Время делать выбор

Перед узорными дверями, за которыми лежали комнаты, принадлежавшие Ангебиру, Тауриэль задержалась, дожидаясь, когда вдали затихнут шаги стражи, делающей очередной обход. За время пути ей встретилось три патруля, и хотя никто из стражников не спросил, куда именно она направляется, в случае необходимости они, вероятно, вспомнят, что видели таурвайт в неподходящее время в неподходящем месте. Этого и так было более чем достаточно, чтобы вызвать подозрение, и оставлять более определенные подсказки о своей конечной цели Тауриэль не хотела. Когда в гулких коридорах вновь воцарилась тишина, эльфийка аккуратно взялась за литую бронзовую ручку и потянула ее, подспудно ожидая, что эта дверь тоже будет заперта. Ангебир был слишком мнителен, чтобы оставить ее открытой. Тем большим стало ее удивление, когда створка приоткрылась. Стараясь ступать бесшумно, Тауриэль проскользнула в образовавшееся отверстие. Богато обставленная зала со стенами, завешанными тяжелыми бархатными портьерами, среди которых мягко мерцали искры крохотных кристаллов солнечника, показалась таурвайт пустой. Нынешней ночью Тауриэль было не до размышлений о том, отчего советник владыки бросил свою обитель без присмотра, и о том, не может ли это быть своего рода ловушкой. Она лишь подумала, что надо бы подыскать укрытие, в котором можно будет дождаться возвращения хозяина комнат, когда из глубины залы, из-за занавесей из тончайшего вышитого шелка, до нее донеслись нетвердые шаги. Таурвайт едва успела укрыться за ближайшей из портьер, когда в залу не вошел, а почти ввалился Ангебир. Тауриэль хватило одного взгляда, осторожно брошенного сквозь складки тяжелой материи, чтобы понять, что эльф мертвецки пьян. Каким-то чудом он еще удерживался от того, чтобы впасть в хмельное забытье, но, похоже, до этого ему оставалось уже недолго. И еще он определенно кого-то ждал нынешней ночью. - Глав… Главролет? – невнятно пробормотал Ангебир, обводя залу мутным взглядом. – Где ты, сердце мое? Я слышал, как ты вошла. Твои шаги… я узнал их. Я их не забыл. Воздух за портьерой был пыльным. С трудом удерживаясь от того, чтобы расчихаться, Тауриэль нащупала рукоять кинжала. Она не знала, кем могла быть та Главролет, к которой обращался советник. Она никогда раньше не слышала этого имени, хотя оно вполне могло принадлежать какой-нибудь даме из свиты владыки, фаворитке Ангебира. Зато она точно знала другое – на поясе у эльфа висела массивная связка ключей, слишком грубых, чтобы подходить к изящным замкам, врезанным в крышки сундуков и двери жилых покоев. Вероятно, это было именно то, что она искала. Оставалось только забрать находку. Ангебир, пошатываясь и натыкаясь на кресла, пересек залу, открыл и вновь закрыл дверь, и до таурвайт донеслось его сдавленное рыдание. - Главролет! – повторил эльф, словно это было заклинанием, в то время как взгляд его затравленно блуждал по сумрачной комнате. – Зачем ты вернулась? Чтобы вновь молчать с укоризной? Клянусь, я не хотел, чтобы ты уходила к гаваням. Что бы ни говорилось вслух, я не желал того, что произошло на тропе Кирит Форн-эн-Андраф. Разве мертвецам не должны быть ведомы все помыслы живых? Отчего ты не хочешь обрести покой? Главролет!!! Его ощутимо повело в сторону. Таурвайт услышала глухой стук, с которым Ангебир ударился о стену, и решила, что вслед за этим он окончательно осядет на пол, однако эльфу удалось сохранить равновесие. Некоторое время в зале слышалось лишь его тяжелое прерывистое дыхание, потом эльф судорожно всхлипнул и, оттолкнувшись от стены, побрел обратно, опрокинув по дороге столик и пару кресел. До Тауриэль донесся звук жидкости, льющейся в бокал, потом звон, какой могла бы издать упавшая на пол пустая бутылка, невнятное бормотание и грохот падения чего-то тяжелого, а за ним… тишина. Таурвайт едва смогла заставить себя выждать еще немного, чтобы убедиться, что за шелковыми занавесями нет больше никого, кто смог бы обнаружить ее присутствие. Страх того, что могло обнаружиться за запертыми дверями камеры на нижнем ярусе, подстегивал эльфийку, как если бы спешка могла хоть что-то изменить. Увы, если