Вина

Это приходит. Теплится там, в груди, будто никем не зажженная заря. Я опускаю веки (не уходи, боже, прошу, и вечно виновен я). «Надо ли то исправить?» — я не спрошу: ведь очевидно, жизнь же готов спустить. В общем, оно приходит на плача шум — это моё несказанное «прости». Сколько попыток будет — не сосчитать, разве о том помыслить могу я сам? Я начинаю даже до счёта два: это — моя непройденная игра, чёртов рубеж, холодное остриё, режущее по старым следам от швов. Если я проиграю, спася её (я умереть ни разу не был готов — вот оказался, ад, принимай меня, сколько уже страдать-то мне можно, ну), то и пускай, но лишь бы не потерять эту возможность, камнем идя ко дну, шанс упустив в последний дурацкий раз, остановившись, впрочем, опять на том. Я не могу дышать, он вжимает газ… ...и никого не может убить потом.