с другой стороны обнаружились зрачок и радужка. «Нет, это точно жвачки, Вадька же пугал меня похожими!» – попробовала убедить себя девочка, но в этот момент зрачок сузился: мальчик поднёс его к свету. Не выдержав и истошно заорав, Жанна спрыгнула с полена, отлетела к стене и, закрыв голову руками, сползла по ней. Почти сразу она почувствовала, как две пары рук тянут её обратно, заставляют встать. – Не надо! – взмолилась девочка. – Не очу, не адо, не бу-у! S'il vous plaît! В «моменты стресса», как говорил усатый дядечка-логопед, к которому её водили в детском садике, в её голове путались два языка, в результате чего она начинала глотать согласные. Вот и сейчас, сопротивляясь ребятам, она кричала на смеси русского и французского, причём в первом от неё разбежалась половина букв алфавита. Но Глеб с Асей явно были сильнее. Они силком затащили её обратно на брёвнышко, мальчик двумя ладонями зафиксировал её лицо, чтобы она не могла отвернуться, прижался всем телом к её спине – теперь Жанна не смогла бы сбежать, даже если бы захотела. Руки Глеба, по сравнению с Вадькиными, казались стальными канатами. Ася зажала ей рот, пресекая поток бессвязных гласных. Двумя пальцами несильно надавила на веки, потянула наверх, заставляя Жанну открыть глаза. Жанна почувствовала, как наворачиваются слёзы. Ей было так страшно, как никогда до этого, даже в темноте, даже когда она нашла косточки на полу. Эти глаза в тазу... Они были живые! И их было так много! Неужели они все были человечьи?! Губы Аси шевельнулись, словно она что-то говорила, только по-прежнему не издавала не звука. Жанна попробовала угадать – вроде бы она различила «и», «о»... «Тихо»? Здесь нельзя было шуметь? Но ведь всё равно никто ничего не слышал! Ася, словно угадав, о чем думает Жанна, махнула головой в сторону окна. «Кто-то снаружи может услышать меня? – девочка похолодела. – Дикие звери? Или кто-то ещё хуже?» Ася постучала по краю тазика, переключая внимание Жанны. Запустила внутрь руку, выловила сразу пригоршню шариков. Поднесла к свету, показала пальцем на радужку; голубой глаз отправился в банку с широким горлышком, зелёный – в крайнюю левую, чёрный – в правую. Всё это Ася проделала с таким ледяным спокойствием, что Жанна даже на миг задумалась, не разыгрывают ли её. «А что, если эти глаза правда только жвачки? И мы просто играем в игру?» Ася приподняла бровь, словно спрашивая, поняла ли Жанна задание. Девочка, сглотнув, кивнула. Удовлетворившись таким ответом, Ася сделала приглашающий жест: теперь настала очередь Жанны вылавливать шарики. Та глубоко вздохнула, набираясь смелости, и наконец осторожно, кончиками пальцев, достала один. Вопреки ожиданиям, ощущение было не таким уж и противным; она словно держала в ладошке крупную ягоду, которую только что вымыли, но не успели высушить. Перевернув глаз зрачком вверх, Жанна обнаружила, что он зелёный. Ася подвинула нужную банку поближе, и девочка радостно скинула туда свою находку. Глеб отпустил её, видя, что она больше не предпринимает попыток к бегству, и присоединился к сортировке. Дальше дело пошло уже быстро, в шесть рук они ополовинили тазик за пятнадцать минут; а потом Жанне попался карий глаз, очень похожий на её собственный. Она замерла, глядя на него; а глаз, казалось, смотрел на неё. Хотя нет, у неё был другой оттенок, а этот, кофейный, был точной копией глаз её мамы... Ася толкнула Жанну в плечо, выводя из задумчивости. Девочка показала ей находку и пожала плечами, показывая, что не знает, куда её класть. Глеб, увидев замешательство, выхватил глаз и отправил в широкую банку. – Он же другого цвета! – возмутилась Жанна, забыв, что её не слышат. Но Глеб как-то понял, что она имела в виду. Поискав