Счёт на секунды.

      Четыре белые стены, грязный потолок, кафель и мерцающая лампа, раздражающая мои глаза. Тюрьма? Нет, скорее убежище. Все что у меня есть — это голоса в голове и чёрный мелок. Рядом с кроватью стоит раковина, из которой то и дело бежит вода; она капает, капает медленно, от чего звон в ушах раздаётся сильнее и, с каждым разом, он нарастает, не давая спокойно уснуть. Я стараюсь заснуть, но образ всплывает слишком часто, чтобы видеть сновидения. Апогей или же дно моего разума? Семьсот сорок четыре часа я не разговорила с живыми людьми. Семьсот сорок пять? Вода продолжает стекать в вонючий водопровод, раздражая меня все сильнее и сильнее. Самых буйных располагают в одиночный карцер. Буйных? Семь успокоительных уколов в день? Белые простыни пропитаны потом моих ночных страданий, сижу на полу, опираясь о пластмассовые прутья кровати. В комнате все искусственное, чтобы предостеречь нас от суицида. В «убежище» нет времени — кто-то вскрыл себе горло секундной стрелкой. А потом я задаю вопросы об апогее. Морально, субъективно осуждаю это место, каждый божий день прошу вытащить меня. Плевать кто, главное подальше отсюда. Три стука, дверка поднимается. Дрожащая рука ставит мой «обед». Стажёр… Еда или же субстанция, обременяющая на вечный голод? Анорексия гораздо хуже, поэтому приходится впихивать содержимое тарелки. Душ принимаем в конце недели. Среда или четверг? Среда. Ещё долго, но волосы уже сальные и с привкусом соли. Кап, кап… — Прошу, не трогайте меня! — её голос эхом звучит в четырёх стенах, заполняя пустоту комнаты. — Девять-один-один, кто-то пытается убить моих родителей, помогите! — я сжимаю череп, в попытках скрыться от воспоминаний. — Закройтесь в своей комнате и спрячьтесь, полиция уже едет. — вторит сладкий голос женщины, примерно тридцати лет. Хватит, хватит, хватит. Не надо. Двери открываются. Снова кричу? Не знаю, когда это происходит. Раньше слышала, сейчас всё равно. Восьмая доза успокоительного, мышцы приятно сокращаются. И я погружаюсь в сон… *** — Я хочу взять это дело. Слишком долго мы его откладывали. Забыли? Я самый лучший детектив в городе. — парень с темными волосами, откидывается на спинку кресла. — Мы прекрасно это понимаем, Мистер Стилински. Но это дело давно закрыто. Мы не собираемся ворошить преступление трёхмесячной давности. — голубоглазый мужчина в строгом костюме, поправлял свои часы. — Джозеф, это дело нужно закончить. Убийца на свободе, и кто-то должен вершить правосудие. Счёт идёт на секунды. — Стилински то и дело покачивался на стуле, — у нас есть единственный свидетель — дочь погибших, а это самая важная улика, которую можно было найти. Мне стоит с ней пообщаться. Босс как-то странно улыбнулся, давая понять, что детектив выиграл. — Ладно. — отрезал Джозеф. — Майкл выдаст тебе доступ к базе данных и ордер, надеюсь, ты сделал правильное решение. Темноволосый слегка кивнул в знак уважения к этому человеку, нужно только найти девушку, что станет главной зацепкой в этом нелегком деле. — Спасибо. — Стилински протянул боссу руку, после чего тот принял рукопожатие. — Стайлз — окликнул его мужчина, когда тот уже оказался в дверях, — Удачи. *** Пять, четыре, три, два, один… выстрел! Снова выстрел. Железки со свистом падают на дорогой ламинат. Белые стены увенчаны моими рисунками, ушло много времени, чтобы набраться этому навыку. — Корабль, который мчится к неизведанному по бескрайнему морю. — Маляр и моё представление стажёра. Мелок скоро закончится, хочу краски, но чтобы достать их — умри или сойди с ума. Под кроватью я оставляю записи, на тот случай, если сгнию в этой комнате. Другому человеку не будет так скучно умирать. Один, два, три, четыре, пять. Считать я совсем разучилась, разве что до десяти. Не осуждаю себя — это всего лишь цифры. Рисую закат, ибо солнца здесь нет, окон нет, кислород просто фильтруется. Можно слышать, как шумят трубы. Трубы или трупы? Я смеюсь. Кажется, действительно схожу с ума. Белый кафель всегда останется чистым. Мои босые ноги убиты в кровь от постоянных ремней, что держат в сознании. О да. Кайф, когда доктор закрепляет ремни на моем кресле.  — Не дёргайся. — шипит тот, оттягивая мои мучения. Затем дозы лекарств, три укола в вену, очередной синяк от иглы. Я рисую людей. Мысленно не знаю кто это, но рука выводит черты матери. Попытка оторваться — крах, вырисовываю глазницы, затем подчёркиваю круги под глазами. Интересно, а как же выгляжу я? Сажусь на кровать, любуясь своим детищем. Чувствую как струйка крови стекает по внутренней стороне моего бедра. Господи, «спасибо» за то, что я девушка. Никто над этим не властен, а средств личной гигиены здесь нет и подавно. Я отрываю кусок белой простыни. Это все, что у меня есть. Начинает болеть живот, и я все сильнее благодарю Бога за подарок судьбы. Верю ли я в Бога? Возможно. Атеист носящий веру — вот кто я. Свет ещё не отключили, значит время меньше одиннадцати вечера. Я лежу, скрючившись от боли в животе. Слышу глухой звук. Ключ в замочной скважине… Я приподнимаюсь на локтях. В проёме показались люди, их много. Теряюсь от такого количества живых… Обычно со мной говорят только мертвые. Я вижу стажёра, на самом деле парень не такой, как на моих рисунках. Темные волосы, легкая щетина. — К тебе, Мартин. — обратился стажёр. Это были люди в форме. Снова полиция. Выдыхаю, опускаясь на кровать. Начнутся расспросы. Хочется, что бы они ушли раз и навсегда. — Лидия Мартин, я Стайлз Стилински — старший детектив Бейкон-Хилс, у меня имеется ордер, что даёт возможность на беседу с вами. — он стоит в пороге. Идеально отглаженная форма, лакированные туфли. Противно даже. Я лежу в чертовой комнате три месяца, и каждый, кто приходил расследовать дело — уходил. И этот, как его там Стилински сделает тоже самое. Абсурд. Я молчу, потому что не вижу смысла отвечать. — Пожалуйста, Лидия, мне нужна Ваша помощь. — он постукивал пальцами по герметичной двери. — если согласитесь, то здесь находится больше не придётся. Не придётся находится здесь. Никогда… Но я буду вынуждена попрощаться с рисунками. Перехожу в сидячее положение, подбирая слова. — Х-х-орошо. — буквы перепутались в сплетения абсурда. Он улыбнулся, от чего по телу прошёлся холодок. Я не помню улыбок людей, даже сколько зубов во рту. Стилински что-то говорит другим людям. — За мной, пожалуйста. — он жестом приглашает выйти наружу. Выйти на свободу. На свободу… Я стою перед выходом, то и дело глотая воздух. — Смелее. — проталкивает меня детектив. И мы выходим наружу… Там совершенно иначе: тёплого цвета обои, уборщица моет окно. Окно… Я смотрю на улицу, где стандартные больные мило играют в волейбол. Деревья зеленые, значит сейчас лето. Небо голубое, безоблачное, оно дурманит меня, зазывая тонуть. Меня подталкивают вперёд, вынуждая двигаться дальше. Слышу чьи-то крики, смешанные с ором докторов, мне становится плохо, и я отворачиваюсь. — Сюда, пожалуйста. — приглашает меня детектив. Мы входим в комнатку для передачек, сюда приходят родственники. У меня же их нет. Всем им нужно было лишь одно — деньги моих родителей. Мы сели за железный стол. Стилински оказался напротив меня. Я натянула на себя серый халат и подогнула ноги, ибо живот с большей степенью стягивало узлом. Я кусаю губы. — Воды? — спрашивает детектив, но я отрицательно качаю головой. Он касается моей руки, что свободно лежала на столе. — Расслабьтесь. — говорит парень с заботой в голосе. Он был молод и не по годам галантен. — За-за-чем вы трогаете меня? — спрашиваю я, отдергивая руку. -Я хочу утешить вас. — он продолжает улыбаться. Утешить?.. -Чего вы хотите? — более уверенно интересуюсь я. — Расскажите про ту ночь. Что случилось, когда к вам ворвались в дом? — он достал из сумки листы бумаги. Меня пронзает волна воспоминаний, и заветные слова звучат в голове: -Девять-один-один…