Примитивная

Ночью ты прокралась на кухню, ибо голод — противная штука, его невозможно игнорировать. Но как только ступила на порог просторной комнаты, то наткнулась на две фигуры, сидящие за столом, освещенные тусклым светом торшера, стоящего у входа. Алек и Джейс пили кофе и о чем-то негромко переговаривались. Видимо, парабатаи общались перед выходом Лайтвуда на рейд, блондину все еще было противопоказана борьба с демонами. Вэйланд от этого зверел и сводил Изабель с ума, пытаясь помочь в общем зале, а брата доставал вечными уговорами о более продолжительных тренировках, хотя плечо всё ещё противно тянуло. Алек же зверел от глупости Джейса. Спасибо Иззи — главному источнику новостей. Парни одновременно подняли головы и уставились на тебя немигающим взглядом, пухлые губы лучника слегка приоткрылись. Завораживающие золотые глаза блондина ярко выделялись во всеобщей атмосфере сумрака. Тогда они у него были черные, как бездна, как самая страшная вещь, которую ты когда-либо видела в своей жизни, а видела ты уже немало. Но бездонные демонические глаза на этом ангельском лице, смотрящие прямо в душу, от этих воспоминаний стыла кровь, а колени начинали противно дрожать. Джейс поставил чашку на столешницу, и ты от неожиданности издала какой-то странный, короткий звук. Нет, это просто невозможно. Невозможно взять себя в руки. Дрожь уже захватила всё тело, и ты больше не могла его контролировать. Хотелось развернуться и помчаться обратно в комнату, но когда ты стала переставлять ноги, то каким-то образом споткнулась о собственную ступню и рухнула коленями на светлый пол кухни. — О, Ангел, — послышался тихий голос Алека из-за стола. Резко скрипнул стул рядом с ним, и в ту же секунду Джейс оказался около тебя, придерживая за локоть, помогая подняться. Его хватка была крепкая, но мягка, а ладонь горячая. Ты зажмурила глаза, ощущая его прикосновения не только на локте. — Нет, не трогай меня! Не трогай! Не трогай! Не трогай! — ты больше громко тараторила, чем кричала, отпихивая рукой парня в сторону, но это все равно, что пытаться сдвинуть скалу. Он просто не шевелился. Ты не смотрела в его направлении, продолжая держать дистанцию между вами на расстоянии вытянутой руки, ощущая тупую боль в ушибленных коленях. — Хватит истерик! — над ухом послышался грубый, приказной тон. Голос Алека казался каким-то объёмным, будто звучал повсюду, вещал с самого верха, обволакивая комнату. В то же мгновение ты была поставлена на ноги, но большими ладонями парень продолжал удерживать тебя за плечи. — Болят? — сухо интересуется брюнет, приподнимая правую бровь в вопросительном жесте. Ты лишь коротко киваешь головой, смотря на него затравленно, как кролик смотрит на большую, властную, красивую змею. — Мы их обязательно обработаем, но сейчас я тебя отпущу и ты должна будешь повернуться в сторону Джейса, и вы оба меня послушаете, — Лайтвуд вещал, как учитель старших классов: вкрадчиво, спокойно, внимательно следя за реакцией нерадивого ученика. Ты медленно развернулась, охотник стоял всего в паре шагов от тебя, и тени, отбрасываемые от тусклого слегка желтоватого света торшера завораживающими узорами ложились на его лицо. В золотых глазах плескалась тревога и слабый отголосок стыда. Кажется, у Джейса принятие ситуации происходило проще, чем у тебя. Примитивная, что ещё можно сказать? На самом деле, ты сама от себя устала, ты задыхалась в собственном теле. Тебе было душно в родной плоти, как бывает душно зимой в общественном транспорте, когда ты обернут вязаным теплым шарфом и втиснут огромное пальто. И никуда не деться. Но ты могла посмотреть в глаза собственным страхам — эти глаза были золотыми, и в глаза своему стыду — они имели причудливый каре-зеленый оттенок. — Я не виню никого из вас в том, что произошло. И всё понимаю. Я смог это принять и прошу вас сделать тоже самое, — мягко произносит Алек, переводя на вас взгляд по очереди. Лёгкая улыбка трогает идеальные губы Вэйланда, и глаза парня словно становятся от этого еще ярче, золотые вкрапления переливаются в радужке, и это кажется чистым волшебством. Ты улыбаешься в ответ, не в силах устоять перед магнетизмом охотника и перед такими важными словами от мужчины, которого стала практически боготворить. Именно из-за Алека и его признания словно гора с плеч упала. Ты ощутила такую приятную лёгкость, будто перестала весить хоть что-то. — Оставлю вас ненадолго одних. Не опоздай на рейд, — задорно проговаривает блондин и подмигивает тебе перед тем, как уйти. — Я сказал правду, — с каким-то придыханием произносит брюнет, и ты медленно поворачиваешься в его сторону. Вас разделяет несколько сантиметров, но ты прекрасно ощущаешь его тепло, его мягкую ауру, которая ласкает своими лёгкими приятными вибрациями, его особенный запах, что щекочет ноздри. — Я знаю, — отвечаешь так же тихо и поднимаешь на него глаза. Лицо Лайтвуда полностью скрыто вуалью теней, в таком освещении не видно, насколько он бледный, не заметен шоколадный оттенок глаз и насколько непростительно длинные его ресницы. Но образ Алека выжжен у тебя на сетчатке, и ты до мельчайших подробностей знаешь, как выглядит это идеальное лицо. Парень тянется к тебе уверенно, осознанно, слегка придерживая длинными пальцами тонкую шею. И ты, наконец, не боишься того, что должно произойти, а жаждешь этого, видя будто в замедленной съёмке, как его чувственные губы приоткрываются, а ресницы слегка подрагивают от нетерпения. Когда вы соприкасаетесь, появляется ощущение, словно тебя выбрасывают в открытый космос. Вокруг невероятно ярко сияют огромные звезды, а с двух сторон летят две кометы, и они должны столкнуться. Эти кометы — вы. Ваш союз, как столкновение, каждый раз, как маленький апокалипсис. При взгляде на брюнета ты каждый раз немножечко умираешь и ничего не можешь с этим поделать, это такое сладостное, болезненное и отчаянное сильное чувство, что трудно выдерживать. Губы Алека горячие, настойчивые, упругие, умелые, и оторваться от них значит умереть. Вы терзаете друг друга без передышки минут двадцать, пока телефон лучника не звонит настойчиво пятый раз подряд и на том конце не раздаётся недовольный голос Иззи, возвещающий о том, что спасать мир за них никто не будет. Лайтвуд прощается в спешке, улыбаясь широко и довольно, как кот, налакавшийся сметаны, обещая на ходу, что ты опомниться не успеешь, а уже настанет утро и он будет рядом. Большего тебе и не надо. Хотя колени всё-таки пришлось обрабатывать самой.