Любовь с препятствием

1 глава. Я расскажу вам свою историю любви. Это огромная всеобъемлющая любовь, граничащая с безумством. Да, я безумец, наверное, но моя любовь для меня всё: моря и горы, небо и солнце, воздух, которым я дышу, земля, по которой я хожу, всё вокруг для меня моя любовь. ЛЮБИТЬ — ЗНАЧИТ ЖИТЬ. За любовь я отдам всё. Любовь — это то, ради чего стоит жить. Только любя, ты можешь почувствовать жизнь и принять её во всех аспектах. Я умею любить, хотя по-настоящему любить — это сложно. Я никогда не хотел тебя обидеть, спугнуть, ранить неосторожно брошенным словом. Я безумец, потому что не хотел, чтобы ты принадлежала мне потому, как обычно человеческое желание обладать берёт верх. Я не хотел, чтобы ты была моей. Я хотел, чтобы ты была рядом со мной, и ты была. Ты была рядом в самые трудные моменты и в самые счастливые тоже. Ты понимала меня и принимала таким, какой есть, не пытаясь переделать. Ты делила со мной горе и радость. Я дурак, потому что не пытался даже приблизить тебя. Мне была чужда сама мысль о том, что я могу обладать тобой, проживать с тобой интимные моменты страсти, граничащие с похотью. Ты была для меня любовью, священным чувством, моим лучшим другом и соратником. Ты была и всегда будешь для меня всем. Я отпустил тебя? Нет! Иногда мы встречаемся, болтаем о всякой ерунде, вместе встречаем рассветы и наблюдаем закаты. Мы занимаемся любовью, но я чувствую, что ты не моя. Между нами так и осталась пропасть, которую я сам когда-то создал. Оглядываясь назад, я понимаю, что любил, люблю и буду любить по-настоящему только тебя одну, и умру с твоим именем на губах. Мы столько времени потеряли, хотя могли бы быть счастливой парой. Сейчас это уже невозможно… А, может, не всё ещё потеряно для нас? Может, если мы захотим, солнце будет светить по-другому? Нужно попытаться… Я отрываюсь от своих грустных мыслей, набираю твой номер… автоответчик… «Это я…» Ты перезваниваешь через несколько минут. Я говорю, что хотел бы видеть тебя. Ты отвечаешь, что всё ещё занята на работе и не можешь приехать, а я думаю, что просто не хочешь. Ты устала от наших постоянных ссор и от тьмы, но я упрашиваю, говорю, что это важно и вообще, вопрос жизни и смерти. Ты приезжаешь ко мне через двадцать минут. К счастью для меня, наш городок небольшой. Ты боишься за меня, как бы я не наделал глупостей. Ты всегда боялась за меня. Я это знал, моя малышка. Ты любила меня, и мне это льстило. Может быть, ты сама не осознавала этого, но ты заботилась обо мне всегда: и сейчас, и тогда. Я подразделял нашу жизнь на «до» и «после»: «после» мне нравилось определённо больше… Ты входишь в дом, не раздеваясь, проходишь в спальню. На тебе твоё любимое бежевое пальто. Мне оно тоже нравится. Оно длинное по твоей стройной и миниатюрной фигуре. Твои волосы распущены и красиво струятся по плечам. Минимум макияжа… Мне нравится твоя естественная красота. Я говорю тебе, как ты прекрасно выглядишь, что ты красива. Мой комплимент тебе нравится, и ты улыбаешься. Я так люблю, когда ты улыбаешься. У тебя такая нежная и застенчивая улыбка: по-детски игривая и по-женски загадочная… Ты красивая женщина, моя любимая! Я встаю с дивана, подхожу к тебе, беру за руку и говорю, что я соскучился, что мне не хватает тебя, не хватает твоего присутствия рядом, не хватает наших разговоров по душам, поцелуев и объятий. Мне не хватает твоей любви. Почему всё не может быть, как у всех, по-человечески? Неужели мы не заслужили счастья, нашего тихого счастья? Прошло уже три с половиной года, как мы живём здесь, в маленьком, неприглядном городке, в котором есть и школа, и больница, где ты работаешь. Здесь есть магазины, большой торговый центр, где по выходным развлекается всё население городка.Здесь есть свой парк и даже музей, но я сомневаюсь, что наш городок есть на карте. Здесь есть всё, что нужно для нормальной жизни нормальным людям. Сегодня таким нормальным человеком захотел стать и я: просто проснулся, не нашёл тебя рядом, понял, что, если так будет продолжаться, ты никогда больше не придёшь. Я тяну тебя вниз. Я всегда тянул тебя вниз, но тогда всё было по-другому. Мы были молоды и полны энтузиазма. С тех пор много воды утекло. Мы стали старше, я стал… а ты всё такая же красивая, как в тот день нашего знакомства много лет назад. Хватит! Я отчётливо понял, что хочу новой жизни, хочу открыть новую главу этой самой жизни, но обязательно вместе с тобой, ведь ты моя путеводная звезда. И так слишком надолго затянулась моя депрессия. Я не желал впускать в свой мир ничего нового, тем самым делая больно не только себе, но и, как оказалось, тебе. Ты отчётливо дала мне это понять в нашу последнюю встречу, сказав, что не вернёшься во тьму, но ты пришла. Наконец-то, я вижу тебя, могу почувствовать сладкий запах твоих духов, смешанный с запахом твоей кожи, чистой одежды и лекарств, которыми ты лечишь своих больных деток. Этот аромат вошёл в мой дом вместе с тобой. Я обнял тебя и поцеловал. Ты не отстранилась, как ни странно. Мы долго не виделись. Мало ли, что могло произойти в твоей жизни. Ты могла встретить кого-нибудь, но, по-видимому, всё было на своих местах. Это был хороший знак: значит можно действовать… Я говорю тебе всё это, рассказываю о том, что чувствую, о чём думаю, рассказываю, к чему пришёл за это время, говорю, что хотел бы быть рядом с тобой, а ты слушаешь и улыбаешься. Значит ли это, что ты хочешь того же? Я тоже улыбаюсь. Мне вдруг стало так легко в твоём присутствии. Я смеюсь, непонятно, над чем, и ты тоже смеёшься. Может быть, надо мной? Мы говорим обо всём на свете, о наших планах на будущее. Я обнимаю тебя и шепчу, что всё будет хорошо… Глава 2. На улице уже настала весна, и ярко светило солнце. У меня всегда хорошее настроение, когда светит солнце. Наперебой пели птицы. Мы сидели на веранде нашего дома и разговаривали о предстоящей работе над нашей жизнью. Я говорил, что мечтаю открыть своё детективное агентство, а ты возражала, говорила, что опять я буду в опасности и никого не будет рядом, чтобы прикрыть меня. Я отвечал, что справлюсь, а ещё сказал, что совсем не смогу измениться, ведь это буду уже не я. «Понимаешь, это моя сущность», — сказал я. Ты согласилась, сказав, что, возможно, мне станет неинтересно (без приключений я не смогу), и, подумав, добавила, что всё равно будешь рядом. Так было, есть и, видимо, будет всегда. Я обрадовался твоим словам. Мне, действительно, хотелось прожить остаток жизни вместе с тобой: «Лучше поздно, чем никогда». Я встал на одно колено и сказал, что моё решение было спонтанным и потому у меня нет сейчас кольца, как это полагается, но потом мы поедем и всё купим, сказал, как сильно я тебя люблю: «И пусть сейчас я не могу ничего предложить тебе, ведь у меня нет стабильной работы, больших денег, машины, яхты и что там ещё нужно….» — был только я сам уже не молодой и, я бы даже сказал, далеко не молодой, сорокапятилетний неудачник и моя безграничная любовь к тебе. Ты рассмеялась и сказала, что давно ждала этих слов, но понимала, что мне это не нужно. У меня и так слишком много проблем было. Я ответил, что давно представлял себе, что мы муж и жена, но у нас всё было очень сложно. Я всегда хотел назвать тебя своей любимой. Не помню дня, когда я бы не любил тебя. Ты посмотрела на меня, встала с уютного кресла, стоявшего на веранде и предназначенного для таких вот бесед, наклонилась и обняла, сказав: «Мы давно уже встречаемся и рано или поздно это должно было произойти». Ты сказала мне «да»!!! Это были самые драгоценные слова на свете. Я поднял тебя на руки и расцеловал. Я пообещал, что сделаю всё, чтобы ты была счастлива. Больше никакой тьмы… Я знал, что ты очень хочешь иметь детей, но не можешь забеременеть, да и поздно уже… и я предложил: «Давай усыновим или удочерим кого-нибудь, когда всё устроится. Это не составит проблем, ведь ты детский доктор и ты запросто подыщешь нам здорового малыша». Ты очень обрадовалась моим словам. Ты давно хотела усыновить одного мальчика, твоего пациента, и мы даже разговаривали об этом, но органы опеки не давали незамужним женщинам на воспитание детей. К тому же ты очень много работала, не щадя себя, находилась целый день среди детей, пытаясь им помочь. Ты хотела восполнить пустоту в своём сердце от отсутствия маленького существа, о котором ты бы заботилась, кого бы любила больше жизни. Ты часто приходила в слезах с убитым настроением, если не могла ничем помочь своим деткам, ведь в твоём отделении находились разные пациенты. Некоторые сильно болели, и, к сожалению, им ничем нельзя было помочь и приходилось смотреть, как они угасают. У меня бы давно крыша поехала от такой работы. И я часто ругал тебя, говорил, что нельзя принимать всё так близко к сердцу, или просил, чтобы ты нашла другое занятие, но это было твоим призванием. Ты любила свою работу и своих пациентов, а я вот уже не знаю, в чём моё призвание. Я потерял себя. И мне так хотелось найти… У меня было хорошее психологическое образование, но я не хотел работать просто психологом. Мне казалось, что это скучно, очевидно, зря. 3 глава. Вам в больнице срочно нужен был психолог, чтобы работать с родителями, которые потеряли или теряют своих детей. Ты предложила мне, ведь мне срочно была нужна работа. Я сказал, что долго не протяну на такой службе. В отличие от тебя, у меня не было такого сильного характера, но ты уговорила меня, сказав, что это ненадолго, только, пока вы не найдёте кого-нибудь взамен. Я согласился. Тогда я ещё не знал, что именно так и начнётся история нашей новой жизни. Сегодня был мой первый день работы в больнице. Мы проснулись, наконец-то, вместе, вполне бодрыми и выспавшимися, хотя долго обсуждали вчера наши планы на жизнь и мечты, которые попытаемся осуществить, а потом занимались любовью. Наверное, это вера в лучшее придавала нам сил. Мы позавтракали, наскоро приготовленной, яичницей с овощами. Ты их просто обожала, и у меня в холодильнике всегда были полуфабрикаты для тебя. Ты сварила кофе, но вот проблема… у меня закончилось молоко, а ты терпеть не можешь кофе без молока, так как не пьёшь сладкий, то ли следя за фигурой, то ли ещё по каким-то причинам, а с молоком кофе приобретает приятный бодрящий вкус. Ты встала и поцеловала меня в макушку, сказала, что теперь будешь здесь жить и привыкла, чтобы в холодильнике была еда, а не так, как у меня, чтобы мыши доедали там последнее. Нам надо после работы заехать в магазин за продуктами. Мы оделись и поехали на работу. Ты привела меня в кабинет к главврачу и сказала, что я смогу здесь пока поработать психологом, теперь уже в нашей больнице. *** Слегка полноватая, но аккуратно причёсанная и накрашенная, а оттого казавшаяся очень милой, женщина лет шестидесяти спросила меня о моём образовании и опыте работы. Я рассказал, что учился в Оксфорде, имею степень по социальной психологии. Опыта работы у меня нет, но думаю, что я справлюсь. О ФБР я умолчал. Она сказала, что я могу приступать (испытательный срок — две недели) и что доктор Скалли покажет мне мой кабинет. У меня был теперь свой кабинет. И не в подвале… Дана принесла мне новый белый халат. *** «Я, что, теперь доктор Малдер?» — спросил я. Ты улыбнулась и пожала плечами. Я снял куртку и надел халат поверх рубашки, выправил воротничок. Получилось ничего себе так. Ты сказала, что мне идёт, что я очень мило выгляжу, а я сделал вид, будто бы обиделся, и спросил: «Мило, и всё? Даже не сексуально?» Ты рассмеялась и сказала, чтобы я только попробовал закрутить шашни с какой-нибудь молоденькой практиканткой, потом ты вышла, оставив меня одного обживаться в своём новом кабинете. Итак, что мы имеем? Письменный стол, кожаное кресло, компьютер на столе. У окна небольшой диванчик… тоже кожаный… наверное, это гарнитур, предназначенный для пациентов и их родителей. На окне нет цветов. Только закрытые жалюзи… зато справа от меня стоит большая напольная ваза с искусственными цветами. Здесь чисто. Видно, что регулярно делали влажную уборку в отсутствие сотрудника. В воздухе немного пахнет лекарствами и ещё чем-то сладким, ягодным. Я решил, что это освежитель воздуха, висевший над вазой. Рядом на стене много дипломов и сертификатов. Я включил компьютер. Пароля не было, и это хорошо, значит здесь нет ничего секретного, а то в последнее время в моей жизни слишком много секретов. На моём столе в правом верхнем углу была папка с графиком посещений. Я открыл её, заметил, что на сегодня их у меня по плану было немного, что