Точка невозврата

Хаос правит Токио буквально один день. Но этого более, чем достаточно, чтобы поселиться в головах людей на намного больший отрезок времени, а у некоторых и вовсе остаться там навсегда. Никто не успевает толком понять, что произошло и по какой причине — а сеть уже разнообразна на громкие заголовки, на улицах вспыхивают беспорядки, количество пострадавших увеличивается с каждым часом... Позже, когда все заканчивается, город превращается в станцию паники, переполненную людьми, спешащими на терапию. И у них у всех почти одинаковые глаза. Нервные и напуганные. У Аоянаги Рисы в глазах — сомнение и сожаление. А в глазах у Кодзуки Рего... — Хаос, — сокрушительно вздыхает исполнитель за ее спиной, как будто это не он только что стоял перед ней в растерянности. Не он говорил ей, что подумал о каком-то шансе на свободу. И из доминатора старший инспектор стреляла тоже не в него. Она выглядит так, будто точно знает, что делает. Настоящий идеал инспектора — полное подчинение приказам Сивиллы, ни тени сомнений, никакого чувства вины. Такой ее видят и такой ей доверяют, пока не присматриваются к глазам. Но никто даже не пытался. В тот день Риса смотрит в глаза каждому человеку и не видит ничего нового или неправильного для нынешнего положения. Страх, горечь, непонимание, шок, разочарование, даже легкое недовольство. Потом она оборачивается и случайно натыкается на знакомый взгляд Гинозы — но в глазах у него плещется только холодное беспокойство. Или, возможно, стоило бы рассмотреть в них то, что он старательно прячет за стеклами очков, но Аоянаги достаточно знать, что друг и коллега находится в здравом уме. И ни у кого не было больше глаз, в которых отражался целый разрушающийся город. ...Наверное, для многих он — самая настоящая клетка. Натура животного такова, что сколько бы оно ни сидело на цепи, рано или поздно ему хочется сорваться. Думая об этом, Аоянаги интересует вопрос — почему исполнителей называют «псами»? Разве они имеют хоть что-то общее с этими благородными животными, чья верность не заканчивается, даже если цепь, удерживающая их, начинает гнить? «Псы», служащие Системе Сивилла, абсолютно не такие, и Кодзуки Рего не был кем-то особенным. Еще несколько лет назад, когда сбежал Сасаяма, Аоянаги уже догадывалась, что когда-нибудь Кодзуки тоже может так поступить, но не придавала этому большого значения. Она была уверена, что выстрелит без колебаний, потому что это правильно. Риса заранее знала, что такой поступок ни в коем случае нельзя прощать. И когда он сбегал так, будто боялся в последний момент передумать, а она зачем-то спрашивала о причине так, будто ожидала услышать что-то, что хоть немного оправдало бы его решение, она нажала на курок. Тусклый свет окон небоскребов освещает бледную кожу инспектора, когда та даже после окончания смены стоит в офисе второго отдела и понимает — во всем случившемся действительно не было ничего неожиданного. Совершенно обычное желание для латентного преступника, вынудившее потерять даже то, что у него было сейчас, несмотря на столько лет совместной работы. Кодзуки Рего входил в список тех немногих, кому в Бюро Общественной Безопасности удалось продержаться достаточно долго. Оказалось, что это вовсе не было показателем. Стоит лишь немного кому-то подтолкнуть — показать бунт, вовлечь в разбирательство с беспощадным насилием, неосознанно заставить увидеть проблески обманчивой надежды — и яростное желание оставить все позади просыпается, а любое нажитое взаимопонимание трещит по швам. Сводится к нулю, будто его и не было. Или... неужели для тех, чей психопаспорт имеет такой мутный оттенок, доверие изначально не значит ровным счетом ничего?.. — Вы не должны копаться в мыслях преступников, инспектор, — неожиданно перебивает исполнитель. Глаза его в отражении стекол находились в тени, впрочем, смотреть на него не хотелось, а оборачиваться — тем более. Перед ней — живой и переливающийся ночными огнями город, который ей положено защищать. И который совсем не походил на руины во взгляде того, кто предпочел предательство. Кодзуки все равно выиграл — хотел свободы и она досталась ему, пусть не совсем та, к которой он стремился. Эта свобода выходит за рамки всевозможного, у нее нет ограничений и нет никого, кто мог бы ее отобрать. Но знал ли сам Рего, что дойдет до края этой пропасти в любом случае?.. Старший инспектор Аоянаги покидает офис вместе с несуществующим патрульным и призрачными тенями сожаления ровно до следующего дня. А думать о том, что уже не входит в ее прямые обязанности, ей действительно ни к чему.