в тазу, он выловил парный карий глаз, взял ножик и несильно поскрёб радужку. Зрачок запульсировал, как будто ему было больно: то сжимался, то наоборот увеличивался. Жанна охнула, испытав странное сочувствие к глазу. То место, где Глеб соскрёб верхний слой, стало голубым. Словно бы мальчик снял налёт или очистил радужку от защитной плёнки. Жанна осторожно протянула руку и взяла двухцветный глаз. С одной стороны, зрелище было жутким, а с другой... Это было красиво и необычно, и девочка невольно залюбовалась тем, как один цвет переходит в другой. Жанне вдруг показалось, что она покачнулась и нырнула туда, в чёрную манящую глубину зрачка, как пловец с вышки. Из транса её вывел грубый подзатыльник. Вздрогнув, Жанна выронила глаз, и тот, подскакивая, укатился куда-то в тёмный угол. Ася разозлилась: это было заметно по тому, как раздувались её ноздри и как она с силой схватила Жанну за локоть и дёрнула вниз, намекая, что искать потерю девочке придётся самой. Глеб недоуменно вздёрнул брови, но Ася только упрямо сложила руки на груди. Мальчик поболтал рукой над банками, видимо, пытаясь сказать, что глаз так много, что вряд ли кто-то хватится, если один они потеряют. Ася сердито показала ему два пальца. «Они все парные», – догадалась Жанна. Она и сама неловко себя чувствовала, что допустила такую оплошность. Опустившись на четвереньки, девочка попыталась проследить путь беглеца: вроде бы он пересёк комнату и скрылся за одним из сундуков, которых было в комнате великое множество. Земляной пол – Жанна только сейчас поняла, что он не каменный – был сплошь покрыт мелким мусором: какие-то высохшие листочки, травинки, веточки; отдельные косточки и даже черепушки мелких грызунов; свалявшаяся в комья шерсть и пыль; подгнивающие остатки пищи; звериный помёт и неизвестно откуда тут взявшаяся древесная труха. Девочка брезгливо отряхнула ладошки и гусиным шагом подобралась к сундукам, внимательно осмотрела зазоры между ними. Учитывая отсутствие света, занятие было почти бесполезным, но Жанна не собиралась сдаваться. Она допустила ошибку – она же и должна была её исправить. Выбрав из мусора палочку потолще и подлиннее, она пошурудила ей между первым двумя сундуками, но ничего, кроме паутины и глиняных осколков, не обнаружила. Переместилась к следующей паре, проверила там; покопошилась между вторым и третьим – с одинаковым результатом. Огорчённо вздохнула, встала и вдруг заметила, что между сундуками и стеной оставался зазор. «Теперь ты точно попался!» – подумала Жанна с азартом. Она вскарабкалась на сундук и пошарила рукой за ним. Пальцы мимолётно коснулись чего-то влажного, с налипшим мусором... «Попался!» – Жанна попробовала просунуть руку ещё дальше, чтобы уж точно схватить глаз, но только больно упёрлась плечом в выступавшую из стены деревянную балку. Дёрнулась обратно, но не сдвинулась ни на миллиметр, и с ужасом поняла, что застряла. Положение спас незаметно подошедший Глеб. Совершенно беспардонно он обхватил девочку за талию и стащил её с сундука под громкий треск рвущейся ткани. Жанна всхлипнула, глядя на порванный рукав платья и ссадину на плече, быстро наполняющуюся кровью. Глеб же тем временем отодвинул сундук, что далось ему не так легко, как, наверное, он хотел показать, поднял глаз и замер, разглядывая ту самую злополучную балку. Ася сердито хлопнула ладонью по столу: «Ну сколько можно возиться!», однако Глеб только кинул на неё задумчивый взгляд и вернулся к созерцанию балки. Жанна, уже забывшая о том, что ей больно, подлезла рядом и тут же поняла, что так озадачило мальчика: на балке углём были написаны имена. Часть девочка узнала сразу: их она слышала, когда старуха раздавала задания. Но другие были незнакомы: Тайка, Макс, Сашко, Анюта, Мари, Зайчик, Андрейка... И все они были зачёркнуты. Подошедшая Ася попробовала их оттащить, но Глеб грубо вывернулся и, тыкнув пальцем в своё имя, сделал другой рукой жест, что у взрослых часто обозначал «я жду объяснений». Ася прикусила ноготь, размышляя. Жестами она вряд ли могла бы объяснить, что это за список и кто его ведёт, поэтому старшая девочка отошла к очагу, тоже присутствующему в комнате, достала уголёк и что-то написала им на своей руке. «Новиньким неговарим» – прочитала Жанна. Ася стёрла первую надпись и вывела новую: «Все кто были. Умирли» – последнее слово она зачеркнула. «Те, чьи имена зачёркнуты, умерли? В каком смысле?!» – Жанне показалось, что пол качнулся под ней. Но Асе, судя по всему, было не до сантиментов и рассказов о том, что происходит вокруг. Она нетерпеливо вытерла руку о свою футболку и, забрав у Глеба глаз, вернулась к работе. Жанна медленно, как в полусне, подобрала уроненный уголёк. На балке не было её имени – конечно, ведь никто же ещё не знал, как её зовут, даже старуха назвала её «новенькой». И мама всё никак не приходила, чтобы её забрать. Может, она специально отдала Жанну сюда? Потому что Жанна провинилась? И это такой исправительный лагерь, о котором говорили пацаны во дворе? Самый старший из них, пятнадцатилетний Мишаня, даже демонстрировал бледно-синюю загогулину на руке и хвастал, что эту «наколку» ему сделали «на зоне». На самом деле, он просто расцарапал себе предплечье и залил туда чернила из ручки, Жанна это знала, но всё равно на всякий случай опасалась близко подходить к тем ребятам. «А ведь Глеб тут тоже недавно, – подумала девочка. – Раз ничего не знал об этом списке. Интересно, а сколько Ася уже?» Дописав снизу, сразу за «Кристюша», своё имя, Жанна помогла Глебу задвинуть сундук на место. С остатками глаз в тазике они разобрались, уже ни на что не отвлекаясь. Ася отнесла наполнившиеся банки обратно в шкаф, пошарила по полкам, достала какой-то странный стакан. Затем отошла в тёмный угол, противоположный тому, где они искали убежавший каре-синий глаз; вернулась обратно и предложила Жанне и Глебу стакан, уже полный какой-то жидкости. Вероятно, у обоих на лицах отразилось одинаковое сомнение, потому что Ася, вздохнув, сделала глоток первой. Жанна нерешительно приняла стакан из её рук, понюхала – жидкость больше всего напоминала не очень свежую воду. С одной стороны, после утреннего знакомства с червивой кашей, Жанна опасалась пробовать что-то ещё, а с другой – пить ей хотелось невероятно. Решившись, она сделала маленький глоточек – не считая лёгкого затхлого привкуса, вода оказалась водой. – Спасибо, – сказала Жанна, напившись и передавая стакан Глебу. Ася кивнула. Мир между ребятами был восстановлен.

* * *

А вечером случилось страшное. По-настоящему страшное, такое только в кино после одиннадцати показывают: Жанна знала об этом, потому Вадька часто дразнился, что смотрел ужастики, когда оставался ночевать у друзей. Жанну же пока не отпускали к подружкам, и она жутко завидовала брату; хотя тот единственный чуть-чуть страшный фильм, «триллер», как сказал папа, она смотрела, по большей части, либо спиной, либо через закрытые ладошки. А потом ещё и ночью кошмары снились. Но «смотреть ужастики» – это было одним из признаков взросления, наравне с «не спать после десяти часов» и «пить кофе». Как оказалось, когда ужастики показывают прямо в жизни, взрослой себя не ощущаешь. Напротив, очень хочется, чтобы пришла мама, а еще трусики почему-то мокрые стали и что-то по ногам потекло... Они спускались вниз, в комнату, где Жанна проснулась, впятером: Юська с Пашей вернулись вместе со старухой, и та приказала всем убраться с глаз её