было весьма неплохо. До начала рабочего дня было ещё двадцать минут и я мог пройтись, ознакомиться с новым местом и маленькими пациентами. Я вышел из кабинета, закрыв за собой дверь на ключ, прошёл по белому коридору. В отличие от моего кабинета, где был освежитель, источавший приятный аромат, здесь сильно пахло лекарствами. Это было детское отделение, но здесь не было даже намёка на жизнерадостность, просто белые стены, такой же белый потолок, хоть бы какие-нибудь рисунки повесили, что ли… По коридорам никто не бегал, даже просто не ходил. Не было слышно детских голосов. Я подумал: «Неужели все дети здесь настолько больны?» Мне даже стало не по себе. Я шёл по длинному коридору и сквозь стеклянные перегородки видел больных детей. кто-то был подключен к приборам. Кто-то просто лежал и спал в изнеможении. У них, у всех были такие измученные лица, круги под глазами (у кого-то больше, у кого-то меньше). Всё это зрелище подействовало на меня удручающе. Я стоял, прислонившись к стеклу, и наблюдал за одним мальчиком, который спал в своей кроватке. Я почувствовал, что моё сердце наполняется болью, жалостью и непониманием, почему судьба так несправедлива, почему Господь или Аллах, или Будда (кто-то ведь есть там, на небе, я точно знаю)… почему он так обошёлся с этим ребёнком? У него было такое бледное лицо, что мне захотелось позвать на помощь. Я не знал точно, что с ним, но догадывался, что что-то нехорошее, ведь просто так в больницу не попадают. Вдруг кто-то подошёл сзади и одёрнул на мне халат. Я очнулся от своих прискорбных мыслей и обернулся. Передо мной стояла ты. Ты сказала, что это Томми (новый пациент, поступивший вчера). Ему всего семь. И у него лейкемия. К горлу подступил комок, и я чуть не пустил скупую мужскую слезу. Я даже запрокинул голову назад, чтобы слёзы предательски не потекли из глаз. Ты всё поняла и, чуть обняв, погладила по руке, сказала, что, если я не хочу здесь оставаться, ты поймёшь. Я ответил, что, может, хоть здесь я смогу быть чем-то полезен, если смогу помочь людям, которые потеряли своих детей или тем, кто задыхается от беспомощности, глядя на их страдания, хотя… как можно помочь людям, которые потеряли самое дорогое в своей жизни? Как можно заглушить боль от потери ребёнка? Хотя бы какие-нибудь рисунки надо повесить на стены или аппликации сделать, а то здесь всё так удручающе: белые стены, белый пол, белый потолок. Почему дети, которые переживают не самый лучший период в своей жизни, да что там говорить, самый прискорбный, должны находиться в таком месте? Почему вместо того, чтобы как-то скрасить их болезнь на них давят эти убогие стены? Ты кивнула, и в твоих глазах я тоже заметил блестящие слезинки: — Я пойду к себе в кабинет. Уже должен начаться приём. Ты заходи в обед, чай попьём. Я пошёл к себе. На душе скребли кошки. Я был в шоке от увиденного, ведь Томми здесь не один такой. Здесь в каждой палате лежали такие обделённые справедливостью и богом дети. 4 глава. Потом потекли обычные рабочие будни. Я уже почти забыл, что такое, когда утром звенит будильник, призывая тебя вылезти из-под тёплого одеяла, разомкнуть тёплые объятия твоей любимой девушки и попытаться встать. Раньше я любил бегать по утрам. Я, вообще, был вполне спортивным парнем. Я решил, что, когда наступит лето, надо бы возобновить свои тренировки, вставать пораньше и с плеером в ушах начать бегать. Мы с Даной спали под одним одеялом, крепко прижавшись друг к другу. Иногда, когда она уже спала, а я ещё нет, я лежал и думал, что это предел моих мечтаний — спать, уткнувшись в её родное плечо, вдыхать её аромат, слышать биение её сердца и её неторопливое, лёгкое посапывание. *** Когда наступало утро и я открывал глаза, ты была рядом, моя принцесса, моя самая любимая женщина на всём белом свете. Я подумал, что хотел бы иметь дочь от тебя, твою точную копию, маленькую малышку, но потом вспомнил, что ты не можешь иметь детей, и вздох разочарования вырвался у меня из груди. Иногда ты просыпалась первой, и первое, что я слышал, — это звон посуды. Ты готовила нам завтрак. Обычно это была овсяная или гречневая каша и ещё яйца в разном виде: яичница или омлет, или просто сваренные вкрутую или всмятку, — вот и сегодня, когда я проснулся, ты уже была на кухне, ранняя пташка. С кухни очень вкусно пахло. Я окончательно освободился от сна, так как в животе смертельно урчало. Потрясающий запах подтолкнул меня вылезти из тёплой кроватки. Я босиком и в одних боксерах поплёлся на кухню. — Доброе утро, моя королева, — я налил себе кофе с молоком. Теперь в холодильнике всегда была коробочка свежего молока. — Доброе утро, лисёнок, — ты говорила, что я похож на лиса и что у меня говорящее имя «Фокс». На завтрак у нас был омлет с овощами и золотистые гренки, вот что так чудесно пахло на весь дом. Мы полакомились и пошли собираться. Ты пошла в ванну первой чистить зуба и наводить красоту, а я пока натянул свои любимые джинсы и толстовку. На улице царила ранняя весна и было немного прохладно. На работе я одевал ещё халат, так что… думаю: «Не замёрзну». Затем я аккуратно заправил кровать и расправил балдахин, красиво спускавшийся сбоку, уложил все подушечки, которые ты привезла со своей старой квартиры, когда переезжала ко мне, сел и стал ждать, когда придёт моя очередь идти чистить зубы. Ждал я недолго, минут десять, не больше. Ты не злоупотребляла косметикой, просто накладывала румяна и пудру в тон своей нежной, светлой кожи, чуть красила губы перламутровой помадой или полупрозрачным блеском, но нужно было еще уложить твои роскошные рыжие волосы и, чтобы не сорить ими в спальне, ты причёсывалась в ванной. Когда ты вышла, я сделал тебе комплимент: «Как ты прекрасна!» — и пошёл чистить зубы. Через пять минут я был уже готов и ждал тебя в прихожей. Ты вышла из спальни, уже одетая в скромное серое платье со вставками из кружев по бока. Не было смысла особо рядиться, так как на работе ты тоже наденешь белый халат. Мы приехали на работу и разошлись по своим делам. Я направился к себе в кабинет, а ты — на утренний обход. Вечером после работы мы, как обычно, встретились в холле больницы, чтобы поехать домой. Два месяца уже прошло после того, как ты согласилась стать моей супругой, но кольцо на помолвку мы так и не купили, и сегодня я решил сделать тебе сюрприз. Я всё-таки не решился подарить тебе кольцо на свой вкус. Вдруг оно тебе не понравится, или я с размером напутаю, и я зарулил к торговому центру. Ты удивилась и сказала, что хочешь есть и устала. Я ответил, что мы можем выбрать какой-нибудь ресторанчик поблизости, но сначала мы идём в ювелирный отдел подбирать тебе кольцо. «Боже, Фокс!» — ты обрадовалась. Твоя усталость сразу прошла. Всё-таки каждая девушка мечтает о замужестве, ведь это заложено природой. Мы выбрали тебе кольцо с россыпью брильянтов, которые потрясающе сверкали. На твоей миниатюрной ручке оно смотрелось очень красиво и изящно. Этой ночью меня ждала твоя благодарность. 5 глава. Так проходили наши будни, а в выходные мы обычно отправлялись в гости к твоей маме, или она приезжала в гости к нам, но это было реже, потому что мы жили далеко, да и возраст у твоей мамы всё-таки был уже почтенный. Иногда нам хотелось остаться наедине друг с другом и провести выходные только вдвоём подальше от городского шума, и тогда мы брали палатку и ехали на озеро, купались, загорали, сидели, обнявшись у костра, занимались любовью в палатке, пили вино и снова занимались любовью. Вечером в воскресенье мы собирались и ехали домой. Завтра нужно было идти на работу, помогать людям и лечить детей. И вот именно в тот понедельник всё и началось, пришло наше счастье или не совсем счастье… Счастье… с препятствием! С утра всё шло абсолютно нормально, как и в десятки утр до этого. Мы приехали на работу, и каждый занялся своими делами. У меня были приёмы, а у тебя — свои врачебные дела. В обед мы обычно встречались, вмести шли в столовую или в кафе рядом, но в этот перерыв ты не пришла. Я заволновался и пошёл к тебе сам. Когда я подходил к твоему отделению интенсивной терапии, меня вдруг посетило странное чувство неизбежности, что сейчас что-то должно произойти. В кабинете тебя не было, и я зашёл в ординаторскую. Может ты там заболталась с кем-нибудь, но и там тебя не было. Я спросил: «Где доктор Скалли?» Никто не знал. Я вышел и стал искать тебя по отделению, заглядывая туда, где ты могла находиться, а именно в палаты твоих любимых пациентов. Тебя не было нигде. Пока я тебя искал, обед уже закончился. Я присел на кушетку около окна и решил, что подожду десять минут, чтобы просто удостовериться, что у тебя всё в порядке, но ты не появилась ни через десять минут, ни через пятнадцать. Я решил, что больше не могу пренебрегать своими профессиональными обязанностями, и отправился к себе. Петерсоны нуждаются в моей помощи. Не буду отнимать у них драгоценное время приёма, да и ты точно должна быть в больнице. Не могла же ты уйти просто так, никому ничего не сказав. Я волновался весь остаток дня. И, как назло, сегодня был плотный график приёмов. Я не успевал даже кофе попить. Вечером я сразу отправился к тебе в кабинет. К счастью ты была на месте. Я даже облегчённо выдохнул, но, когда ты подняла голову и посмотрела на меня, сердце ёкнуло и «вывалилось в ботинки». Ты плакала, причём очень давно и очень сильно. Глаза опухли. Лицо было красным. Ты посмотрела на меня пристально с невысказанной горечью. Губы дрожали. Ты не могла говорить. — Что случилось? — я чуть не закричал от нарастающей тревоги. Я подошёл и обнял тебя за плечи. Ты смотрела на меня таким взглядом, что я думал: «Моё сердце разорвётся». — Я нашла его, Фокс. Я столько раз представляла себе, что будет, если мы найдём его, при каких обстоятельствах и что мы ему скажем. — Кого нашла? — меня охватила не понятная паника и предчувствие неизбежного, как и тогда в коридоре. — Нашего мальчика! Он поступил ко мне в отделение интенсивной терапии сегодня утром. Он в реанимации. Я оторопело смотрел на тебя, а ты вдруг схватила меня за плечи и стала трясти, кричала и плакала: «Уилл… я нашла его. Я нашла его!!!» Я гладил тебя по волосам, сильно прижимая к себе, но ничего не говорил, переваривая то, что ты мне сейчас сказала, и давая тебе более или менее успокоиться, чтобы ты могла мне всё объяснить. Ты выплакала остаток слез и подняла глаза. Мы присели на маленький диванчик в углу, и я начал спрашивать: «Почему ты думаешь, что это Уильям?» Ответом было: «Я чувствую! Он похож на тебя как две капли воды. Ты просто должен его увидеть… Всё: нос, губы, овал лица, даже родинка на щеке… Ему передалась твоя родинка! Только глаза мои и цвет волос светлый». И ты опять начала всхлипывать: — Но ведь маленькие дети все очень милые и так похожи друг на друга, и в каждом ты хочешь видеть его черты, я знаю! Это не повод думать, что это он. Может, какой-то мальчик, похожий на меня? — Нет, нет, это он, это точно он. Материнское сердце чувствует!  — А какие-нибудь документы есть! — Да, мальчика привезли из Вайоминга. Дом, где он жил со своими приёмными родителями, сгорел, его мать и отец погибли под завалами дома, спасая своего ребёнка… нашего ребёнка, Фокс. Ты опять начала плакать, а это значит, что лимит слёз ещё не исчерпан. — Так какие документы? — я пытался выспросить у тебя хоть что-нибудь. — Когда тушили дом, нашли коробку. Она железная. И языки пламени чудом до неё не добрались. Там было свидетельство о рождении и об усыновлении мальчика по имени Уильям Фокс Малдер. При этих словах я стал тяжело дышать. Мне вдруг показалось, что сейчас я грохнусь в обморок: — Ты назвала его моим именем и записала на мою фамилию? — Конечно. Это же твой сын. Или ты сомневаешься? — Что ты? Я просто думал, что он записан как Скалли, просто Уильям Скалли, но… не об этом сейчас. Что с ним? Почему он в реанимации? Я хочу его видеть! — У него сильно обожжено тело, повреждены внутренние органы. Он в тяжёлом состоянии. «Наш мальчик…» — и ты снова начала рыдать. Мне тоже хотелось рыдать, ужасно хотелось увидеть Уильяма. Меня просто разрывало от чувств, но ты так рыдала. Я должен был поддержать тебя. Я гладил тебя по спине, что-то говорил. Ты всхлипывала, иногда произнося: «Наш мальчик!», — и опять погружалась в рыдания. Уже стемнело. В больницу пришёл ночной сторож. Нам надо было ехать домой, но ты не хотела, говорила: «Как же мы уйдём, ведь он здесь!» — Пойдем, Дана, придём завтра пораньше. Тебя как врача пустят в реанимацию, а, может, и меня тоже. Нехотя ты согласилась. У тебя уже не было сил. Рыдания и безудержные чувства вымотали тебя, и мы отправились домой. Дома я налил тебе горячую ванну, чтобы ты расслабилась, а сам пока принялся готовить ужин, то, что мог. Я не очень умелый повар, но… пожарить картошки и разогреть котлеты смогу. Мы поужинали, и ты сказала, что тебя, ко всему прочему, разморило в ванной, и ты хочешь спать, хотя вряд ли сегодня уснёшь. Ты ушла наверх, а я всё сидел на кухне и смотрел в одну точку. Я не мог понять, что происходит. Это как внезапный удар: раз… и ты в нокауте! Я не знал, что теперь делать. Наш сын, наш мальчик… по счастливой случайности мы нашли его, вернее, он сам нашёл нас. Или по несчастливой случайности? Что теперь будет? Что делать? Имеем ли мы на него какие-то права? Его родители погибли, и он остался один, но у него теперь есть мы. Мы всегда у него были. Мы всегда любили его. Бедная Дана… Я даже представить не могу, как она страдала. Она часто была такой грустной, выходила в поле сразу за нашем домом и долго смотрела вдаль, а по ночам смотрела на звёзды и молилась. Я тоже молился, молился о спасении нашего ребёнка. Не важно. Где бы он ни был, я всегда был с ним. Мой сыночек… я так его любил, хотя провёл с ним всего две недели. Он не будил меня по ночам, разве что совсем чуть-чуть, когда его надо было кормить. Я не застал то время, когда у него начали резаться зубки. Я уехал, бросил его, бросил их. Если бы были другие обстоятельства, я бы не за что не уехал. И как, вообще, можно?! Нет мне прощенья! Я только сейчас понимаю, каким идиотом надо быть, чтобы так поступить. Самое дорогое, что у меня было, я взял и предал. Я всегда винил себя, только себя в случившимся. Дану я не винил. Она была в панике, сильно напугана. Она хотела его спасти. Но оценит ли он когда-нибудь нашу заботу, нашу жертву? Или будет считать, что мамочка и папочка поступили с ним как с кучей мусора: просто выбросили и всё? Кто мы для него теперь? Просто дядя и тётя? Из глаз потекли слёзы. Я даже не стал сдерживаться. Я плакал как маленький, ощущая всем сердцем жалость, любовь, потерю, беспокойство, отчаяние. Ещё куча разных чувств перемешалось в моём сердце. Оно ужасно болело, ныло как больной зуб. Это была физическая боль, как если бы болела рука или нога. Это болело моё сердце. Что теперь будет? Что с ним? Он обгорел! А что, если он останется инвалидом? Это я виноват! Я! Я! Я во всём виноват! Мне нужно было подняться наверх, посмотреть, что там с тобой. Ты спишь или тоже рыдаешь, как и я? Но я не мог, в буквальном смысле не мог! Ноги словно налились свинцом. Дышать было тяжело. В груди жгло адским огнём. Хотелось кричать, что есть мочи, разрушить всё, что есть в доме. Я зажимал рот рукавом, и звук получался сдавленным. Я кричал от бессилия. Я кричал в никуда, и слёзы капали на скатерть. Рыдания меня утомили, и я решил подняться. Ты крепко спала. Я даже недоумевал, как ты можешь спать, хотя сам чувствовал, что сейчас упаду без сил и вырублюсь. Мы проспали до утра, явно опоздав, потому что будильник никто с вечера не завёл. Лично у меня болело всё тело, как будто я заболел гриппом. Опять это нарастающее чувство паники… Я через силу поднялся, а это было нелегко, и пошел умыться. Может, хоть холодная вода приведёт меня в чувство. Когда я посмотрел в зеркало, даже испугался. Глаза красные, лицо опухшее… Как я буду принимать пациентов с таким лицом? Скажут: «Доктор с похмелья…» Наверное, с тобой было то же самое. Ещё пойдут слухи, что я поднимаю на тебя руку. В больнице знали, что мы вместе. А, плевать… Пусть думают, что хотят! Мы спустились. Есть не хотелось совершенно. Мы даже не разговаривали. Срочно нужно было ехать в больницу. Как он там? 6 глава. Посмотрев на часы, ты сказала, что мы опоздали на сорок минут. Это было плохо. Соврать, что была пробка, вряд ли получится. В нашем маленьком городке пробок почти не бывает, да, может, и не заметил никто, что мы так жестоко опоздали, кроме моих пациентов, но… с ними я как-нибудь договорюсь, а ты можешь попросить своих коллег, чтобы тебя прикрыли. Когда я вошёл в кабинет, меня уже давно ждали. Я стал извиняться. Мне, действительно, было очень стыдно за опоздание, за свою слабость накануне. Мне было жутко неудобно. Я представляю, что подумали обо мне Уилкерсы, которые, прождали меня добрых сорок минут, а тут заявляется врач с опухшим лицом, словно он пил всю ночь. Может, даже главврачу пожалуются… — Извините, вчера умерла моя любимая бабушка, — соврал я. Я знал, что это плохо — врать, вообще, а врать про болезни или смерти — вдвойне плохо, но моя бабуля умерла уже давно, поэтому хуже ей не будет. Мистер и миссис Уилкерс посмотрели на меня с сочувствием и сказали, что мне не стоит извиняться, и сделали вид, что всё поняли. Потом они стали рассказывать о своём горе, что здесь у них лежит дочь, она больна раком лёгких, и это, к сожалению, уже неизлечимо, стали пересказывать свои чувства, переживания. Конечно… я же психолог, но… моё сознание было устремлено к сыну, вверх по лестнице, по коридору направо в отделение интенсивной терапии. Там за закрытыми дверьми реанимации лежал мой сын. Боже, я сейчас умру! Нужно было как-то вести приём, но мысли путались. Я не мог сидеть на месте. Мне нужно было туда. Уилкерсы тактично намекнули на перенос приёма, и я с благодарностью сказал: «В любое удобное для вас время, но сейчас я и вправду не в форме». Мы договорились о приёме на завтра в это же время, и я ещё раз извинился: «Сейчас от меня, действительно, мало толку». Уилкерсы откланялись, а я перенёс следующий приём на обеденное время и понесся сломя голову в твоё отделение. *** Доктор Дана Скалли с утра была сама не своя. Всё падало из рук. Ничего не получалось, мысли хаотично разбегались и собрать их не представлялось возможным. Как у любого врача, у неё было много обязанностей: сделать обход, раздать лекарства своим пациентам, поработать над больничными картами, но на всё это не было сил в буквальном смысле слова. Ноги несли к сыну, к тому, от которого сама отказалась. Сколько она ночей проплакала, как ругала себя за свою слабость? Она чувствовала себя виноватой. Нет, виноватой — это совсем не то слово. Она не представляла, как сказать ему об этом. Она могла обо всём на свете рассказать ему, абсолютно всё и знала, что он поймёт. Она могла часами смотреть в его глаза, могла часами болтать с ним, о чём угодно. Она каждый день благодарила бога за то, что встретила его на своём пути. Это огромное счастье — встретить в жизни такого человека, родственную душу, но этого она не могла ему сказать. Она не знала, как Фокс отнесётся к её поступку. Может, никогда не простит? Но он простил и, казалось, понял или сделал вид, что понял. Иногда, когда они шли по улице, она видела, как он смотрел на маленьких детей, как заглядывал в коляски. Она проклинала себя, утыкалась носом в его плечо и начинала всхлипывать. Он ничего не говорил: то ли он так сильно её любил, то ли, правда, всё понимал, но она-то себя не простила и никогда не простит! Сегодня первым делом Дана бросилась в реанимацию. Дежурная медсестра сказала, что поступивший пациент ещё не приходил в сознание. — Кто его лечащий врач? Я хочу с ним поговорить. — Сейчас ещё рано. Он придёт позже, и вы всё у него спросите. — Тогда пустите меня. Если вы не знаете, я тоже врач из отделения интенсивной терапии. Доктор Дана Скалли… — А кто вы мальчику? Просто у меня распоряжение пускать только родственников, хотя у него их почти нет. Его родители погибли. Ну, хоть дальних… — Я ему двоюродная тётя, — соврала Дана. — Пустите, пожалуйста. У него больше никого. — Ну, хорошо. Вы же всё равно врач. Дана вошла в большую узкую комнату, выложенную голубой плиткой. Это была реанимация. Всё пространство было поделено на маленькие ячейки, отгороженные занавесками. Там лежал какой-нибудь ребёнок, подключённый к аппарату искусственного дыхания или вентиляции лёгких. Зрелище было удручающим. Дана нашла Уильяма. Он лежал у окна, и она ещё подумала, что из окна может дуть. Маленький и беззащитный… точная копия Фокса… ей даже стало страшно, как он был на него похож. Уилл был укрыт простынкой, и, в каком состоянии было его тело, она боялась даже представить. К его ручкам были прикреплены проводки измерения жизненной активности. Пульс отражался на экране в виде неровной кривой. Рядом стояла большая капельница, и лекарство попадало в организм её сына. Из глаз градом покатились слёзы. Она стояла рядом и плакала. Неужели они нашли его? Лучше бы не находили, лучше бы всю жизнь страдать без него, лучше бы нести свою жертву до конца, но не видеть того, как он лежит… бездыханный, покалеченный… Фокс, запыхавшись, взбежал на пятый этаж, где была реанимация, хотя здесь был лифт, но им он почему-то не воспользовался. За дежурным столом сидела медсестра. Конечно, в реанимацию просто так не пройдёшь. — Извините, к вам поступал мальчик с сильными ожогами. Уильям Фокс Малдер… мне срочно нужно его видеть, пожалуйста! — А кто вы мальчику? Туда уже зашла девушка, говорит, что она ему тётя. — Я его отец, — выпалил Фокс и осёкся. Наверное, нужно было соврать. — Нет, его родители сгорели при пожаре. Кто вы? — Понимаете, это долгая история. Я его настоящий отец, а сгорели приёмные родители. Пожалуйста, я только посмотрю. Ну, вы ведь тоже чья-то мать!!! И потом я работаю здесь штатным психологом, точно ничего плохого не сделаю, — и он указал на свой бэйджик. Медсестра решила, что, раз он здесь числится, то человек проверенный и ничего плохого ребёнку не сделает, причём имена у них были одинаковыми, может, и, правда, отец… Фокс зашёл в реанимацию, и стены сразу «навалились» на него. Это было ужасно удручающее место. В углу, облокотившись о подоконник, стояла Дана. Она смотрела на сына и тихо плакала. Фокс подошёл к ней и попытался обнять. Она вздрогнула, как будто очнулась ото сна, подняла голову и, стараясь не разрыдаться во весь голос, разревелась, сильно прижавшись к Фоксу. У него тоже защипало в глазах, и он не сдержал слёз. Так они и стояли, оплакивая свою беду, своё прошлое, которое не могли исправить, те обстоятельства, которые привели к таким ужасным последствиям. Теперь, судьба, похоже, давала им новый шанс. Смогут ли они им воспользоваться? Сейчас главное, чтобы Уильям поправился. Что они скажут ему, когда он придёт в себя, они ещё не знали. Наверное, скажут, что сильно его любят, потом нужно будет объяснить мальчику, что он их сын. Кто они? Что они здесь делают? Возможно ли пятилетнему ребёнку объяснить такие вещи? Почему они отдали его на усыновление? Почему поступили так? Боже, сколько вопросов! Дана вышла из оцепенения первой и подняла глаза. Она впервые видела, как Фокс плакал. Нет, он конечно и раньше бывал в расстроенном состоянии, но он не плакал ни когда они бежали из тюрьмы и со всем, во что он верил и чем жил, было покончено, ни даже тогда, когда он мать потерял. Он держался, метался по квартире, колотил подушку, всхлипывал у неё на руках, а она обнимала его, качала как маленького, шептала успокаивающие слова, но он не плакал так, как сейчас. Её сердце сжалось. Ей вдруг стало понятно, как ему было больно всё это время. Она знала, что он хочет найти сына, и он искал его, но всё безрезультатно и вот теперь… стоять и смотреть на собственного ребёнка в таком состоянии — это ужасно. Ей захотелось успокоить его, согреть. Она поднялась на цыпочки и стала целовать его лицо, глаза, брови, нос, щёки, взяла его ладонь, прижала к своей щеке и стала целовать. Она говорила, что всё будет хорошо, что Уилл поправится, что она как врач уже оценила его состояние, что его ожоги сильные, но не критичные, а поскольку он ещё малыш, то кожа регенерирует быстрей и, скорее всего, он находится без сознания из-за болевого шока, но к вечеру или, в крайнем случае, к утру он придет в себя: — В больнице, хорошее оборудование и квалифицированные врачи. Они ему помогут, а мы позаботимся о нем дома. Мы больше никогда не расстанемся, будем жить все вместе настоящей семьёй. Малдар вытер рукавом слёзы, посмотрел на Дануи, обняв, сказал: — Да, конечно… да, прости меня за слабость. Я вместо того, чтобы тебя поддержать, развожу тут сырость. — Нет, всё нормально. Ты же живой человек. Я всё понимаю. Тебе тоже тяжело. В реанимацию зашла медсестра, сказала, что долго здесь нельзя находиться, это всё-таки реанимация: — Сейчас врач придёт. Дождитесь его, пожалуйста, в коридоре. Они ещё раз окинули взглядом бездыханное тело Уильяма и, взявшись за руки, вышли в коридор. Навстречу им как раз попался врач, ещё достаточно молодой мужчина лет сорока, может, ровесник Фокса, довольно приятной внешности стройный брюнет с усами и бакенбардами на пару сантиметров выше Малдера. На бейджике, прикреплённому к белому халату было написано: «Врач ожогового отделения Стив Рольф». — Сегодня, вернее, уже вчера в реанимацию поступил мальчик Уильям Фокс Малдер. Мы его родители. Нам нужно точно знать, в каком он состоянии. — Дана решила, что родителям-то уж точно должны всё рассказать без утайки.  — Как он, доктор? В каком состоянии? Стив подошёл к столу и взял журнал, где числились все прибывшие пациенты: — В стабильном. Не могу сказать, что в легком, но и не в тяжёлом. Успокойтесь, всё будет нормально. — Поподробнее… какие лекарства вы ему колете? Куда его потом переведут? В ожоговое отделение? К вам? — Да, я буду его лечащим врачом. Мы колем ему ледазу для быстрого регенерирования кожи, наотропил внутривенно и общеукрепляющие витамины. — Вы знаете тут написано, что его родители погибли в огне и, скорее всего, потом, когда он поправится и окрепнет, его следует оформить в приют. — Нет-нет, это мы его настоящие родители. Просто мы потеряли его пять лет назад. Мы усыновим его снова и ни в какой приют его оформлять не придётся. Ты не стала говорить врачу, что сама же отдала его на воспитание другим людям, боясь, что слухи пойдут. Здесь ещё работать… Пока Дана разговаривала с врачом, Малдер сидел на одной из кушеток, поставленных в коридоре. Он смотрел в одну точку, и мысли все разбежались. Он посмотрел на Дану, расспрашивавшую врача об их сыне, и ещё раз удивился, тому, сколько было силы в этой хрупкой девушке, сколько выдержки и терпения спрашивать о чём-то, сосредоточиться. Он бы так не смог. Он, наверное, опять зарыдал бы. Он что-то совсем распустил нюни. Дана закончила разговор с врачом, подошла и сказала: — Пойдём, придём завтра, когда Уил придёт в себя. Фокс, Фо-о-окс, очнись! Его глаза ничего не выражали. Она погладила его по голове. Малдер поднял взгляд: — Как же так? Почему всё так получилось? — произнёс он в пустоту. — Я столько искал его. И ничего, никакой зацепки, а тут всё так… — Пойдём, — ещё раз сказала Дана. — Пойдём. 7 глава. В машине они ехали молча. Фокс смотрел на дорогу, а Дана — в пустоту. Разговаривать не хотелось, да и не о чем было. Огромная усталость навалилась на обоих, ужасно хотелось спать. Фоксу еле-еле удавалось следить за дорогой. Дане повезло. Она хотя бы могла закрыть глаза. Приехав домой, они разогрели ужин и отправились спать. Всю ночь обоим снились кошмары. Дане снился Уильям, который плакал и кричал, то просил не уходить, не бросать его: «Мамочка не уходи!», — то озлобленно глядя на Дану, говорил, что она его бросила, она во всём виновата, и, если бы не она, они бы жили одной семьёй. Дана ворочалась, просыпалась в поту. Это была самая ужасная ночь в её жизни. Малдеру тоже снился кошмар: длинный, тёмный тоннель… незнакомая женщина забирает у него сына, уводит мальчика; тот оборачивается и улыбается папе; Малдер пытается идти, но тело сковала невидимая сила, и он не может пошевелиться, а женщина и Уильям уходят, и он кричит им вслед: «Нет, не забирайте его!» Он просыпается, понимает, что больше не сможет заснуть. Рядом половина кровати тоже пуста, а значит Дана уже на кухне. Ей тоже не спится. *** Ты сидела за столом, уставившись в одну точку. На столе перед тобой стоял стакан воды. Увидев меня, ты судорожно отпила глоток и спросила: — Что? Тоже не спится? Я сказал, что мне приснился страшный сон про нашего сына и теперь на душе беспокойно. Ты попросила пересказать сон. Я ответил, что плохо помню его, просто помню, что у меня забирает сына какая-то незнакомая женщина, и ещё помню огромное чувство вины, которое, собственно, и гложет меня теперь. Я долго пытался смириться с ним, научиться с ним жить. Я говорил себе, что в этом нет нашей вины, это всё обстоятельства, но сейчас не могу себе врать: я поступил как последний трус. Я сбежал: — Нет таких обстоятельств, чтобы оставить собственного ребёнка! Мы должны были защищать его до последней капли крови, если понадобится. Ты сказала, что чувствуешь то же самое. В твоих бездонных глазах было столько тоски и боли, что сердце сжималось в непроизвольных конвульсиях. Ты спросила меня: — Что будет завтра? Что мы ему скажем или не стоит пока ничего объяснять? Мальчик и так травмирован. Он потерял родителей, тех, кого ими считал. Может, просто заберём его домой, а потом, когда всё наладится, постепенно расскажем? Я не знал, что тебе ответить. У меня не было идей на сей счёт: — Да, давай, — сказал я и отпил воды из твоего бокала. 8 глава. Утро всё-таки наступило. Не знаю, как ты, но я чувствовал себя ужасно, сказывалось полное отсутствие сна. Или почти полное... под утро я всё-таки провалился куда-то, и теперь мелодичная трель будильника показалась мне тяжёлым роком. Я повернулся лицом к твоей половине. Видимо, ты тоже заснула. Я осторожно дотронулся до тебя, и ты что-то пробормотала. Я решил проявить заботу и дать тебе ещё хоть немного поспать, поплёлся на кухню: «Хоть чайник поставлю!» - наделал нам бутербродов с колбасой и стал ждать, когда вскипит чайник, потом налил две кружки и растворил кофе (варить настоящий сил не было), как всегда добавил тебе немного молока, а себе две ложки сахара: мне же за фигурой следить не надо (я и так красавчик!), поставил всё это на поднос и отнёс в спальню. Может от запаха кофе, ты проснёшься? Нет, ты не проснулась, даже когда я поднёс кофеёк к твоему носу. Видно, сон был крепким, пришлось будить. Ты открыла глаза и приподнялась на локтях: — Сколько времени? — Половина девятого. Если ты поторопишься, мы даже успеем на работу вовремя. — Есть совсем не хочется. — Надо, а то у тебя скоро начнётся анарексия. Ты и так очень худенькая. Ты откусила кусок бутерброда и отпила глоток горячего напитка только, чтобы мне угодить, и мы начали собираться. Мы приехали в больницу и сразу поднялись в реанимацию. На посту, как обычно, сидела медсестра. Она с недоверием посмотрела в нашу сторону. Я первым начал разговор: — Доброе утро! Вы не скажете, пациент с именем Уильям Фокс Малдер пришёл в себя? — Кто вы такие? У меня нет распоряжения, что к нему кто-то должен придти. Медсестра на посту была не та, что вчера и пришлось объяснять всё заново: — Я штатный психолог этой больницы, а это врач отделения интенсивной терапии, доктор Дана Скалли, - произнёс я, как в старые добрые времена. Только сейчас мы были людьми в белых, а не в чёрных халатах или просто родителями, жаждущими увидеть своего ребёнка. Почему-то медсестра не стала больше нас не о чём расспрашивать: то ли не было причин не впускать двух врачей своей больницы, то ли у нас с Даной были настолько драматичные лица, что она всё поняла. Взявшись за руки, мы вошли в палату реанимации. У окна лежал мальчуган пяти лет со светло-русыми волосами, симпатичный, если не сказать больше, исключительно красивый ребёнок, настоящий ангелочек, сошедший с открытки-валентинки. Светло-серые глаза, обрамлённые ореолом пушистых ресниц, которые как у Мальвины (девочки с голубыми волосами) загибались вверх. Он вопросительно хлопал ими, уставившись на дядю и тётю в белых халатах: — Здравствуйте! Вы ещё одни мои лечащие врачи? Меня Уилл зовут! — Привет! Меня зовут Дана, а это Фокс! — Ха, ха, ха, Фокс... какое забавное имя! — разразился хохотом малыш. — Мне сказали, что к обеду меня переведут в палату, что я уже поправляюсь. Разве нет?  — Конечно, раз так сказал врач! Мы просто хотим поговорить с тобой. — Уилл, мы врачи этой больницы. Не нужно нас бояться. Мы хотели бы подружиться с тобой. — Давайте подружимся! Вы мне нравитесь. У вас добрые глаза, а он такой смешной! — И что же во мне смешного? - спросил Малдер, который до сих пор молчал, обдумывая, что же сказать ребёнку. Ситуация была очень непростая. — Ты на лису похож! *** Дана улыбнулась, отмечая про себя, что сын разделяет её точку зрения, хотя сам был безумно похож на отца, а значит и на маленького лисёнка. Малдер улыбнулся и отвёл взгляд в сторону. Он шевельнул губами, пытаясь высказать вслух мысли Даны, но во время осёкся, подумав, что не стоит сейчас травмировать мальчонку: — Уильям, а ты не знаешь, что произошло с твоими родителями? — Нет, я ещё не знаю. Дана вздохнула, понимая, что ситуация усложняется. Им предстоит ещё рассказать Уильяму, что его приёмные родители погибли. Она посмотрела на Фокса, смотрящего куда-то в сторону. Она подумала, что именно ему предстоит сказать это малышу, ведь это же он психолог: - Мы пойдём, поговорим с твоим врачом, чтобы тебя перевели в самую лучшую палату, хорошо? — Хорошо.Пока, Дана. Пока, Лис. Малдер и Скалли вышли из реанимации и направились искать доктора Рольфа. Доктор Рольф шёл по коридору им навстречу. Скалли буквально накинулась на врача с расспросами: - Когда его переводят в палату и сколько он там пролежит? Насколько опасны его ожоги? Кто скажет ему о том, что его родители погибли? Наверно, после улучшения состояния Уильяма с ним нужно будет поработать Фоксу, ведь он же психолог. - Подождите, подождите, не все вопросы сразу. Если вы позволите, я отвечу на них по очереди. У парня сильно обожжены ноги. Придётся делать специальные повязки для регенерации кожи. Немного обгорел живот, но, к счастью, внутренние органы не задеты. Я думаю: "Не стоит пока говорить ему, что его родители погибли. Пусть немного поправится!" В палату ожогового отделения я переведу его сегодня, не вижу причин откладывать, а вам совет - начинайте собирать бумаги на усыновление. Долго я его продержать в больнице не смогу. 9 глава. Мы собрали все бумаги, но в органах опеки нам заявили, что пока мы не зарегистрируемся официально, нам не смогут выдать запись об усыновлении. Конечно, немного странно и даже печально усыновлять собственного ребенка, но так уж сложилась наша жизнь. Необходимо было исправлять ошибки прошлого. Уильям уже почти поправился, и его можно было забирать домой. Мы с Даной приготовили для Уилла детскую комнату, поклеили обои с изображением человека-паука и накупили кучу игрушек и книжек всё про того же человека-паука, так как Уильям сказал нам, что это его любимый супер-герой и что, когда он вырастет, он хочет быть похожим на него, защищать людей от злодеев. О том, что его родители погибли, мне пришлось ему сказать. Эта честь выпала мне как психологу. Было очень тяжело сказать маленькому мальчику, что он теперь один. Конечно же, он был не один, но я представляю, что творилось в детском сердце после этих невообразимо жестоких слов. Он плакал, хотя уже как маленький мужчина пытался хоть немного скрыть свои страдания. Он отворачивался от меня, но по всхлипам и содроганиям был понятен весь спектр его чувств. Мне и самому хотелось умереть в этот момент. Я растерянно смотрел на него и не знал, что сказать, ведь всё это были лишь успокаивающие слова. Я мог говорить о психологии часами. Уж в этом я точно разбирался. Я мог промывать мозги пациентам, которые приходили сюда за помощью, но... это был мой сын, поэтому всё моё естество трепетало и дрожало вместе с ним. Я решил, что нужно просто по-отечески его утешить, чтобы он почувствовал, что я рядом. Я всегда буду с ним, что бы ни случилось. Я подошёл и обнял своего сыночка. Наверное, пока это был максимум того, что я мог ему предложить. Мы с Даной решили пока не говорить ему о том, кто его настоящие родители. Когда я его обнял, он прижался ко мне всем своим детским тельцем так сильно, как только возможно, и меня словно током ударило или поразило молнией. Он обвил меня своими ручками и ножками как маленькая обезьянка, и в голове пронеслись воспоминания, как ты держишь его на руках, показываешь мне. Господи, какие это восхитительные чувства! Нет ничего прекрасней на свете, чем держать своего ребёнка на руках! В этот момент ты понимаешь, что чувствует бог, глядя на нас. Ты и сам словно господь, по крайней мере, для него. Это точно. У него такие маленькие ручки, ножки, пальчики. Помню, тогда я лёжа на кровати долго смотрел на него как на что-то невообразимое, неземное... Вот она истина, а я дурак всю жизнь гоняюсь за ней! *** — Малыш, они сейчас на небе, в раю, и им хорошо. Они глядят на тебя и радуются, что с тобой всё в порядке. — Нет, не всё в порядке. Никогда уже не будет всё в порядке! Я больше не увижу маму. Я больше не увижу папу! Я хотел сказать, что я здесь и мама тоже здесь. Мне было так больно и от того, что мой сын не знает, что он мой сын, и от того, что погибли твои «родители». Мне стоило их любить и уважать хотя бы за то, что они столько лет воспитывали мою кровиночку: — Они всегда будут с тобой такими, как ты их запомнил, самыми замечательными людьми на свете. Я не знал их, но уверен, что именно так оно и было. — А меня теперь отдадут в приют? Я не хочу в приют! Не отдавайте меня, пожалуйста! — Нет, конечно. Мы тебя не отдадим. Я и тётя Дана... Мы позаботимся о тебе. Если ты согласен, то мы усыновим тебя, и ты будешь жить с нами. Мы уже и документы все собрали. — Нет, мне не нужны другие родители!!! — и ты вырвался, и выбежал из кабинета. Я даже немного растерялся и какое-то время просто сидел на диване, уставившись на дверь. Когда я опомнился, выбежал из кабинета. Тебя уже нигде не было. Я стал тебя искать. Первым делом я посмотрел в палате, но там ни кого не было: «Куда же ты мог пойти?» 