Равнины ясности

Рейтинг: NC-17 за взрослые темы и подробное описание секса. Ключевые слова: POV Малдера, ангст, UST, RST Спойлеров нет. *** Есть моменты, определяющие целую жизнь, когда секунды сплетаются воедино, создавая точку отчета, перепутье, место, в котором ты осознаешь с абсолютной ясностью, что сама основа твоего существования изменилась… и пути назад нет. Я отнюдь не наивен. Я видел, делал и пережил многое, что испытывало на прочность мой характер, мою веру и мой рассудок. На всем протяжении своей жизни я так или иначе пытался открыть свой разум этим экстремальным возможностям и принять все то, что последовательно побуждало меня пересматривать, переоценивать и переориентироваться. Без рисков не обходилось, конечно. Все это время я подвергался непредвиденным опасностям, и в конечном итоге вся моя наивность обратилась в пепел под огнем истины. Лишенный чувства безопасности, признания… любви… я давно отринул потребности своего сердца, пытаясь заполнить пустоту внутри чем-то безопасным и недостижимым; чем-то всегда находящимся вне меня, всегда неуловимым. Есть люди, которые бредут по дороге жизни, спотыкаясь о кочки, поскальзываясь на камнях. Другие ползут по ней, так боясь любых опасностей по пути, что просто не способны смотреть вперед. Счастливчики же идут, наслаждаясь видом; они помнят о том, что могут столкнуться с трудностями, но их это не останавливает. Что до меня, то я бежал. Так быстро и так далеко, как только мог. Каждый день. Вслепую. Я отказывался соблазниться мелькающим вокруг меня видом, всегда фокусируясь на том, что мог бы обнаружить дальше. Я не останавливался ни для чего и ни для кого. Отталкивая тех, кто пытались замедлить мой бег. Оставляя позади тех, кто не в состоянии был угнаться за мной. Я был один: неприкасаемый и равнодушный. Пока внезапно… не появилась она. Преграда, воздвигнутая у меня на пути судьбой или случаем, и я врезался в нее с силой ядерного взрыва. Она же даже не шелохнулась, лишь стряхнула с себя пыль. Бедствие по имени Фокс Малдер никогда не могло сбить ее с толку. Я восхищался ею, хоть и не хотел этого. Подозревая ее, чувствуя себя неловко рядом с ней и будучи очарованным ею, я мгновенно воспротивился ее присутствию в своей жизни. Немилосердно провоцируя ее, побуждая ее уйти, побуждая ее остаться. Загоняя нас в бесконечный тупик. Я был словно великан рядом с карликом и все же не мог поколебать ее невозмутимое спокойствие. И я стал восхищаться ею еще сильнее. Надо отдать ей должное, она объяснила все так просто, что дошло даже до такого, как я – туго соображающего, отчаянного и эгоистичного: если я хотел двигаться дальше, то только вместе с ней. Именно так и никак иначе. Я пытался обвести ее вокруг пальца. Она не поддавалась, пресекая все мои попытки. Как в хорошо разыгранной партии в шахматы она предвидела каждый мой шаг, разгадывала мою невнятную стратегию и держала меня в узде. Я бежал изо всех сил. Она не отставала ни на шаг. Я бросал ее, не задумываясь. Она всегда находила меня, спасала и прощала. Я игнорировал ее. Она снова и снова решительно утверждала свое место в моей жизни. Я пробовал запугивать, отталкивать, раздражать, злить ее. Она упрямо не поддавалась на провокации. Упорная. Нежная. Храбрая. Сердечная. Живое воплощение стойкости и мягкости, Дана Скалли являет собой силу, с которой надо считаться, и я не мог не испытать на себе ее влияние. В конце концов я просто перестал пытаться. По моей вине ее решение остаться рядом со мной многого стоило нам обоим. Неважно, как сильно я старался оттолкнуть ее, это лишь делало ее еще более настойчивой. Она могла возражать мне, бросать мне вызов и заставлять отвечать за свои поступки, но когда я переставал верить в себя, она верила за меня; она помогала мне остаться сфокусированным и сохранять рассудок, давала стимул двигаться дальше. То, что было моей одинокой ношей, стало нашей общей – наш поиск объединил нас. Мы оба развивались, будучи двумя путешественниками в этом странствии. Напарниками, связанными истиной и дружбой, скрепленной преданностью и уважением. Мой путь стал ее. Я же по-прежнему шел вперед, но теперь сильнее и храбрее, потому что она была рядом со мной. И