долой. Ася, как и в прошлый раз, пошла первой; за ней шагала Юська; Глеб с Пашей, как часто водится у мальчишек, мгновенно нашли повод для беззвучного спора и что-то между собой решали прямо на ходу, в темноте; Жанна замыкала шествие. Чтобы было не так боязно, она вполголоса напевала себе французскую песенку, которую разучила вместе с мамой: это отвлекало и не давало задуматься о том, что вокруг холодная земля и червяки ползают и того и гляди могут свалиться на голову. Когда впереди наконец обозначился прямоугольник освещенного дверного проёма, Жанна невольно прибавила шаг; и, налетев на широкую спину Паши, была крайне удивлена тем, что все остановились в проходе. Она протиснулась между рыжим мальчиком и попытавшейся её остановить Асей, и оказалась впереди. Только, наверное, лучше бы она послушалась Асю. На полу, в проходе между гробами и клетками, лежало что-то большое. В неверных отблесках пламени свечей Жанне сначала показалось, что кто-то выкинул из её клетки мешок с соломой; но вдруг поняла, что для мешка в этом что-то многовато красного цвета. К тому же у мешка точно не должно было быть рук, вывернутых под неестественным углом, и открытого рта с вывалившимся языком. Ничего другого в кошмарном месиве, в которое превратилось человеческое тело, разобрать было нельзя. Красноватые капли были даже там, где столпились ребята. Посмотрев себе под ноги, Жанна обнаружила крошечный осколок черепа, впившийся ей в большой палец. Она брезгливо тряхнула стопой, избавляясь от мерзости. Надо было думать о том, что болят стершиеся пятки; а не о том, что тело, похоже, ещё утром было живым ребёнком... – Зверятки, разошлись! – раздался сзади хриплый голос старухи, и все дети поспешно расступились, пропуская её вперёд. – Что тут... А, Кристюша! Уродливое месиво на полу было Кристюшей, вдруг дошло до Жанны. Но как? Что случилось? Почему... За что?! – Так-так... – пробормотала старуха. – Девочки, по домам! Жанна, тебя это тоже касается! А мальчики мне помогут собрать материал для наших будущих занятий и отнесут его наверх. Правда, Егор? – в её голосе сквозило подозрительное удовлетворение, словно бы произошло именно то, на что она рассчитывала. Юська первой отмерла и ушла в свою клеть – соседнюю с той, где теперь обитала Жанна. Она дрожала, что было заметно и издалека; Ася, проводив малышку напряжённым взглядом, тоже посчитала за лучшее удалиться. А вот путь Жанны лежал через то место, где Кристюша окончила свою жизнь; стараясь не дышать и вообще смотреть в другую сторону, девочка перепрыгнула опасный участок и, не сбавляя ходу, кинулась на лежак. Однако против воли она успела заметить, что череп Кристюши был расколот, а мозги словно кто-то языком слизал – настолько чистым он был изнутри. Содрогаясь от отвращения и ужаса, в мокром белье Жанна сжалась в комочек и крепко зажмурила глаза. «Мне это только снится! – попыталась она убедить себя. – Если я закрою глаза достаточно крепко, то всё исчезнет. Я проснусь и буду дома!» Но спасительный сон не приходил. Жанна слышала, как мальчики соскребают с пола то, что осталось от их подруги по несчастью, и от этого звука её немилосердно затошнило. И одновременно с этим где-то в глубине крутилась назойливая мыслишка – а как вообще Кристюша вышла из своей клетки? И не сама ли она была виновата в том, что с ней случилось? «Может, мы в клетках только потому, что это для нас безопасно?» Впрочем, последнюю мысль быстро развеял хриплый смех старухи. Нет, она не могла о них заботиться, как добрая бабушка о своих внуках. Она, наверное, для того их и собрала, что ей стало скучно жить одной, а так хоть развлечься можно. Живот сводило от голода. Саднило пострадавшее плечо. Болели исколотые