10 глава. Дана Скалли сидела в своём кабинете и занималась так называемыми "бумажными делами". Вдруг к ней в кабинет постучали, и на пороге возник маленький мальчик в светло-голубых джинсах и серой толстовке с капюшоном. Это был тот мальчик, которого она любила больше всего на свете. Это был её драгоценный сыночек Уильям: — Доктор Скалли, можно войти? Я хочу поговорить с Вами. — Конечно, входи, мой милый. Для тебя я всегда свободна. — Доктор Скалли, Ваш муж, доктор Малдер сказал, что мои родители погибли, и вы хотите усыновить меня. Это правда? — О, мне очень жаль, малыш! Фокс уже сказал тебе? Поверь, всё будет хорошо. У тебя теперь есть мы, и мы не оставим тебя одного. — Это правда!!! Перестаньте мне говорить, что всё будет хорошо!!! Как может быть всё хорошо?!!! Ребёнок заплакал, а сердце Даны сжалось, в глазах защипало, и градом покатились слёзы. Она подошла и села перед малышом на корточки: — Не плачь, мой милый! Наши ангелы-хранители не любят, когда мы их оплакиваем. Им от этого тяжело. Они всегда будут твоими ангелами и будут помогать тебе в любой сложной ситуации. — А у вас есть такой ангел-хранитель? — Да, я думаю, это мой погибший отец. Люди, которых мы любим, не умирают. Они всегда с нами в нашем сердце и воспоминаниях. — Мы с Фоксом хотели бы усыновить тебя. Мы к тебе очень привязались. Мы полюбили тебя как сына. Если ты только не против, мы бы заботились о тебе, мы бы жили все вместе. Тут дверь распахнулась, и на пороге возник Малдер, раскрасневшийся и уставший, оббегавший полбольницы, ища своего сына, прежде, чем подумал, что он может быть у Даны в кабинете. — Привет! А я тебя искал, маленький беглец. — Извините меня! На самом деле вы мне тоже нравитесь. Простите, что я убежал. Я буду очень скучать по ним, - Уилл заплакал с новой силой. Это было нормально, ведь он потерял родителей, самых дорогих людей на свете. И во взрослом-то возрасте это была бы огромная трагедия, не говоря уже о том, что чувствовал ребёнок. — Ну, так, как? Поедешь с нами домой? — спросил Малдер. - Остаётся только один штрих, и мы сможем тебя забрать. — Какой? — удивлённо и почему-то недоверчиво спросила Скалли. — Мы должны официально зарегистрировать наши отношения! — Так, чего же мы ждём, можем пойти и расписаться прямо сейчас, а потом сделаем свадьбу. — А теперь обнимашки, — сказал он и обнял двух своих самых дорогих людей, да у него больше и не было никого, кроме любимой и вновь найденного сына. 11 глава. После работы Фокс и Дана заехали в магазин и купили огромную коробку конфет и чай в красивой жестяной баночке, а потом отправились в ЗАГС подавать заявление. Иначе и вправду им не отдадут мальчика. Они вошли в кабинет, где принимали заявления на регистрацию и где можно было выбрать памятный день, когда они официально смогут назвать друг друга мужем и женой. За столом сидела рыжеволосая женщина довольно приятной наружности лет сорока. Она мило улыбнулась вошедшей паре и сразу же пригласила присесть. На бэйджике у неё было написано: "Эмберлин Роуз". — Вы хотели бы подать заявление на регистрацию? — Да, мы бы хотели пожениться, как можно скорее. У нас обстоятельства. Мы хотим усыновить мальчика, а в органах опеки нам говорят, что, пока мы не расписаны, мы не можем этого сделать. — Выбирайте дату, - женщина подала нам с Даной толстый журнал с календарём. *** На лето уже почти всё было занято, но ты попросила найти что-нибудь и выложила красивый пакет с угощениями. — В принципе, если вам это очень важно, то я могла бы зарегистрировать ваш брак в понедельник. В этот день ЗАГС официально не работает, но мне хочется вам помочь. Жаль этого мальчика. Вы молодцы, что решились на такой шаг: усыновить чужого ребёнка... — Понимаете, мы усыновляем своего ребёнка. Тут очень не простая ситуация. Я полагаю, что эта информация всё равно будет нужна, поэтому я всё вам расскажу: "Мы потеряли нашего сына пять лет назад, и он попал в дом малютки, а потом его усыновила пара, но недавно из-за пожара они погибли, а ребёнок чудом выжил и оказался в больнице, где мы работаем. Так мы и нашли его". — Ах, понятно. Действительно, сложная ситуация. Мне так жаль. Наверное, это очень тяжело знать, что твой ребёнок где-то там, но не с тобой. — Да, так и есть. — Ну, ладно. Подходите в понедельник. Это будет уже через три дня и, конечно, это будет не торжественная регистрация… — Да, нам подходит, — перебила её Дана. — Спасибо огромное за понимание. Во сколько будет наша регистрация? — Давайте сразу после обеда. На четырнадцать ноль пять вас устроит? — Да, конечно. Ещё раз спасибо огромное, что вы идёте нам навстречу. — А теперь заполните бланки, пожалуйста. Нам дали по листу формата А2, где нужно было указать свои полные имена, а также состояли или не состояли мы ранее в браке (по отдельности), имеются ли у нас дети и другую личную информацию. После ЗАГСа мы поехали выбирать кольца. Ты сказала, что кольца должны быть удобными в повседневной носке, поэтому мы купили обычные золотые кольца. Только я взял себе кольцо более раскатанной формы. Глава 12. Дана сидела на диване и разглядывала свадебные платье, когда на диван рядом с ней плюхнулся Фокс: — Жаль, что наша регистрация будет так скоро. Я даже не успею заказать себе платье. — Что значит жаль? Ты не хочешь, что ли, выходить за меня замуж? Ты со мной только из-за ребёнка? — постановочно надулся Фокс. — Ха, ха, ха. Нет, глупенький, я хотела сказать, что мне не успеют сшить платье моей мечты. Я очень тебя люблю. И нашего сынишку тоже. Я хочу, чтобы у нас всё было хорошо, чтобы мы были, наконец, уже все вместе. Знаешь, я с детства мечтала о красивом свадебном платье. Мне кажется, что свадебное платье непременно должно быть пышным, ведь когда ещё выпадет случай почувствовать себя принцессой! Я мечтала о красиво украшенной церкви. Всё в цветах. Везде горят свечи. Звучит марш Мендельсона. Мой отец ведёт меня к алтарю. Я хотела бы, что бы он был жив, - ты посмотрела на меня уже влажными глазами, от собирающихся слёз. — Ну-ну, не плачь! Помнишь? Наши любимые никогда не умирают. Ты кивнула, встала и вышла в кухню, там налила себе кофе и крикнула из кухни, не хочу ли я чего-нибудь. Я сказал, что ничего не хочу. Ты вернулась через минуту с чашкой и села на диван: — Обещай, что у меня будет свадьба позже! Когда мы уладим все дела с усыновлением Уильяма, мы сделаем свадьбу моей мечты. — Конечно, обещаю! Я люблю тебя. 13 Глава. Наступил понедельник. Дана с утра уехала к своей подруге Монике. Она всё-таки купила какое-то платье и сказала, что жених не должен видеть невесту до свадьбы. Что касается меня, то я даже не могу описать, что происходило со мной в тот день, но я постараюсь. Утром мы встали, как обычно, позавтракали, и ты, чмокнув меня на прощание, упорхнула. Вот закрылась дверь - и началось. Нервозное состояние, которое я пережил тогда, я не переживал больше никогда. Мысли разбегались, и я никак не мог их поймать. Я так долго ждал этого дня, слишком долго, лет пять, наверное, что теперь меня охватила паника. Готов ли я к семейной жизни, ведь назад пути уже не будет и это не то же самое, что просто жить вместе, это семья, ответственность?! Развод? Нет, ни за что на свете не расстанусь с тобой! Я так долго ждал. Я даже мысли такой не имею права допускать. Считается, что перед свадьбой нервничать — это прерогатива девушек. Ни фига подобного!!! Смогу ли я стать опорой, каменной стеной для тебя? Не будут ли вылезать мои тараканы, мешая нам? Вдобавок мы нашли своего сына, и вот уже завтра мы станем одной семьёй. Ребёнок — это очень ответственно. Чему я смогу его научить? Что смогу дать? Буду ли я хорошим отцом? Странно, что эти мысли посетили меня только сейчас. Шесть лет назад я даже не думал об этом. Что это? Возраст? Мозгов прибавилось? Ну, наконец-то, у меня прибавилось мозгов... я расту в собственных глазах! Я очень хочу быть с тобой, пока смерть не разлучит нас. Это точно. Но почему столько переживаний, как будто я неуверенная в себе, восемнадцатилетняя девочка? Я перегорел? Нет, надо просто набраться смелости и прийти в себя. Жених с трясущимися руками и слезами на глазах - неприятное зрелище. Чем бы мне заняться? До регистрации ещё семь часов. Да, мы встали ни свет ни заря, чтобы ты вместе с подружкой успела сделать причёски, макияж, маникюр, педикюр и остальные ваши девичьи дела. Мой шикарный белоснежный костюм и рубашка были бережно поглажены и повешены тобой на вешалку ещё накануне. Туфли цвета слоновой кости были вычищены до блеска и стояли в гардеробной, а дополнявшая мой туалет, бабочка такого же цвета, как и туфли, лежала в коробке и ждала своего часа. Часам к двенадцати ко мне должен был заехать Байерс. Да, мы до сих пор дружим с ним, Фрохики и Лэнгли. Они, конечно же, тоже придут к нам на роспись. Сейчас у нас, увы, недостаточно времени, чтобы подготовить достойное торжество, но я обещал тебе, что позже мы закатим пир на весь мир. Эти трое всегда были рады нашим зарождающимся отношениям, а когда мы сообщили им, что женимся, их радости не было предела. Конечно, Фрохики погоревал немного, ведь ты ему нравилась, но это быстро прошло, потому что, как он сказал, у него изначально не было никаких шансов. Куда ему тягаться с таким красавчиком, как я? Помню, я скорчил насмешливую гримасу и ответил: «Не переживай! Ты ещё встретишь свою судьбу». Мне и вправду хотелось, чтобы все мои друзья были счастливы. Может, познакомить его с кем-нибудь? И Лэнгли тоже.... Байерс все-таки женился на своей Сюзанне. Там тоже очень трогательная и запутанная история любви. А ещё на свадьбе будут Доггет и Моника. Между прочим, агенты тоже встречаются, и Скиннер об этом знает. И им ничего не грозит, а вот нас хотели даже по разным отделам расфасовать. Мы так боялись в своё время, что он обо всём узнает. Кстати, он тоже будет. Он даже шутит теперь, что у него брачное агентство. С Моникой вы стали хорошими подругами. Не лучшими, но хорошими... Лучшим другом всё-таки оставался я. Ну, я надеюсь, конечно... Может же быть такое, чтобы лучший друг стал мужем! Мы через многое прошли вместе, столько всего преодолели. Их самоотверженное желание помочь, я не забуду никогда. Просто не могло быть по-другому. Мы не останемся друзьями. Если бы не их помощь, ничего этого бы сейчас не было, вообще, ничего. И меня бы тоже... Байерс должен был привести из ЗАГСА букет невесты. Ну и поддержать меня морально. А сейчас что делать? Пойти почитать, что ли? Вроде, когда читаешь, время летит незаметно. Я взял детектив, который из-за занятости и вечной нехватки времени всё никак не могу прочитать «Зеркало смерти». Интересно... Звонок в дверь. Блин, сколько же времени прошло? Видно, и вправду очень интересная книга, что я даже не заметил прошедшего времени! Кроме Байерса, никого не жду, подхожу к двери, заглядываю в глазок... Матерь божья! Билл-младший - вот, кого я не хотел бы сейчас видеть, так это его! Конечно, он твой брат, и на свадьбе я так уж и быть его потерплю ради тебя. Всё ради тебя. Я даже разряд молнии вытерплю, и братца твоего потерплю. Может, хоть в такой важный для своей сестры день, он не будет устраивать скандалы, хотя подколки и насмешки будут; это как пить дать! Просто не буду обращать на него внимания, буду переводить всё в шутку, если мне придётся с ним общаться. Ни за что не испорчу себе и тебе этот день! А, вообще, поменьше с ним сталкиваться, игнорировать его буду... На торжестве будут и Тара, и Маргарет. Они не допустят, чтобы муж и брат невесты подрались. Всё будет путём! У