где-то на этой дороге события и чувства начали переплетаться, образуя первичный бульон эмоционального возрождения и жизни, из которого возникло чудо… Любви. Я люблю ее. Я никогда не говорил об этом, никогда не давал этому ход, никогда не признавал самого наличия этого. И все же эффект этой любви потряс меня до основания. Излечил меня. Сделал меня цельным. Ужаснул меня. Итак, преисполненный решимости держать свои чувства скрытыми, а сердце – в безопасности, я ограничился безмолвным вожделением, позволив своей страсти процветать за счет запретных фантазий. Позволив своей преданности проявляться только в иносказательной форме. Я люблю ее. Молча. Втайне. Безмерно. Мчась вместе с ней, но всегда от тех чувств, что она во мне вызывает. Пока той ужасной и невероятной ночью моя жизнь не изменилась, впоследствии став почти неузнаваемой из-за тех нескольких украденных мгновений, проведенных на грязном ковре в богом забытом номере мотеля. Я чувствовал. Я обнимал. Я пробовал на вкус. Я стал. Теперь… ничто уже не будет, как прежде. Ничего не изменилось. Но ничто не будет, как прежде. *** Отель «Лучший на западе» Оксфорд, штат Северная Каролина Пятница, 08:07 Я сталкивался с множеством поистине жутких вещей, но клянусь, что ни одна из приходящих мне на ум не может сравниться с тем, что меня ожидает этим утром: поездкой вместе со Скалли в машине невыспавшимся. Не самая лучшая комбинация в последнее время. Вообще-то, это самый что ни на есть подходящий рецепт потенциальной катастрофы, для которого я всю предыдущую ночь готовил нужные ингредиенты. Время, проведенное в дороге сюда, было просто пыткой – молчание временами казалось таким плотным, что я почти ожидал увидеть вмятины на машине, когда мы наконец выберемся из нее к чертям собачим. Перспектива повторения этой поездки представлялась лишь слегка предпочтительнее того, чтобы вновь оказаться придавленным сеткой и измазанным инопланетной нефтью. Как сказала бы моя покойная еврейская бабушка: о горе! Когда мы рядом, это похоже на попытки постоянно обходить разверзнувшуюся подо мной пропасть, но каждый раз, несмотря на все проявленные меры предосторожности, я все равно падаю в нее. Теперь я стараюсь контролировать себя рядом с ней - правда, стараюсь - но, прибегая к старому как мир оправданию, не будьте ко мне слишком уж строги, я ведь мужчина, и у меня есть свои пределы. (Господи, даже я признаю, как ужасно это звучит). Мои мысли и так достаточно ужасны, а если они еще и приходят мне в голову, когда Скалли находится на расстоянии вытянутой руки, то все становится только хуже. Моя выдержка не безгранична, и, видимо, поэтому в последнее время обстановка так накалена. Мое терпение истощилось. Я наивно полагал, что в конечном итоге станет легче, что, несмотря на мою собственную внутреннюю борьбу из-за произошедшего в Дейтоне, у нас все будет хорошо. Я ни разу не вызывал ее на разговор об этом, и Скалли… ну, она ничем не выдает своих чувств. Ничем. Если у нее и остались какие-то остаточные воспоминания о той ночи, я последний человек, который об этом узнает. Ее эмоции так хорошо скрыты, что это пугает меня до чертиков. Проблема в том, что мы никогда этого не обсуждали. То есть совсем не обсуждали. Я знаю, она предпочитает, чтобы так оно и оставалось впредь, но мне кажется предательством игнорировать это, словно ничего и не произошло. Она не просила об этом прямым текстом, это не в стиле Скалли, но молча потребовала от меня снять с нее ответственность, и так было с самого начала. Прецедент для этого был создан уже на следующее утро после… Я помню, как проснулся в кровати четырнадцать часов спустя абсолютно голым; все тело было липким и болело… но при этом я чувствовал себя свободным, отдохнувшим, живым. Но я был один… это не должно было меня удивлять, учитывая взрывоопасный характер того, как мы наконец сошлись. Я просто не осознавал последствий этого. Я не хотел их осознавать. Те первые мгновения я чувствовал только облегчение. Мой разум был благословенно чист, и какие-то несколько секунд я просто существовал, ощущая себя человеком впервые за последние дни. Это было так просто и прекрасно… и не могло продолжаться долго. Когда осознание