ноги. В ушах шумело. От холода начался озноб. Жанна попробовала считать овечек, прыгающих через забор, но овечки упорно разбредались, а забор таял сам по себе. Снова пришёл мёртвый котик, потоптался у девочки в ногах, а потом, достаточно осмелев, вообще вскарабкался ей на бок и там свернулся, намереваясь сладко поспать. «Да ты неправильный какой-то мертвяк!» – с досадой подумала Жанна, спихивая кота. Девочка поворочалась ещё какое-то время, не выдержала, слезла с лежанки. Захотелось в туалет, но в пределах клетки не было ничего подходящего, даже детского горшка. От отчаяния навернулись слёзы, но Жанна тут же их смахнула. «Я должна быть сильной и не плакать, – сказала она себе. – Тогда я не стану такой же ярко-красной и с пустой головой, как Кристюша. Выберусь отсюда, расскажу обо всём Вадьке и папе, а они эту старуху в милицию сдадут!» Свечи почти прогорели; они чадили и мигали в своей предсмертной агонии. Помявшись с минуту, Жанна решилась: можно присесть за лежаком, там никто ничего не увидит. А запах... Тут и так не розами пахло, общая вонь помещения перекрывала любой другой неприятный аромат. Сделав свои дела, Жанна забралась на мешок. В последних отблесках пламени успела заметить, что Глеб, занимавший клетку по соседству с пустующей теперь Кристюшиной, тоже не спал: он что-то складывал на земле из косточек. Егора не было видно; а остальные размещались в клетках на стороне Жанны. Девочка хотела было как-то окликнуть Глеба, но в этот момент угас последний огонёк, и комната погрузилась во тьму. Жанна замерла, прислушалась: ничто не нарушало тишину, кроме, разве что, одного странно-громкого ритмичного звука... «Это же я дышу», – поняла она. Да, кому рассказать, не поверят – испугалась собственного дыхания! Но вот что-то зашуршало в дальнем углу, заскребло когтями – котик вышел на охоту. С другой стороны захныкало. «Если я не слышу ребят, то кто там плачет?» – озадачилась Жанна. Утром-то она подумала, что слышала Юську; но теперь, узнав об этом месте много нового, понимала, что всё не так просто. Постепенно вернулись все подозрительные звуки, что поприветствовали девочку после пробуждения. Но теперь Жанне было поспокойнее: ведь её отгораживала клетка. Что-то маленькое, размером с котика, может, и забралось бы к ней, но ничего большого и опасного точно не могло проникнуть. «Кроме змей, – услужливо подсказало воображение. – Змея пусть и маленькая, но кусается очень больно. И от этого умирают». «Змея так высоко не залезет! – заспорила Жанна, ерзая на лежаке. – Только какой-нибудь питон. А питоны, я в фильмах видела, очень большие. И они никогда не нападают, если их не обидеть». Вдруг темноту разрезал громкий, противный скрежет: как будто кто-то сдвинул что-то большое, тяжелое и каменное. Остальные звуки словно бы замерли: то ли в ужасе, то ли в ожидании. Жанна во все глаза всматривалась в черноту вокруг, стараясь не дышать, но всё равно ничего разглядеть не получалось. Раздался тяжёлый шлепок: чьи-то босые пятки врезались в пол. «Тут кто-то есть! – запаниковала Жанна. – Кто-то злой!» Пусть она и ничего не видела, но что-то глубоко внутри подсказывало ей, что в таких местах не бывает добрых волшебников; если кто-то приходит ночью – от него надо скорее прятаться, а ещё лучше – спать! Монстры из-под кровати не опасны, когда ты про них не думаешь, говорил Вадька, и сейчас Жанна как никогда в это верила. Гулкие, слоновьи шаги возвестили о том, что пришелец начал двигаться. Он шёл как-то странно, будто бы каждый шаг давался ему с трудом, как нечто непривычное или давно забытое. Но, тем не менее, его путь был очевиден: он направлялся туда, где дети не спали, где его могли услышать, где он мог поживиться... «Может, это