меня даже на секунду мелькнула мысль: "Может, не открывать? Может, если я его проигнорирую, он уйдёт?" - но... ладно. Надо иметь уважение к своему без пяти минут родственнику! У меня хорошее воспитание, а, следовательно, и манеры. Не хочу сказать, что Маргарет плохо его воспитывала. Просто у него был такой взрывоопасный характер. Я открыл дверь: — Привет! — Здравствуй, Билл! — Можно войти? — Конечно, входи, - я жестом пригласил его войти. — Скажу сразу: "Я пришёл с миром". — Я рад это слышать. — А где Дана? Собирается? — Нет, она не дома. Она у подруги. — А, понятно. Тем лучше. Тара сказала мне, что у вас свадьба, представляешь, только пару дней назад?! — Мы и решили пожениться только пару дней назад. Ты будешь чай или кофе? Есть растворимый... А если подождёшь, сварю тебе настоящий. Твоя сестра пьёт только такой, поэтому я хорошо умею его варить. Есть ещё какао. А, может, предложить тебе перекусить? — Нет, спасибо, ничего не надо. А почему такая срочность? Дана, что, в положении? Я улыбнулся. Билл же не знает о проблемах со здоровьем своей сестры. Интересно, а он знает, что у нас уже есть ребёнок? Наверное, нет. — Присаживайся. — Спасибо, - Билл прошёл в гостиную и сел на диван. — Когда мама сказала, что у вас роман, я признаюсь честно, был не в восторге и, мягко говоря, в бешенстве, мне хотелось заявиться к тебе и начистить рожу, но Тара мне сказала, что, если я только попробую, она со мной не будет разговаривать и они с мамой объявят мне бойкот. Не знаю, почему, но у женщин семьи Скалли к тебе какая-то слабость. Со мной и так уже Дана почти не общается, и я подумал: "Раз уж всё подошло к свадьбе, то лучше примириться". — Да неужели?!!! — Да, я думал сначала, что, если вы перестанете работать вместе в ФБР, то ваши отношения понемногу сойдут на нет, но, видимо, я ошибся. У меня есть небольшой свадебный подарок для вас, безделушка, но я думаю: "Мириться надо идти именно с такими подарками", - и он протянул мне, красиво перевязанную золотистой лентой, коробку. — Что там? — Открой! Это будет наша семейная реликвия. — Так ты принимаешь меня в свою семью?! — У меня нет другого выбора. Дана, видимо, действительно, тебя любит. Я открыл коробку. Там лежало настоящее генеалогическое древо, вырезанное из дерева, с овальными нишами для фотографий. Некоторые фотографии Маргарет, покойного Билла-старшего, Чарли, Билла-младшего, Тары и детей были уже прикреплены: — Не хватает ваших с Даной, а, может, и ещё кого-то. — Билл, я смотрю, ты ничего не знаешь. Очень странно… — Чего не знаю? — Билл, ты всё равно рано или поздно всё узнаешь... В общем, у нас уже есть ребёнок. Зовут Уильям. Пять лет. Повисла немая пауза. Видно было, что Билл, действительно, ничего не знал и не знал, как реагировать. *** Ты тщательно скрывала свою беременность. Маргарет не проговорилась, а потом Билл уехал в длительную командировку. Когда вернулся, Уильям уже был в приёмной семье. О том, что у него есть племянник, ты не видела смысла ему говорить. — И мне никто ничего не сказал? Уже пять лет? Когда вы успели? Почему? — Билл, в нашей... - я глянул на часы: пол-одиннадцатого, через три с половиной часа регистрация, - ....почти нашей семье произошла трагедия. Мы потеряли нашего сына. Он попал в приёмную семью, а теперь случилось чудо, и мы нашли сына, и теперь мы хотим заново усыновить его, и для этого нам надо быть в официальном браке, поэтому такая срочность. — Как это случилось? Почему мне Дана ничего не говорила? — Это долгая и очень запутанная история, Билл! И к тому же мне больно об этом говорить! Прими просто, что у тебя есть племянник. И знаешь, если Дана не говорила, значит есть на то причины. — Ты намекаешь на то, что я плохой брат, что она мне не доверяет?! — Я ни на что не намекаю. Просто пойми свою сестру! Это она в этой ситуации пострадавшая сторона! Она столько страдала. Не расспрашивай её ни о чём! — А мама? Мама-то точно знала? — Знала, конечно, но, вероятно, Дана просила не афишировать. Жизнь у нас тогда была и так нелёгкая, да и ты уехал, помнишь? Билл, со вздохом откинулся на спинку дивана: "Я пойду. Мне надо переварить всё услышанное". 14 глава. За Биллом-младшим закрылась дверь. Я пошёл на кухню поставить чайник. Скоро ко мне друг придёт. Надо угостить его чаем. Я всё рассказал Биллу, обходя лишние подробности. Надеюсь, у него и впрямь хватит такта ни о чём тебя не расспрашивать. Ну и что? Пусть знает! Лучше, чтобы в семье не было секретов по возможности, конечно. Только ты могла на меня обидеться за то, что я всё рассказал, но, если подумать, то я освободил тебя от лишних разъяснений. Всё тайное всё равно бы стало явным. Время - двенадцать часов дня. Чёрт! Где Байерс? Мне тоже уже надо готовиться, помыться, побриться. Джон пришёл через пятнадцать минут. Весь такой нарядный в сером костюме, вычищенных до блеска, лаковых чёрных ботинках, но всё с той же дурацкой бородкой, которая, по моему мнению, ему не шла. «Ты бы побрил её, сменил имидж, что ли? Неужели не надоело? Столько лет с этой бородой...» - говорил я ему не раз. "И Сюзанна скажет тебе: "Спасибо"". - "Не встречал женщин, которым нравится мужская небритость". - «А ей нравится! И, вообще, отстань!» — "Ты опоздал, братишка!" — "Пробки. У вас в городке их почти нет, но, пока из другого штата к вам добирался, в такую пробищу попал... мама, не горюй!" — "Ладно. Я собираться буду. Если что, чай вскипячён. На столе печенье и бутерброды для тебя, дорогой. Не стесняйся, чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях!" Я принял душ. Теперь я чистый. Так дезодорант, парфюм... Теперь идём к зеркалу... немного геля для волос... вуаля!, - и у меня красивая причёска. Надев рубашку, костюм, бабочку и ботинки я покрутился у зеркала: «Боже! Каков красавец!» Я собрал все возможно необходимые вещи в сумку, и мы вышли из дома. Мы сели в старенький "Форд" Байерса и отправились. У меня пока не было машины, но... вскоре собираюсь приобрести... пока не определился, какую. И вот ЗАГС - красивое здание с дорическими колоннами. Ступени выложены мрамором. Слева и справа от них с гостями заигрывают купидоны. Здесь есть небольшой, но довольно ухоженный садик с фонтаном, статуей Афродиты и множеством цветов, благоухающих на клумбах. Стоит невообразимый запах, и ты уже понимаешь: "Вот оно счастье!" Где моя невеста? Опаздывает? Невестам можно. Дана приезжает вместе с гостями аж на трёх машинах. *** Большой минивэн Билла, из которого выходит Маргарет, Чарли, Тара с детьми, а ещё ты, моя дорогая принцесса, в сопровождении Моники. На двух других приехали наши друзья. Они сказали, что ни за что не пропустят такое событие. Оказывается, на нас уже давно делались ставки. Мы, если честно, немного припозднились.... лет эдак на пять! «Лучше поздно, чем никогда!» - моя любимая поговорка и, наверное, девиз по жизни. После регистрации мы решили пойти в ресторан, так сказать, отпраздновать наше окончательное воссоединение. На тебе было абсолютно скромное, но такое элегантное кремовое платье, что у меня даже дух захватило. Как ты очаровательно в нём смотрелась! Миниатюрная, стройная на высоких шпильках такого же цвета, что и платье. Волосы гладко зачёсаны в пучок. Вместо фаты венок из живых цветов и небольшая вуаль, чуть скрывавшая твоё прекрасное лицо. Когда ты вышла из машины, я почувствовал, что в глазах немного защипало: «Неужели эта женщина выходит за меня замуж? сколько лет я об этом мог только мечтать?!» Наши глаза встретились, и сердце забилось чаще. Всё-таки я очень тебя люблю! Я сейчас стою не в силах сдвинуться с места от такого завораживающего зрелища и улыбаюсь. Ты подошла ко мне, видя, что я немного оцепенел, взяла за руку: — Мой букет... — почему-то шёпотом сказала ты. Потом до меня дошло, что ты тоже боялась расплакаться раньше времени. — Ах, да! Джон... Сегодня Байерс забрал твой букет из ЗАГСа вместе со своей бутоньеркой. — Спасибо, Джон, - ты мило ему улыбнулась и взяла букет из белоснежных лилий, дополнивший твой образ. Вдруг кто-то сказал: "Пойдёмте уже! Наше время подошло", - и мы зашли в здание. Довольно мило, неброско, конечно, ведь это ЗАГС провинциального городка. Справа гардеробная, слева витрина со свадебными платьями. О, здесь даже собственный прокат! Под ногами красная ковровая дорожка, точно все гости здесь на некоторое время становятся кинозвёздами. В углу стоит кадка с пальмой, есть огромная юкка, разросшаяся до невероятных размеров, ещё какие-то деревья и цветы. Не знаю их названий. На улице стояло лето, поэтому гардеробная никому из гостей не понадобилась, и нас сразу пригласила подняться наверх уже знакомая нам мисс Роуз. Наша регистрация должна была быть неторжественной: никаких клятв, марша Мендельсона и другой мишуры, хотя это и выглядело красиво и романтично. Признаюсь, мне нравилось наблюдать за этим действом, скажем, в кино, но у меня не вызывала восторга перспектива говорить громкие признания на публику. Я даже тосты в компании не могу произносить. Не умею я красиво говорить. Ну, что поделаешь?! *** Мисс Роуз позвала нас в маленькую комнатку, где расписываются пары. Все гости остались внизу в ожидании нашего появления в качестве мужа и жены. — Вы фамилию менять будете? — обратилась мисс Роуз к Дане. — Да, наверное. — Вы берёте фамилию мужа? — переспросила она ещё раз, так как твой ответ показался ей не совсем убедительным. Слово «муж» почему-то резануло мне слух. Оно было для меня таким непривычным. Раньше я считал, что женятся только идиоты, собственноручно вгоняя себя в кабалу. Так было раньше. Годам к сорока я понял, что это моя самая заветная мечта — жениться на тебе. — Да, конечно. — Фамилию необходимо поменять в течение трёх месяцев со дня регистрации в отделении паспортного стола. - Ничего себе! У тебя ещё и фамилия моя будет. Я везучий сукин сын! - Я обрадовался совершенно естественной вещи: жена берёт фамилию мужа. - Теперь ты тоже будешь "Малдер"! Чертовски здорово! Сначала Дана прочитала какую-то бумагу и поставила там свою подпись, потом отдала её мне. Я даже не стал её читать: «Не кредит же оформляем!» Я накарябал свою фамилию там, где нужно было, и мисс Роуз поставила под ними печати, потом взяла наши паспорта и в графе "Супруги" тоже поставила печати. - Вот и всё! Теперь ты от меня никуда не денешься! Я не отпущу своё счастье! — Можете поздравить друг друга и, так уж и быть, поцеловать невесту! - мисс Роуз попыталась шуткой разрядить немного напряженную обстановку. *** Понимаю, ты сильно нервничала, да и я, признаться, тоже. Я поднял вуаль и нежно чмокнул тебя в губы, посчитав, что более страстный поцелуй будет неуместен. Не люблю целоваться на людях, считаю это неприличным. Хотите - верьте, хотите - нет, но я скромный. — Обменяйтесь кольцами! Мы по очереди взяли кольца, лежавшие на бордовой бархатной подушечке, и надели их друг другу на безымянные пальцы.  — Теперь вы муж и жена! Мы улыбнулись друг другу в надежде, что теперь начнётся новая глава нашей жизни. Как же вся эта история затянулась! Поблагодарив еще раз мисс Роуз, мы откланялись: — Ну, что? Уже чувствуешь себя моей женой? — Уже да!!! Ты огляделась по сторонам. Никого, сегодня ведь ЗАГС официально не работает. Для нас эта милая женщина сделала исключение, войдя в наше затруднительное положение. Ты встала на цыпочки и притянула к себе. Ты была на довольно высоких каблуках, но даже так я был заметно выше. Какая же ты всё-таки маленькая, моя драгоценная девочка! Наш поцелуй был долгим и страстным. Я подхватил тебя на руки, словно пушинку, и понёс вниз к уже заждавшимся родственникам и друзьям. 