этого обрушилось на меня, когда оно действительно обрушилось на меня, я был совершенно растерян. События предыдущей ночи наводнили мое сознание; стремительная приливная волна сногсшибательных воспоминаний нахлынула на мой разум. Я был ошеломлен, уязвим, мои эмоции внезапно оказались так близко к поверхности, что, если бы я укололся иголкой, то увидел бы, как они вытекают из меня вместе с кровью. Ее запах все еще оставался на моей коже, и без всяких видимых причин или по всем возможным причинам, на глаза навернулись слезы, когда мой мозг уцепился за ту единственную мысль, что имела значение прежде и будет и впредь: Скалли. Это была Скалли. Я взял себя в руки достаточно для того, чтобы принять душ, одеться и прошаркать к двери в ее номер, зная, что мне надо увидеться с ней. Когда я тихо постучал, будучи готовым заглянуть ей в глаза, поблагодарить и признаться в своих чувствах раз и навсегда, навстречу мне вышла моя напарница, в которой не осталось ни следа той женщины, что была со мной прошлой ночью. Ее невозмутимый вид, явно свидетельствующий о восстановлении нашего статус-кво, ясно и неоспоримо давал понять, что то событие останется в лучшем случае тайным, запрещая обсуждать ту пришедшую ко мне женщину. Все внутри меня взывало к ней тем утром, и одному Богу известно, что оно взывает до сих пор … Я знаю, что мне следовало что-нибудь сказать … Боже, хоть что-то!.. и плевать на последствия. Я хотел. Я фактически убедил себя, что собираюсь это сделать, но когда дверь открылась, мне почудилось, что я словно бы вижу ее впервые, и оказался к этому не готов. Она улыбнулась и при этом была так чертовски красива, что мне было больно смотреть на нее и пришлось опустить глаза. Я запаниковал. - Ты выглядишь отдохнувшим, Малдер, - заметила она. - Да, - сумел прохрипеть я, покорно встречаясь с ней взглядом. Она чуть заметно кивнула и затем повела себя как ни в чем не бывало, несмотря на то, что все было иначе, и мы никогда еще не были так далеки от нормы. Господи, а ведь это о многом говорит, учитывая все то, что мы видели и делали вместе… - Я звонила в аэропорт, Малдер. Наш рейс через четыре часа… - Бла, бла, бла. Я просто стоял и пялился на нее, разинув рот. Когда я наконец смог его закрыть, то больше и не открывал. И так продолжается до сих пор. По крайней мере, я открываю его отнюдь не для того, чтобы сказать то, что мне так отчаянно хочется озвучить. Она пришла в мой номер на моих условиях и должна была выйти из него на своих собственных. У меня не было иного выбора, кроме как принять то, как она предпочла классифицировать произошедшее между нами – у меня не было права ставить под сомнения ее решения. Если это то, чего она от меня хотела, как мог я лишить ее этого? Я был обязан ей всем. Я стоял перед ней, будучи цельной личностью, лишь благодаря тому, чем она для меня пожертвовала. Кто я такой, черт побери, чтобы просить ее о большем? Поначалу, должен признать, такая модель поведения заметно упростила ситуацию. Недостаток прямого общения всегда действует подобным образом, когда воспоминания еще слишком свежи в памяти, чтобы иметь с ними дело, но позже эта тактика увиливания воздастся вам сторицей. Я рационализировал ее поведение, поместив его в аккуратную маленькую коробочку, наполненную оправданиями и причинами… Все из которых в конечном итоге приводили меня к одному и тому же выводу: несмотря на то, что вынуждало ее так поступать, я повел себя, как эгоистичная свинья, позволив ей это сделать. Если она просто хотела попробовать забыть обо всем, то я с готовностью пошел ей навстречу. Я был слишком пристыжен, чтобы оспаривать ее решение. Я ненавидел себя за это тогда. Я ненавижу себя за это и сейчас. Так что в тот самый миг, трясясь у нее под дверью, я осознал, что должен как-то приглушить яркость своих воспоминаний, придать всему произошедшему сюрреалистическое свойство сна, иначе просто зачахну от столь сильного, но нереализованного желания. Я должен разделять свою напарницу и ту женщину, что подарила мне этот незабываемый опыт, или просто сойду с ума. Именно это я и сделал… и, к счастью, когда я вновь встретился с ней взглядом, представить мою строгую, серьезную Скалли, извивающейся