она и могла что-то изменить, то только лишь в худшую сторону. Рассудком Тауриэль это все еще понимала, а потому продолжала напряженно вслушиваться в тишину, ища в ней звуки постороннего присутствия. Только убедившись, что из-за шелковой завесы доносится лишь тяжелое дыхание Ангебира, таварвайт покинула свое убежище. Ангебир, действительно, был в покоях один, хотя на изящном столике из мореного дуба стояло два кубка, один из которых был все еще наполнен вином. Советник спал, неловко скорчившись на полу рядом с перевернутым стулом. От него исходил тяжелый запах, свидетельствовавший о том, что выпито им сегодня было чересчур много. Об этом же свидетельствовали и пустые бутыли, валявшиеся вокруг в избытке. Тауриэль осторожно приблизилась, держа кинжал наготове, но Ангебир даже не пошевельнулся, и лишь когда, уже сняв ключи с его пояса, таурвайт отступила назад, глаза эльфа слепо приоткрылись, и он что-то пробормотал, кажется, вновь назвав все то же женское имя. Крепко сжимая в кулаке связку ключей, Тауриэль быстрым шагом покинула покои Ангебира, оставляя советника наедине с его хмельными демонами. Вниз по лестницам она уже бежала бегом, едва вспомнив о том, что надобно захватить с собой очередной факел, и не слишком заботясь о том, что о ней могут подумать патрули, встреться таковые ей на пути. Чуть позже, методично перебирая нанизанные на железное кольцо ключи в безуспешной попытке вскрыть замок, таурвайт все же старалась не поднимать излишнего шума, упорно гоня прочь предательскую мысль о том, что она ошиблась в своих догадках, и что надо возвращаться назад к Ангебиру и более тщательно обыскивать наполненные запахом хмеля и тусклым светом солнечника комнаты. Затем очередной ключ из связки со щелчком повернулся в замочной скважине. Таурвайт с силой рванула на себя тяжелые створки и невольно отступила на шаг. Камеру наполняла тьма – густая, словно бы слежавшаяся и крайне неохотно отползавшая прочь перед светом факела. Тьма была пропитана жутким запахом, в котором смешивались застарелый пот, горелое мясо и уже начавшая разлагаться кровь. Такой запах подобал пещерам в Эмин-ну-Фуин, где находили приют орочьи лазутчики из Дол Гулдура, но никак не подземельям во дворце владыки. Закусив губу, Тауриэль решительно переступила порог, высоко поднимая факел, и, сделав несколько шагов, застыла как вкопанная. Кили, действительно, все еще был здесь – висел, растянутый на цепях между полом и потолком, безвольно уронив голову на грудь. Глядя на вздутые от напряжения мышцы гнома, таурвайт какую-то долю секунды недоумевала, КАК она может это видеть сквозь ткань рубахи, потемневшей и приобретшей странную текстуру? А затем пришло понимание, что никакой ткани там нет и в помине, а есть лишь голая кожа. Точнее, то, что когда-то ей было, потому что теперь на теле Кили не оставалось живого места – лишь почерневшие струпья вперемешку с засохшими потеками крови, так что сразу не разберешь, где кожа еще уцелела, а где взамен образовалась запекшаяся корка поверх ран. Крепче сжимая зубы, эльфийка торопливо скользнула взглядом вдоль по верхней цепи, ища место ее крепления, и лишь ощутив солоноватый привкус во рту, поняла, что прокусила губу почти насквозь. Впрочем, это было уже не важно. Переброшенная через балку, вбитую в распор между двумя каменными столбами под самым потолком, цепь далее спускалась вниз к снабженному воротом колесу, между спицами которого торчал толстый железный прут, служивший стопором. Если бы ей только удалось вытащить этот прут… - Я сейчас… - торопливо зашептала таурвайт. – Кили, я сейчас… Оставив факел в ближайшем свободном кольце на каменном столбе, Тауриэль бросилась к колесу. Она не знала, способен ли Кили в его нынешнем состоянии вообще услышать и понять ее, да и не время сейчас было заниматься выяснениями. Ей нужно было во что бы то ни стало снять гнома с дыбы. В первое мгновение таурвайт показалось, что ничего не выйдет, что стопор заклинило намертво в том положении, в каком он был оставлен тюремщиками. Затем – крайне медленно и неохотно – железо начало поддаваться. С отчаянной решимостью, которая придавала