15 Глава. Крики "Горько!", поздравления, объятья, поцелуи дружеские, родственные и наши. Когда мы вышли из ЗАГСа, нас осыпали лепестками роз. Далее мы поехали в ресторанчик на набережной небольшого озера, имеющегося в нашем городе. Заранее забронированное нашими друзьями, место — это был их свадебный подарок. Маргарет, Билл с Тарой и Чарли подарили нам внушительных размеров конверт. Праздник был в разгаре. Еда была вкусной, кампания - приятной. Воздух дурманящий... А, может, мне так казалось из-за количества выпитого алкоголя? Нет, я не пил много, да и особо-то не ел. Я почему-то чувствовал себя переполненным. Именно переполненным... это слово наиболее подходит, чтобы охарактеризовать мои чувства в тот момент. Я был счастлив, как ребёнок. Такого больше не повторится! Эти люди — самые близкие для меня, проверенные временем, радостью и бедой. Даже Билл... Чёрт! Я, похоже, сейчас всплакну. Чёртов романтик! Этот здоровый рыжий парень с такими же забавными веснушками, как у тебя, такими схожими чертами лица и молочной кожей... Когда он злился или нервничал, кровь приливала к пухлым, как у ребёнка щекам, и он краснел, прямо, как ты. Я бы сразу сказал, что вы брат и сестра. В голове мелькнула мысль. Может сделать ещё одну попытку примирения? Да, это, несомненно, говорит уже алкоголь в моей крови, но ведь плохо, когда родственники ругаются. С утра он мне показался вполне дружелюбным. Вон он стоит в углу, переминается с ноги на ногу. Может, он уже тоже готов к диалогу, и мы не подерёмся! Я встал из-за стола и подошёл к нему: — Здравствуй! О чём думаешь?! — Да так... размышляю о том, что ты сказал мне утром. Я хочу познакомиться со своим племянником. — ОК, не проблема! Можно в выходные заделать шашлык. Все приходите, посидим, заодно ещё раз отпразднуем. Билл, я знаю, что между нами всегда было много разногласий и недомолвок, но я бы хотел рассчитывать хотя бы на человеческое общение с тобой. Ты, конечно, можешь меня не любить, и в братья я к тебе не набиваюсь, но сейчас и повод подходящий... Раз всё так складывается, давай зароем топор войны ради Даны, ради Уильяма, а? Билл ехидно улыбнулся, отпил глоток шампанского: — Хорошо. Только обещай мне, что я вскоре стану дядей во второй раз и узнаю об этом первым! — Уф, Билл, Дана больше не может иметь детей, но, если хочешь, можешь стать крёстным Уильяма. Мы его не крестили, а надо бы... я и сам, знаешь ли, некрещёный: просто не верил раньше в бога, а вот теперь, когда всё так замечательно сложилось, уже начинаю верить.... Конечно, мне не стоило этого говорить. Я тоже виноват. Не надо лезть на рожон, я ведь знаю его характер, но... хорошая мысля всегда приходит опосля: — Почему? Моя сестра больна? — Уже нет, но, если помнишь, она была больна смертельной болезнью. Это последствия. Давай не будем об этом! Это тяжёлая для нас тема: и для неё, и для меня. И, пожалуйста, не спрашивай её ни о чём тоже! — Сколько у вас ещё секретов? Одни сплошные скелеты в шкафу! Сестра мне ничего не говорит. Мать тоже. Ты меня просишь ни о чём не расспрашивать, а ещё намекаешь на то, что я плохой брат. Чувствую себя полным ослом в этой истории! Подумать только, у меня есть пятилетний племянник, а я узнал об этом только сегодня утром! Это ты с ней это сделал! Ты во всём виноват! Ты виноват в том, что она заболела! - Билл перешёл на повышенный тон и эмоционально размахивал бокалом из-под шампанского. Я понял, что попытка примирения не удалась. Конечно, его можно понять. Мне бы тоже не понравилась вся эта ситуация. - Насколько я помню, то болела она в девяносто пятом, а раз ребёнку пять, то родился он где-то в две тысячи первом! Простая математика! Я же не дурак! — Я и не говорил, что ты дурак! — Но ты так думаешь! Они все так думают! - и он стал тыкать пальцем в сторону присутствующих. — Это было чудом. Билл, пожалуйста, не надо! Свадьба же... Не устраивай скандал на ровном месте! — Чудом?!!! Вот опять ты держишь меня за идиота! Ты издеваешься надо мной, блин! Так сколько лет вы уже вместе? — Лет шесть. Успокойся! Но куда там? Похоже, вспыльчивый характер наложился на алкоголь, и Билла понесло... Молодец, Малдер! Сделал только хуже, испортил себе праздник, сидел бы себе спокойненько за столом, кушал тортик и пил шампанское.... нет же, нам нужен адреналин! Ну, вот получай! Сейчас будет! Может, попытаться вывести Билла на свежий воздух? Я схватил разбушевавшегося гостя за рукав и обнаружил, что Билл уже на ногах почти не стоит. Когда же он успел? Не с бокала шампанского же? Наверное, намешал с виски, которое тоже было на столе. — Билл, давай выйдем на свежий воздух. Там закат такой красивый. Заодно всё обсудим. - Я попытался схватить его под локоть, так как он уже шатался, но, похоже, Билл неправильно расценил мой жест и вмазал мне со всей своей уже нетрезвой силы. Я от неожиданности чуть не упал, из нижний губы сразу же засочилась кровь. — Ты чего? Успокойся! Ты пьян. Это же не повод для драки. Билл не слушал. Он попытался ещё раз меня ударить. Я увернулся от удара. Мне не хотелось бить брата моей жены, хотя надо бы дать сдачи. Вот уже все заметили драку, Дана подбежала ко мне и стала вытирать кровь, обильно сочившуюся из нижней губы: — Прекрати немедленно! Какой же ты гадкий, Билл! Выставив руку вперёд, создавая живой щит между мной и буйным братцем, ты встала между нами, пока парни, не оттащили грубияна. - Ничего страшного, - сказала ты, подавая мне салфетку. — Ты молодец, что не ответил! Почему он так взбесился? — Я всегда ему не нравился. — Ну, а всё-таки? Не на ровном же месте, хотя мой брат может и на ровном месте скандал завести. — Узнал, что у него есть племянник. Надеюсь, ты не ударишь меня? — Ты уже ему сказал? — Да, он заходил к нам сегодня утром, хотел помириться, я и сказал. Видишь, как мы помирились? — Н-да! Вот, что с ним делать? Чуть что, сразу кулаками размахивать.... Как его только Тара терпит?! Я ухмыльнулся: — Любит, наверное! Надо пойти сказать парням, чтобы они ему сильно за меня не мстили! Ты рассмеялась. Я вышел на крыльцо. Билл сидел на плетёном стуле и курил. Я подошёл к нему: — Ты же вроде не куришь? По крайней мере, я ни разу не видел тебя с сигаретой? Как ты себя чувствуешь? Тебе уже полегче? А то что-то тебя внутри развезло. — Как я? Это же я тебя ударил. А ты спрашиваешь, как я? — Ерунда! Мне совсем не больно, и кровь уже не сочится. Я просто хочу, чтобы между нами был мир. Я готов простить тебе это, хотя в другой ситуации навалял бы тебе. Не сомневайся! Билл улыбнулся: "Извини. Я был не прав. Это же здорово, что вы нашли сына, а руки распускать я права не имел. Прости!" Офигеть! Билл-младший извиняется. Мне точно это не снится! Билл по-братски обнял меня, постучав по плечу. Я даже, если честно, не ожидал такого дружеского жеста. — Я немного перебрал. Сейчас на воздухе вроде лучше, и эмоции вдруг нахлынули… — Ладно. Я понял уже. Пойдём в зал! — Дана, наверное, не захочет со мной говорить, я же испортил ей праздник. — Всё нормально. Я уже с ней поговорил. Она просто хочет, чтобы мы помирились уже. Ладно. Пойдём! Остаток вечера прошёл без инцидентов. Билл извинился передо мной еще раз публично в микрофон. Наверное, на такой шаг его толкнула Тара или Маргарет, ну, или они обе; подали шикарный трёхэтажный торт. На верхнем этаже стояла фигурка молодожёнов из марципана. Её мы припасли для Уильяма. Он был счастлив. Мы потом ещё несколько дней уплетали остатки этого торта. 16 глава. Увы, никакого медового месяца у нас не было. Обстоятельства... Следующим утром нужно было идти на работу. Нужно было забрать Уильяма и, клянусь всем, чем угодно, я больше его от себя никуда не отпущу. И тебя тоже. Вы моя семья. Я больше никому не дам вас в обиду! Я буду защищать свою семью, как лев защищает свой прайд. Клянусь! Зато первая брачная ночь была. Ну, может, и не первая, зато в качестве мужа и жены всё было впервые. Это было незабываемо. Утром я проснулся от звонка будильника и пожалел, что завёл его вчера вечером на такую рань. Первая мысль - швырнуть его об стену, чтобы тот замолчал и не будил меня и мою новоиспечённую жену. Вторая, что он ни в чём не виноват. Он тоже невольный механизм в круговороте жизненных обязательств. Нужно идти по делам. Я протянул руку и отключил его, затем нежно поцеловал тебя в макушку. Ты дёрнулась во сне, но не проснулась, перевернувшись на другой бок. Мне пришла в голову великолепная мысль: принести тебе завтрак в постель. Я осторожно вылез из-под одеяла и направился на кухню. Посмотрим, что у нас тут. А тут у нас, чего только не было. Со свадебного стола осталась куча еды. Мы её, конечно же, забрали, и ребятам угощения тоже достались: «Не пропадать же добру!». Я разогрел в микроволновой печи стейки, настоящее произведение кулинарного искусства. Такого нежного и сочного мяса я не ел никогда! Повар постарался на славу, да ещё и подан этот шикарный ужин был по-особому. На наших глазах он поджёг мясо. Не знаю, как. Может, оно было полито чем-то легковоспламеняющимся. Оно переливалось оранжевыми и голубыми языками пламени. Длилось это недолго (от силы пару минут), поэтому не успело сгореть. Только образовалась нежная, хрустящая корочка. Я выложил на тарелку салат и сварил кофе. И, конечно же, торт! Куда без торта? Пусть очень калорийно, и ты, возможно, будешь ворчать по этому поводу, но раз в жизни-то можно! Я поставил всё это великолепие на поднос и понёс в спальню. Даже от одного взгляда на такой потрясающий завтрак мой желудок сжимался, а от запаха кружилась голова. После ночи любви я всегда такой голодный... Когда я вошёл в комнату, ты уже сидела на подушках. На тебе была футболка с отпечатанной на ней моей физиономией. Я подарил её тебе на День Святого Валентина. Может, банально, но ты её очень любила, и ты использовала её в качестве пижамы. Вот только сегодня… Когда ты успела её надеть? — Доброе утро, милый! — Доброе утро. Как ты себя чувствуешь после вчерашнего? — Я не была пьяной, просто выпила, два, ну, может, три бокала шампанского, потом ещё вина. Наверное, не стоило мешать вино с шампанским! — Да я не про это. Конечно же, ты не была пьяной. Просто сегодня на работе от тебя будет исходить изысканный запах перегара. — Чёрт! На работу же! — Мы можем немного и опоздать, ведь повод достойный... Все, люди взрослые... должны понимать... первая брачная ночь... — я загадочно улыбнулся при сладостных воспоминаниях и придвинулся ближе. — Скажи, ты ведь не считаешь, что я воспользовался ситуацией? Я несильно тебя обидел? — Малдер? Ты о чём, вообще? Конечно же, я так не думаю. У нас мало времени. Надо ехать на работу. Директриса и так пошла нам навстречу и дала выходной. И там Уильям... Надо его сегодня забрать. Господи, я так волнуюсь! Надо накупить продуктов! устроим ещё один праздник по поводу возвращения Уила в семью! Надо проверить, всё ли в порядке в его комнате. Может, мы что-нибудь забыли! Фокс, собирайся! Я уткнулся носом в подушку. Продолжения явно не последует. — Давай хоть поедим нормально! — Оу, — наконец-то, ты заметила поднос с едой, — я что-то не хочу совсем! Кусок в горло не лезет! Так объелась вчера. Думала: "Платье лопнет на мне..." Я, наверное, набрала пару килограмм. Надо худеть! Перехожу на фрукты и овощи! — Нет, опять... — когда ты так говорила, означало, что ты больше ничего готовить не будешь, а я же не умею... — У нас теперь будет жить ребёнок! — с опаской произнёс я. — Малдер, я буду готовить. Не переживай! А, вообще, надо учится самому. Мой папа всегда говорил, что настоящий мужчина должен уметь всё, в том числе и готовить. 