старуха? Мама говорила, что в старости люди плохо спят... Может, и она решила прогуляться...» – но, конечно, Жанна знала, что зря пытается себя успокоить. Шаги у старухи были лёгкие, почти девичьи, её передвижения по комнате вообще сложно было заметить. Вдруг всё стихло. Жанна напряжённо вслушалась в темноту, но не смогла различить даже дыхания ночного пришельца. «Он ушёл? Или его тут и не было? Может быть, я всё это придумала?» – запрыгали испуганными зайчиками мысли. Ведь такое уже раньше случалось, что Жанна что-то придумывала, а этого на самом деле никогда не существовало. Мама, слушая её рассказы, смеялась и хлопала в ладоши, а папа только отмахивался, хотя и по нему было видно, что его забавляют фантазии дочери. «Смотри, писательницей вырастет, и как жить потом будет?» – часто говорил он. Только Жанна не была уверена, что ей привиделся толстый дядечка в смокинге, летящий по небу на пылесосе. Или что окликнувший её голос, когда она едва не попала под снежный обвал с крыши, на самом деле был инстинктом самосохранения, как сказали взрослые. Он точно принадлежал крылатой девочке с флейтой! А ещё однажды мелькнул в облаках огромный, красивый, ярко-зелёный дракон... – Здравствуй, девочка, – шипящий голос прозвучал как гром посреди ясного неба, заставив Жанну вздрогнуть. – Как тебя зовут? Всё это время пришелец стоял возле её клетки! Пока она предавалась глупым фантазиям, уверенная в своей безопасности, настоящая опасность подобралась на расстояние вытянутой руки! Жанна зажала себе рот, чтобы не закричать. – Девочка, почему ты молчишь? – в голосе почти не было эмоций, зато присутствовал какой-то замогильный холод. Раньше Жанна не понимала, что значит это слово – «замогильный», но теперь в полной мере осознала. Это когда так страшно, что даже дрожать не получается, в горле пересохло, а язык прилип к нёбу. – Тебя что, мама с папой не учили, что не отвечать невежливо? «Нельзя говорить с незнакомцами, – сказала себе Жанна. – Нельзя у них ничего брать. Нельзя никуда с ними ходить». Однажды, когда она была совсем маленькая, в соседнем доме пропал мальчик. Говорили, что он согласился взять конфетку у незнакомой тётечки, а потом сел к ней в машину, и больше его никогда не видели. С тех пор в их районе все родители учили своих детей, что незнакомцы – всегда враги. – Девочка! – пришелец начал сердиться, дёрнул решётку, зашипел, словно обжёгся. – Отвечай мне! Немедленно! Жанна заткнула уши, чтобы не слышать этот противный, шамкающий голос. Нет, она не ответит ему, ни за что не ответит, потому что иначе случится беда. Старуха что-то говорила про какой-то урок, даже похвалила её, вроде бы... – Какая осторожная девочка, – прошипел пришелец. – Ну ничего, в другой раз мы с тобой иначе поговорим... Снова зашуршали шаги. – Мальчик! Мальчик, я вижу, что ты не спишь. Хороший мальчик всегда ответит, правда? – судя по звуку, теперь пришелец пристал к Глебу. Или, может быть, к Егору. «Только не отвечайте ему! – взмолилась Жанна. – Пожалуйста, не отвечайте!» Полминуты стояла тишина, а потом пришелец забулькал. Жанна не сразу поняла, что это он так смеется. – В тебе ещё недостаточно силы, чтобы приказывать мне, мальчик! «Неужели Глеб ему что-то сказал? – испугалась Жанна. – Нет, пожалуйста, не забирай его!» – Но ты молодец, что попытался, – продолжил тем временем пришелец. – Хозяйка об этом узнает и наградит тебя. Снова раздались шаги. Судя по всему, ночной гость удалялся восвояси. Жанна ещё около получаса вслушивалась в темноту, ожидая, что кто-нибудь снова придёт и будет пытаться её съесть, но всё было тихо. Потом пришёл котик и лёг в ногах. Веки девочки отяжелели, начали закрываться. Наконец она забылась тревожным сном.