подо мной и умоляющей трахнуть ее, было крайне затруднительно и попросту нелепо. Внешне это сработало: мы оставили Дейтон позади, но внутри, глубоко внутри что-то примитивное и разрушительное последовало за нами. Я не мог вечно избегать этого: его присутствие было слишком соблазнительным. Скалли и отрицание – постоянные спутники, но мне с каждым днем становилось все труднее не поддаваться воспоминаниям, и вскоре уже все детали случившегося начали пробивать стену, сооруженную мною вокруг этого опыта, подрывая любую защиту, которую я мог воздвигнуть против его притягательности в тщетной попытке восстановить наш хрупкий баланс сосуществования. Меня всюду преследовали ее образы: бледной, горячей, тугой, двигающейся. Моей Скалли. Моего ангела. Я знаю теперь, какая мягкая у нее кожа. Я знаю, каково это – находиться внутри ее тела. Каково слышать, как она дышит. Стонет. Кончает. Боже. Эти образы один за другим истончали мое сопротивление, и становилось все труднее примирить ее упорное нежелание признавать произошедшее с моей сильнейшей потребностью об этом заявить. Она находила освобождение от воспоминаний в своем отрицании случившегося. Я же стал их рабом, прикованным кандалами к каждому драгоценному яркому моменту, и с тех пор вынужден бороться с этими цепями. Я часто спрашивал себя, а не стыдится ли она меня за то, до чего я низвел нас обоих той ночью? Несмотря на тот факт, что она сделала свой выбор, понимала ли она, к чему он приведет? Знала ли, как далеко ей придется зайти вместе со мной? Она сожалеет об этом? Я сожалею… я безгранично любил ее в течение столь долгого времени, мечтал о ней, тосковал по ней и да, боже, да, хотел ее. Но не таким образом. Не так. Теперь все кажется запятнанным той похотью, что охватила меня и… Не. Отпускает. Иногда… боже, иногда… ощущение ее, ее запах просто накрывают меня, и я потерян. Возбужден. И так чертовски одинок, что это чувство пробирает меня до глубины души. Дни тяжелы, но ночи… ночи просто невыносимы. Слишком часто я просыпаюсь, ощущая, как меня сотрясает дрожь, залитый потом и спермой, с ее именем, готовым сорваться с губ. Ее именем. И я не могу заставить себя произнести его вслух, тем самым сознательно возвращая ее в то темное место желания, что мы разделили на какой-то краткий миг. Мне пришлось обезличить ее, чтобы позволить себе прикоснуться к ней. Мне пришлось обезличить себя, просто чтобы заслужить это право. Мне следовало заставить ее понять, но я слишком боялся. Боялся всего, что это могло означать. Или хуже того, что это могло не означать для нее. Мне трудно представить, как бы я поступил, если бы она этого не сделала. Она спасла меня. Во всех возможных смыслах. Она уберегла меня от тьмы, которую я теперь не могу даже вообразить. Сильная, прекрасная, независимая Скалли отдала мне то единственное, что она ценит превыше всего: ее контроль над ситуацией. Просто отдала его мне, отдала свое тело и полностью обнажила душу… И, несмотря на обстоятельства, одно это уже делает случившееся чем-то вроде чуда. Спасения. Громкий стук в общую дверь возвращает меня в настоящее. - Да, - отзываюсь я, пересекая комнату. Я уже собираюсь повернуть ручку, когда осознаю, что одет в одни боксеры. Меня не должно это смущать, однако смущает. Я никогда не чувствовал себя застенчивым рядом с ней, но сейчас резко замираю, колеблясь. Охваченный иррациональным страхом, что если она увидит меня полуодетым, то заподозрит, что я думал о ней. Дурацкий параноидальный бред. - Ты готов? – спрашивает она из-за двери. – Нам еще надо кое-что закончить в полицейском участке перед отъездом. - Мне надо одеться. Встретимся в машине. - Ладно, но поторопись. Я хочу заехать за кофе. - Да, дай мне минут десять. Я на мгновение упираюсь лбом в дверь. Она прямо там, с другой стороны, но кажется, что она за миллион миль от меня. Я боюсь. Я потерял ее? Мы с ней… между нами есть что-то столь сильное. Как я могу просто игнорировать это? У нее, по-видимому, таких проблем не возникает - в отличие меня. В отличие от меня. Я люблю ее. Я хочу ее. Я не могу это контролировать. Я ничего не могу с этим поделать. Я не могу это остановить. Это будет чертовски длинная поездка.