ей сил, Тауриэль продолжила расшатывать прут, готовясь перехватить ворот сразу, как только колесо будет освобождено. Как она ни старалась, у нее не вышло плавно высвободить цепь. Рукоять ворота вырвалась у нее из рук, больно ударив в грудь, когда железный прут со звоном отлетел прочь и колесо закрутилось. Кили еле слышно захрипел и судорожно мотнул головой, когда приходившееся на его суставы напряжение резко ослабло, и он ощутимо просел вниз. Беззвучно охнув, Тауриэль всем весом повисла на цепи, пытаясь остановить или хотя бы замедлить падение гнома. Каким-то чудом ей все же удалось удержать его и осторожно опустить наземь. Кили осел на каменные плиты пола и больше не шевелился. Тауриэль опрометью бросилась к нему и упала рядом на колени. Пока она занималась прутом, отстраненный и незнакомый голос нашептывал ей, что, в отличие от дверей, кандалы Кили не удастся открыть ключом, а значит, придется где-то искать зубило и молот, чтобы сбить оковы, но теперь стало ясно, что этого не потребуется. Вместо клепаного железа запястья и лодыжки гнома теперь спутывала побуревшая и заскорузлая пеньковая веревка. Тауриэль перерезала путы, осторожно отлепляя присохшие к ранам волокна. Стертые запястья Кили опять закровоточили. Гном вздрогнул, сжимая кулаки, медленно открыл глаза и скользнул мутным взглядом по темному потолку, свисающей с него цепи, еще продолжающей покачиваться, горящему факелу на колонне… Когда этот пустой темный взгляд задержался на лице Тауриэль, та испытала внезапный приступ ужаса при мысли о том, что Кили может не узнать ее, как когда-то, холодной ноябрьской ночью полтора десятка лет назад, ее не узнал Орфин. «Капитан Тауриэль! – донеслось до нее призрачное эхо мягкого, но настойчивого голоса. – Тебе не стоит здесь находиться. Время дозора прошло, теперь настало время целителей». - Не надо, пожалуйста, - сквозь слезы прошептала таурвайт, сама не зная, к кому она сейчас обращается – к гному, лежавшему на каменном полу в камере, пропахшей кровью, или к эльфу, оставшемуся на деревянных нарах в пропахшей кровью и дымом палатке целителей. – Очнись. Не уходи! Орфин был чтецом следов в лесном дозоре, а еще он был одним из немногих, кого Тауриэль могла бы, не покривив душой, назвать другом, и тем, кого она втайне хотела бы назвать братом, которого у нее никогда не было. А он то ли в шутку, то ли всерьез вполне в открытую звал ее «куатэль» - сестренка. Полтора десятка лет назад в месяц стылого солнца Орфин с малым числом бойцов ушел на разведку к Затопленной роще. Обратно вернулся лишь один из разведчиков – израненный и обессиленный, с известием о засаде, в которую отряд угодил в гиблых топях. Тауриэль не принимала тогда участия в погоне, пущенной по следу орков, но она была в лагере, когда изрядно потрепанный дозор вернулся обратно, неся на сооруженных на скорую руку носилках одного единственного уцелевшего пленника, обнаруженного ими в орочьем лагере в Таур Морвит. Возглавлявший отряд Нордан сухо доложил Тауриэль, что, если судить по сохранившимся при пленнике мелким личным вещам, это должен был быть Орфин. Отчего пленника опознавали по вещам, таурвайт поняла лишь после того, как силой прорвалась в палатку целителей. Она бы, наверное, тоже не смогла опознать того, кто лежал на деревянных нарах, застеленных напитавшимися сукровицей покрывалами, ибо в той смеси запекшейся крови и сожженной плоти, что осталась от лица пленника, не сохранилось практически ничего от чтеца следов, которого она знала. На все вопросы и уговоры целителей Орфин лишь мотал головой и невнятно мычал, демонстрируя почерневший обрубок языка. Его взгляд бесцельно блуждал по палатке, ни на ком не останавливаясь. Напуганная неузнающим взглядом чтеца, проходящим сквозь нее, Тауриэль позвала друга по имени, и, не получив ответа, продолжала звать до тех пор, пока целитель Эмельдир мягко, но настойчиво не выставил ее вон из палатки. Больше Орфина она не видела, а вскоре по отряду прошелестел слух о том, что чтец следов ушел в Чертоги Мандоса. Все способности целителей не смогли помочь ему. И теперь Тауриэль испытала приступ отчаяния при мысли о