17 глава. На работу мы приехали вовремя, хотя, если бы не много опоздали, я думаю, ничего страшного не случилось бы. Коллеги нас поздравили, и мы даже пообещали купить большой торт в обеденный перерыв. Между приёмами я поднимался на четвёртый этаж в ожоговое отделение поболтать с сыном. Впервые за долгие годы на душе было абсолютно спокойно. Сегодня вечером наш малыш поедет с нами домой. Этот долгожданный день настал. Я сказал, что у меня для него сюрприз, и он выпытывал у меня, что же это. Я попросил подождать до обеда. В обед мы сходили в ближайший магазин за углом и купили большущий торт в виде сердца с надписью «Горько!» и чай, так как мы всё ещё на работе, и шампанское было неуместно. На вечеринку пришли все наши коллеги. Даже главврач нашла для нас время. Я отнёс Уильяму большой кусок с фигурками из марципана, заранее приготовленными и бережно упакованными тобой. Когда рабочие дела были закончены, мы засобирались домой. Ты собрала Уильяма, и мы сели в машину, предварительно пристегнув Уилла к детскому креслу. Мы же ответственные родители. Подъехав к дому, Уилл обрадовался, что за домом простиралось поле, а ещё дальше лес. Было, где погулять и побегать... — Я люблю природу и обожаю шум леса! — Да я тоже! Интересно, от кого ты унаследовал такую любовь к природе? — я усмехнулся про себя, зная ответ на этот вопрос. — Обычно мальчишки в твоём возрасте любят гонять на великах с друзьями. — Нет, у меня никогда не было много друзей, а природа она всегда рядом и, если мне хочется с кем-нибудь поговорить, я иду в лес или на речку или в поле. Они всегда выслушают тебя. — Как же мама с папой отпускали тебя, такого маленького? — Я уже немаленький, - с грустной улыбкой произнёс мой сын. Да, действительно, Уилл очень повзрослел, буквально на глазах. Конечно, остаться сиротой в пять лет — это слишком для детской психики. По факту ведь эти люди были для него всем. Он их любил, и они его любили. Шутка ли потерять всё в один день?! Дана велела нам не много погулять, пока она готовит ужин, так сказать, нагулять аппетит, хотя нагуливать, в принципе, его было не надо: мы оба хотели есть. Пока мы гуляли в поле, я многое узнал о своём сыне. Он рассказал мне, что у него была собака, французский бульдог по имени Чарли. Я чуть улыбнулся, чуть не сказав, что так зовут его дядю, а другого дядю - Билл и что у него есть бабушка и двоюродные братья и сёстры, а главное, мы его родители и что у него большая семья и вовсе он не один, но прошло совсем мало времени. Это признание могло нанести травму. Я узнал, что у него почти не было друзей и собака заменяла их. Я обещал, что если он так хочет, то мы обязательно купим ему собаку. — Нет, не надо! Она умерла. Не знаю, почему. Чем-то отравилась... Мне было очень тяжело потерять единственного друга. — Мне очень жаль. — Мистер Малдер, а почему у вас нет детей? — Ну, мы только вчера поженились и, может быть, всё ещё впереди. — А если у вас будет собственный ребёнок, вы отдадите меня в приют? — со свойственной только детям прямотой расспрашивал меня Уилл. — Ну, что ты? Конечно, нет! *** Ты заметно загрустил, отвернулся и тихонечко заплакал, видно, вспомнив, что беззаботное детство прошло. Всё это оставляло отпечаток на твоей детской душе. Мне и самому стало очень грустно. Что же мы натворили? Ужин был наконец-то готов, и Дана позвала нас к столу. За ужином мы все сидели молча, чувствуя какое-то напряжение в воздухе. *** С едой было покончено, и мы поднялись наверх показать Уильяму его комнату. Она ему понравилась. Самая светлая комната в доме вся была залита солнцем именно в этот момент вышедшим из-за туч, как бы приветствуя нового жильца. Стены были обклеены обоями с его любимым супер-героем. В углу стояла детская кровать в виде гоночной машины, ведь мы полгорода объездили, чтобы найти такую. *** — Круто!!!!!! — Мы рады, что тебе нравится. — А здесь ты будешь делать уроки, ведь тебе скоро в школу, — сказала Дана, указывая на письменный стол, встроенный в гарнитур детской комнаты. По середине было огромное окно в полный рост, а на подоконниках много разных цветов. — Ухаживай за ними ладно. Поливай. — ОК! — Завтра после работы, нам надо заехать в органы опеки, окончательно оформить усыновление. Придётся оставить тебя на весь день одного. Это не дело... может, с бабушкой посидишь? Я позову её, заодно и познакомишься... Ты сказала эту фразу, явно забыв о том, что мы решили дать ребёнку время и не рассказывать пока ни о чём. — Ну, я имела в виду, свою маму позову. Мы же не можем оставлять тебя надолго одного, а потом... может, в детский сад тебя определить? Я не тороплю. Это... когда привыкнешь.... — Да, хорошо, — ты сказал это так равнодушно, что мы даже переглянулись. Никаких возражений и криков: «Я хочу остаться один дома!»! Обычно дети в таком возрасте уже чувствуют себя самостоятельными, хотя это и не так. — Отличненько! Тогда я позвоню. *** Ты пошла звонить своей маме. Может, она сможет завтра приехать, познакомиться с внуком ещё раз? Интересно, ей Билл уже всё рассказал? Я спросил,, нужно ли ему что-нибудь ещё. — Нет, спасибо. Мне хотелось бы побыть одному. Я вышел, спустился на первый этаж. Ты сидела на диване в гостиной, скрестив ноги по-турецки, и держала телефонную трубку в руках: — Я вот думаю, что ей сказать? — А ты думаешь, она ещё ничего не знает? — Раз не звонит и не рвётся сюда, значит ещё не знает. — Билл не проговорился? — Выходит так. Как ты думаешь, что ей сказать? — Дана, скажи всё, как есть. Она же - твоя мать. Она всё поймёт, а, когда узнает, что он теперь с нами и, вовсе будет счастлива. — Возможно, ты прав. А где Уильям? Ты оставил его одного? — Он сказал, что хочет побыть один. Ему надо привыкнуть к новой обстановке, к новым вещам, да ко всему. Пройдёт время, и всё наладится. — Я думаю: "Нам надо купить ему одежду и ещё что-нибудь, что понадобится. Можно в выходные съездить в торговый центр всей семьёй. Это будет наш первый совместный выезд". — А я хотел сделать барбекю в саду, позвать всех! Как ты думаешь? — Отличная мысль! Повеселимся ещё раз. Ну, так шашлык можно сделать в воскресенье, а в магазин - в субботу или наоборот! И ещё нужно записать куда-нибудь Уильяма. Что он будет делать, пока мы на работе? — Дай ему время! Пусть свыкнется, посидит дома! Ты, кстати, не хотела бы взять отпуск? Проведёшь его вместе с сыном. — А я и не подумала об этом. Действительно. Можно ведь взять отпуск.... завтра же поговорю с главврачом! — А ещё у нас медовый месяц... Ты не забыла? — я присел рядышком с тобой на диван. — Малдер, остынь у нас теперь ребёнок, и мы не можем заниматься этим, где попало. — А где попало, и не надо! Пойдём в спальню! - Подожди, сначала мне маме нужно позвонить. — Потом позвонишь!!! — Уильяму что-нибудь может понадобиться! — Господи, Скалли! — я схватил тебя на руки и понёс наверх. 18 Глава. Ты лежала на кровати и смотрела в потолок, о чём-то размышляя. Ты пыталась найти ответы на свои вопросы на нашем деревянном потолке. Я спросил: — Сколько я спал? Ты резко повернулась ко мне и сказала, что минут сорок прошло. Что, пока я спал, ты позвонила маме и пригласила её к нам, что скоро она приедет, чтобы завтра никуда не торопится, что ты ничего не рассказала ей про Уильяма, хочешь показать ей его, тогда она сама всё поймёт. Билл ничего ей не рассказал. Даже жаль немного... этим бы он упростил нам задачу. Надо бы приготовить ужин. Вскоре, ужин был готов, и наш дом просто благоухал чудесными ароматами мяса по-французски, жареной картошки и, найденного тобой в интернете, рецепта домашнего безалкогольного глинтвейна. *** Мы с Уильямом помогали сервировать стол, когда раздался звонок в дверь. Мы с Даной переглянулись: "Сейчас нужно будет объясняться". Маргарет Скалли приехала не с пустыми руками, конечно, ведь Дана попросила её остаться на ночь, чему Маргарет была несказанно удивлена. Зачем оставаться на ночь у пары, которая только что вступила в брак? Я забрал у неё две сумки, наверное, с личными вещами? — Проходите! *** Маргарет вошла. Она была немного взволнована такой просьбой дочери, хотя та сказала, что всё в порядке, все живы и здоровы, просто она хочет с ней поговорить. Маргарет уже накрутила себя. Что же могло произойти? Конечно, она думала, в первую очередь, о самом плохом, как и все пожилые леди. Может, Дана и Фокс поссорились и уже собираются развестись. А что? Бывает же такое. Она собиралась отчитать дочь, что нельзя так поступать с пожилой матерью. Не здороваясь, она прошла в дом, огляделась (вроде скандалом тут не пахнет), потом вопросительно посмотрела на меня: — В чём дело? Почему меня вызвали так поздно да ещё с такой странной просьбой? Вам, что, заняться наедине друг с другом нечем??? Дана вышла из кухни и подбежала к матери: — Мамочка, как добралась? — Дочь, не заговаривай мне зубы! Доехала я отлично, всё гадала, что у вас опять стряслось! — Пойдём, мама! Сёйчас ты всё поймёшь. Мы все зашли в кухню. Там за кухонным столом сидел маленький мальчик всё в той же серой толстовке и джинсах. Других вещей у него пока не было, потому что не было времени заехать в магазин, но вскоре мы туда обязательно доберёмся, и у моего сына будет всё, что он пожелает. Увидев ребёнка Маргарет поменялась в лице. С встревоженного просьбой позднего визита оно приобрело вопросительный вид: — Это Уильям! — произнесла Дана, с такой нежностью, что мне показалась даже на кухне стало светлее, хотя за окном уже вечерело. — Господи, малыш! Это что чудо?! Но как?! *** Дана благоговейно улыбнулась и попросила мать на минуточку выйти в коридор. Когда дверь захлопнулась за ними, Дана начала объяснять, как они нашли своего сына, что был пожар и его приёмная семья сгорела, а он попал с ожогами к ним в больницу, что они его вновь усыновили, даже свадьбу такую скоропалительную поэтому сыграли и что так поздно её вызвали, потому что с Уильямом завтра надо посидеть, пока они с Фоксом на работе, а потом она возьмёт отпуск или они вместе возьмут. — Да, и вот ещё что..., мы решили пока не говорить ему, что мы его настоящие родители. У парня и так шоковое состояние. — А когда вы собираетесь ему сказать об этом? Лет в восемнадцать, когда подрастёт? - Маргарет Скалли всегда такая же сдержанная, как и её дочь, на этот раз даже позволила себе чуть повысить голос. -Тсссс! Мы скажем. Скоро и скажем. Просто не называй его пока внучком там или ещё как, хорошо? Дай ему и нам время... — Ладно. Пойдёмте ужинать! Ты ведь накормишь свою мать с дороги? — О чём речь?!!! Было уже поздно, когда последняя тарелка после ужина была помыта и тщательно протёрта, а потом поставлена на полку вместе со своими сёстрами, другими тарелками на полку для посуды в шкафчике нашего кухонного гарнитура. Я помогал тебе убирать со стола, а Уильям развлекал Маргарет рассказами о человеке-пауке в гостиной. — Поздно, уже пора спать! Кому-то завтра на работу, а кому-то повезло, и завтра он останется дома и будет делать всё, что захочет! А бабушка приглядит за тобой... — сказала Маргарет и осеклась. Заигравшись с внуком, она совсем забыла о просьбе дочери, пока даже не намекать на то, что Уилл её внук. Ей так хотелось назвать его внучком, обнять, потютюшкаться с ним как с родной кровиночкой и чтобы не было никаких секретов и тайн, ведь, если подумать, это же великое счастье, что через столько лет их мальчик, её внук опять с ней: — Я имела ввиду, что теперь ты и впрямь можешь считать меня своей бабушкой. Завтра мы пойдём гулять с тобой в парк, есть мороженное и сладкую вату, — Маргарет умело перевела внимание ребёнка на более приятные и вкусные вещи. — А мама с папой пока будут денежки зарабатывать, чтобы мы почаще ходили с тобой гулять, да? Она нежно чмокнула внука в макушку и улыбнулась. От него ещё так вкусно пахло молоком. Он был ещё таким маленьким (всего пять лет), но столько уже пережившим, что ей хотелось его обнять и не отпускать никогда, холить и лелеять, кормить самой вкусной ватой на свете и выполнять все капризы маленького ребёнка. Чувства любви и нежности испытывает каждая бабушка по отношению к своему второму шансу стать хорошей мамой. Нет, Маргарет была очень хорошей мамой для всех своих детей, но с точки зрения психологии внуки — это второй шанс на материнство, а, если учесть, что это и вправду второй шанс для всех, то огромная любовь была помножена на двое. Сегодня был особенный день, день возрождения нашей семьи, и такая же особенная ночь ждала нас. Нам предстояло провести её вместе с нашим сыном. Только после долгой разлуки начинаешь по-настоящему понимать, как ты дорожишь людьми, которые находятся рядом с тобой, твоими близкими и тогда тебе открывается истина, а она заключается в простых вещах, в любви, о которой ты не можешь рассказать словами, просто не находишь подходящие. Тебя вроде спрашивают, а ты ничего не можешь ответить, стоишь и открываешь рот как рыба, потом закрываешь. Ты набираешь воздух в лёгкие, чтобы ответить, но не можешь. Мысли путаются. Невозможно подобрать подходящий ответ! Люблю ли я тебя? Люблю так, что дух захватывает, и сына тоже люблю, маленького, родного человечка, часть меня, часть тебя. Я думаю: "Как же я жил без вас?" Я просто существовал. Какие же мы глупые с тобой! Ссорится, ругаться из-за какой-то ерунды, причинять друг другу боль, терять время своего счастья.... Сколько лет мы прожили впустую? Господи, это же целая вечность! Прости меня! Прости меня за всё! Мне так жаль! Как бы не так? Это вовсе неподходящее слово! Я хотел бы всё исправить. Ты ведь дашь мне шанс всё исправить? Мы ещё успеем. У нас получится, вот увидишь! Помнишь, я когда-то обещал, что буду с тобой? Так, вот я буду навсегда!  — Завтра на работу так не хочется! Я бы с удовольствием провёл этот день с сыном! Мы бы играли во что-нибудь, дурачились.  — Давай возьмём отпуск! У нас медовый месяц. В конце концов, мы сына нашли. Может, начальство войдёт в наше положение? — Ну, можно попробовать спросить... Дана, иди ко мне! — Фокс, я люблю тебя и, соответственно, хочу, но, по-моему, по нескольку раз на дню это перебор! Я же не робот. Ты при каждой удобной возможности меня куда-нибудь зажимаешь. Как врач тебе говорю, у тебя повышенное либидо. Что-то я раньше за тобой такого не замечала. — Это у меня только с тобой повышенное... Ничего не могу с собой поделать! Иди ко мне!