***
На автобусной остановке кучковались люди – и это вселяло надежду. Четверть часа назад, чтобы запереть дверь, им пришлось расшатать, а потом сбить топором железную пластину замка; теперь щеколда входила в голое деревянное гнездо косяка. Вряд ли это было так уж надёжно, но они и не знали, что на самом деле хранится в этом доме, что там творится, кто бывает и как с этим связана Галина Николаевна. Но после гробового снежного молчания, бесконечно длинного, холодного, проведённого в одиночестве дня, пустоты на километры вокруг, - люди на автобусной остановке казались надеждой. Время от времени Ивану казалось: мир уходит. Всё уходит и уплывает, и только они с Оксаной застряли в безвременье и бездорожье заброшенного посёлка, в пыльных промозглых сумерках старого дома. И только мысль, что Галина Николаевна всё же бывает здесь, - может быть, даже ночует, - что дом хранит следы её присутствия, - поддерживала его и грела в долгие морозные часы. Людей становилось всё больше; ни Иван, ни Оксана не знали точного расписания автобусов. Совсем отчаявшись, глядя на заиндевелые Оксанкины ресницы, Тихонов вышел на дорогу и начал голосовать. Бесполезно. Бесполезно… Он свернулся в комочек в углу скамейки и упал в полусознательную дрёму своих мыслей. Почувствовал себя в лете, том самом влажном вечернем лете, пропахшем травами и близкой осенью, грибами, блинчиками с мясом, которые тогда привезла с собой Рогозина… Иван беззвучно рассмеялся. Галина Николаевна… Я вернусь к вам? Или мы навсегда вмёрзнем в ледяной наст тут, в безвременье и беспутье?.. Кто-то дёрнул его за плечо. - А? - Вань, пошли, - белая Амелина кивнула на дорогу. - Что? – в первую секунду ему показалось, что она предлагает ему пойти пешком. - Пойдём! – крикнула она и побежала к синей ниве, в ту самую секунду притормозившей у обочины. Оксанка села впереди, а его сжало между весёлой краснощёкой женщиной и мужчиной в валенках. Им предложили чаю из термоса, шаль и добросить до города по цене маршрутки. Иван только кивал, сгибая и разгибая внутри обледенелых перчаток пальцы. Амелина вяло благодарила. Водитель включил печку, и по ногам потекло живительное блаженное тепло. Иван задрёмывал. Последнее, что он увидел, - снежные вихри в лобовое стекло. Последнее, о чём подумал, - Оксана ведь разбудит его, когда придёт пора выбираться в мороз. Оксана ведь куда ответственней него. Оксана ведь разбу… Лоб уткнулся в колени. Он уснул.***
Его разбудило что-то холодное и… опасное. Годы работы в ФЭС отточили интуицию до самого тонкого, голого от предрассудков острия. В висок ткнулось дуло пистолета. - В чём дело? – прохрипел он, инстинктивно поднимая руки. Где-то рядом выдохнула Оксана. Перед глазами ослепительно вспыхнуло; ослепший, он отчаянно моргал, пытаясь нащупать руку Амелиной. С места не сдвинуться – так затекло тело. Когда зрение начало возвращаться, он наконец нашёл её ладонь, сжал до боли, до хруста, до её сдавленного всхлипа. - Оксан… Что происходит? Где мы? И тут обоих накрыли чьи-то знакомые твёрдые руки. - Не трогайте их. Не смейте! Кто это? Тяжёлые мысли едва ворочались в отупевшем от холода, сна и страха мозгу. Кто это? Слишком знакомый голос, слишком знакомые интонации, слишком густо в воздухе пахнет опасностью… - Галина Николаевна!! Острый, как щелчок хлыста, звук, порвавший расстояние, и полковник вдруг падает вперёд, прямо на Оксану, а та, тихо взвизгнув, теряет сознание. Тихонов снова чувствует острое ледяное прикосновение к виску. И вдруг страшно хочется