том, что Кили тоже может умереть. Конечно, в прошлые их встречи он говорил о выносливости гномов, но где заканчивается эта выносливость? Наконец, спустя, кажется, целую вечность взгляд Кили приобрел осмысленность, а распухшие, искусанные губы дрогнули в слабом подобии улыбки. - Тури… - хрипло пробормотал гном. – А я думал… ты не… не придешь… больше. Я же не оправдал… надежд… твоего владыки… - Я ведь обещала, - ответила Тауриэль, не особо успешно борясь со слезами облегчения. – И теперь я исполняю обещанное. Она еще хотела добавить, что Кили надобно покинуть дворец до наступления рассвета, и что если вино, распиваемое в караульной комнате, сделало свое дело, то возможно и остальным его сородичам тоже удастся совершить побег, но этой ночью все, что только могло, шло наперекосяк. Из глубин подземелья донесся звук, который она никак не ожидала услышать. Где-то там, в кромешной тьме, скрипнула открываемая дверь, а затем раздались шаги. Кто-то, шаркая, шел на свет ее факела. Кили повел взглядом в сторону источника звука, дернулся, пытаясь привстать, и тяжело рухнул обратно. - Уходи!.. – еле слышно выдохнул он. – Тури, уходи! Тауриэль молча покачала головой и лишь крепче сжала кинжал, поднимаясь навстречу возникшей из глубины подземелий темной фигуре и опрометчиво полагая, что готова уже ко всему. Но когда из темноты, приволакивая ногу, показалось перекособоченное существо, лишь отдаленно напоминавшее ее сородича, она поняла, что ошиблась. Первыми чувствами, овладевшими таурвайт при взгляде на безносого и безухого уродца, вперившего в нее полные безумия тускло-серые глаза, стали ужас и отвращение. Однако вслед за ними пришло… узнавание. Таурвайт со стоном отшатнулась прочь. Кинжал, коротко звякнув, выпал из ее ослабевших пальцев, но она этого почти не заметила, потому что вдруг поняла, кого скрывали запертые двери камеры для допросов и кто был той иной компанией для Кили, о которой так нехотя упомянул Риннельдор. Шрамы, изуродовавшие лицо существа… те раны, от которых они остались, она когда-то видела в свежем состоянии. И теперь сквозь грубые рубцы медленно, но неуклонно проступали знакомые черты. Должно быть, призраки прошлого в эту ночь решили преследовать не одного лишь Ангебира. Перед Тауриэль стоял тот, о ком она только что вспоминала. Тот, кого никак не могло оказаться в подземельях дворца владыки. - Орфин? – прошептала таурвайт, все еще не до конца поверив увиденному. – Орфин? Но ведь ты… умер? Уродец по-птичьи склонил набок зияющую проплешинами голову, обводя эльфийку плотоядным взглядом безумных и совершенно чужих глаз, и расплылся в кривой ухмылке, наудачу подхватив со стола один из ножей. Тауриэль попятилась, натолкнулась спиной на невесть как оказавшуюся позади нее колонну, да так и осталась стоять, прижимаясь к холодному камню, будучи не в силах ни отвести взгляд от существа, некогда бывшего ее другом, ни оказать сопротивление. - Орфин! – только и сумела повторить она, с трудом проталкивая слова в сведенное спазмом горло. – Это ведь я, куатэль Тауриэль! На миг таурвайт показалось, что в глазах Орфина промелькнула искра узнавания, почти сразу же, впрочем, вновь поглощенная туманом безумия. Эльф шагнул к ней, сжимая в изуродованной руке мясницкий нож, и вдруг пошатнулся, когда Кили, только что с трудом способный пошевельнуться, внезапно прыгнул на него, сшибая с ног. Вероятно, в этот бросок парень вложил все те силы, что еще у него оставались. С рычанием, скорее подобающим диким животным, эльф и гном покатились по каменному полу, оставляя за собой кровавый след. Кили оказался сверху. Орфин замычал и засучил ногами, пытаясь сбросить противника, однако парню каким-то образом удалось придавить эльфа к полу. Тауриэль увидела, как он трижды вскинул и опустил руку с зажатым в ней кинжалом – ее кинжалом. Каждый удар сопровождался отчетливым хрустом. Мычание Орфина сменилось хрипом, а осознанное сопротивление судорогами, затем стихли и они, и одновременно с этим силы окончательно покинули гнома. Кили качнулся, тяжело опираясь ладонью о грудь мертвеца, вздрогнул и с жутким клокочущим вздохом медленно завалился набок.