Вина

Если все остаются живы, оно зачем? Как же слёзы и боль, и крики в пустую стену? Мне ведь нужно всё это. Чтобы сильней, больней, чтобы плакать, ведь сам я был из того и сделан: вот щепотка страданий, перемешать с песком, разделить на три части, выставить до заката. Пусть оно обернётся солью и серебром, что пластично на ощупь, лёгкое, словно вата. Заморозьте его, возьмите в свою ладонь — как бумага остро, осокой жестокой жалит. Проведите же вдоль по венам его ребром, посмотрите на мир распахнутыми глазами — это я ощущаю (кровь по руке течёт, по сосудам и капиллярам к груди стремится) каждый раз, когда начинается тот отсчёт, каждый раз, когда за ошибкой — десятки жизней, переломанных враз, разобранных по частям и заклеенных криво сделанным мною скотчем. Если доля моя — латать их и исправлять, почему я внутри заранее обесточен? Отчего я тогда по-прежнему в дураках и с тоскою смотрю на реющий самолётик? Вот в холодный металл коляски впилась рука. Вот стотысячный раз, когда вы меня спасёте.