жить, пусть даже в мире, где уже нет Рогозиной. - Аааааа! - Вань! Бегом! - Аааааааа! - Чего ты орёшь, придурок! Пошли быстрее, уедет! - Кто? Тихонов трясёт головой; тьма рассеялась, остался только холод и то самое, морозящее, у виска, на лбу, по щекам… Ледяные ладони били его по лицу. - Ванька! Ты что?! Он на мгновение разучился дышать и не вдохнул, пока не понял: они на остановке. Он задремал на краю скамейки. Нет никакого пистолета, а только притормозившая у обочины синяя нива и Амелина, тянущая его к машине… - Нет! Мы на ней не поедем! – крикнул Иван, вскочив на ноги и сграбастав Оксану в охапку. – Нет! Мы пойдём пешком, я на руках тебя понесу, но в эту машину мы не сядем!!! - Ты чего, Тихонов?.. - Нет! - Как хочешь. Я околела стоять на этой обочине. Оставайся тут. Жди автобуса, - убийственным тоном произнесла Оксана и направилась к ниве. Иван вскочил на ноги так быстро, словно ко-то вздёрнул его за шиворот. - Стой! Стой!! Он уволок её обратно чуть ли не силой; люди (уже целая толпа) пялились на них, притопывая на снегу, постукивая ногой об ногу. Нива, фыркнув, двинулась в сторону города. Казалось, вокруг стало ещё холодней и прозрачней. - Ну когда-нибудь же придёт этот дурацкий автобус,- примирительно прошептал Иван. Ответная колкость ещё не сорвалась с языка Оксаны, как нива, не доехав до поворота, вспыхнула и сгорела прямо на ходу.***
- Ваше имя. Фамилия. Звание. - Уверена, этот разговор можно вести в моём кабинете. - Фамилия. Имя. Звание. - Я не буду беседовать с вами в допросной. - Ваше право. Ей пододвинули лист бумаги, ручку. - Подписывайте. - Отказ сотрудничать со следствием? - Именно. - Нет. - Ваше имя. Фамилия. Звание. - Рогозина Галина Николаевна, полковник полиции. - Итак, Галина Николаевна. Расскажите, что вы знаете о загородном доме на окраине подмосковного посёлка Безвил.***
- Сядьте! – властным и сдержанным тоном приказала Рогозина. – За домом следят. Никто не вскакивает и никуда не бежит. Сядьте! Иван рухнул в кресло, невидяще уставясь в смартфон. Оксана, поджав под себя ноги, устроилась с краю старой кожаной софы. Рогозина, слегка сгорбившись, сидела за столом, перебирая листы и брошюры на пёстрой клеёнке. Что-то резко и громко хрустнуло за окном. Иван дёрнулся, но быстрее, чем он оказался у подоконника, Рогозина нависла над ним и со всей силы надавила на плечи. - Что ты делаешь? – яростным шёпотом выдохнула она. – Они того и ждут! - Надо закрыть шторы, - ошарашенная такой реакцией, попросила Оксана. - Надо, - согласилась Галина Николаевна. – Но поздно. Я же велела: никто никуда не вскакивает и не бежит! Иван, Оксана, ну что вы как дети… - полковник устало, почти апатично провела рукой по лбу. – Почему в ФЭС стоит только сказать – и все делают всё сами, чётко и верно. А стоит выйти за пределы Службы – и ох, ах, Галина Николаевна, что происходит! – передразнила она. – Да что тут происходит – всё как обычно! Первый раз, что ли? Амелина пристыженно уткнулась взглядом в колени. Иван потирал плечи. Полковник вернулась за стол и притянула к себе какую-то книгу. - «…и спрятал его в тайное отделение мешка, где он сберегал всякие предметы несчастья и безвестности». Она начала читать вслух, не торопясь, размеренно и негромко. И в её голосе они черпали силы неподвижно, тихо, безмятежно ждать дальше. - «Ты не имел смысла жизни, — со скупостью сочувствия полагал Вощев, — лежи здесь, я узнаю, за что ты жил и погиб. Раз ты никому не нужен и валяешься среди всего мира, то я тебя буду хранить и помнить»*.