На кончиках твоих пальцев

      Когда я была младше, то замечала всякие вещи. Особенно всякие мелочи. Те незначительные детали, которые не видят остальные. Мои родители говорили, что я обладаю критическим взглядом перфекциониста. Правда, потом они говорили, что это еще и их головная боль, так как я начала задавать вопросы. И поверьте, спрашивала я постоянно!       Я смотрела фильмы и спектакли, а потом спрашивала, почему тот герой пошел в ту сторону, а не в эту. Если я читала книгу, то потом хотела непременно обсудить второстепенных персонажей. Меня раздражало то, что про них недостаточно подробно написано. Описание того, как один человек просто стоял, разговаривал и улыбался, было для меня недостаточным. Если бабушка готовила чай или варила зелье, я постоянно крутилась рядом с вопросами, не понимая, что отвлекаю ее. Как? Что? Кто? Где? Меня интересовали вещи, которые совершенно ничего не значили для других.       Но все это пригодилось мне, когда я подросла. Я могла все тщательно обдумать и вспомнить сложные моменты из текста, даты и названия, а также была в состоянии вспомнить то, что говорили на уроках, не давая это под запись.       В зельях я никогда не была особо успешной, но получалось у меня все же неплохо, так как при случае я всегда могла найти и исправить свою ошибку, а не действовать наобум. Еще мне не всегда давалась физкультура. Я совсем не против пробежать кросс или принять участие в каких-то спортивных соревнованиях, если, конечно, на улице хорошая погода, и поиграть в командные подвижные игры. Но пение и орфография — мои самые любимые предметы, так как я всегда могу запомнить и правильно спеть нужный текст, определить, как правильно написать то или иное слово, и высказать на бумаге именно то, что имею в виду.       Эта же моя способность помогла мне стать сильным оратором. И хотя я нередко участвую в безумных авантюрах и проектах моих подруг, в случае чего всегда могу найти довольно сильные аргументы против этого. Ну, иногда. Во всяком случае, в теории. Я легко могу определить, когда люди мне лгут, и что им не стоит доверять. Я вижу эти признаки в том, как дергаются их пальцы, бегают глаза или как они закусывают губы. Я могу определить, когда кто-то зашел слишком далеко и буквально стоит на краю, даже если он очень хорошо это скрывает. Большинство людей, которых я знаю, я легко могу подбодрить или сломить всего одним предложением (не то, чтобы я часто это делала), потому что я могу поставить себя на их место. Я быстро узнаю их привычки и черты характера. Я легко определяю, испытывают ли они ко мне симпатию или антипатию, нервничают ли они или испытывают интерес, скрывают ли какие-то эмоции…       Как, к примеру, сейчас. Амелия Кэкл, несмотря на ее слова ободрения и ласковую улыбку. Хотя она и не старается показать этого, для меня очевидно, что она нервничает, и ей немного тревожно. Мисс Кэкл снимает очки и, протирая стекла, оглядывается по сторонам, как будто где-то тут, по мановению неизвестного заклинания, появится нужный ответ. Это очень легко обнаружить. Я заметила это по изгибу губ, когда она говорила. Мы все знаем, что она ненавидит все, что деморализует или подводит школу. Директриса хочет для своих учеников только лучшего, но эти жесты означают, что ее терпение на исходе…       Рядом с директрисой стоит Констанс Хардбрум. Она задает вопросы, которые в равной степени перемежаются с уничижительными замечаниями. Наверное, она одна из самых интересных людей, с которыми я когда-нибудь сталкивалась. Мне до сих пор трудно понять ее. Но на данный момент мисс Хардбрум совсем не психолог и не может скрыть своего настроения. Учительница зелий становится все более драматичной, а в ее пронзительном голосе, который легко может проникать в самые отдаленные уголки класса, слышится раздражение и разочарование. Однако, если я, конечно, не ошибаюсь, сейчас в ее голосе помимо всего, можно разобрать еще и нотки отчаяния. Это хорошо скрыто, но тем не менее, оно там есть.       Обе учительницы становятся все более взволнованными. У мисс Хардбрум, похоже, закончились слова, а мисс Кэкл пытается сохранить свое хладнокровие, но ее руки становятся все более оживленными, и постоянно жестикулируют. К сожалению, это весьма отвлекает мисс Хардбрум, которая не может сосредоточиться и принять решение. А директриса все больше суетится, загоняя их обеих в замкнутый круг. Если бы это был кто-то другой, я бы посоветовала им успокоиться и прекратить это безобразие. Однако, я не настолько смелая и глупая. Да, и не думаю, что Милдред была бы признательна, скажи я нечто подобное. Сейчас бедняжка сидела рядом, изо всех сил стараясь не плакать, глядя на развязанные шнурки своих ботинок.       Зная Милдред, я понимала, что она боится посмотреть в глаза Х-Б, и, наверное, испытывает стыд из-за того, что разочаровала мисс Кэкл, а потому не смотрит и на директрису, или даже на учительский стол. Для разнообразия на этот раз была не ее вина. Просто сопутствующая ей удача окончательно закончилась, и, кажется, выхода нет…       Я не поверила, когда Милдред впервые рассказала нам о том, что произошло. Я слышала, как мисс Хардбрум сказала, что еще не сталкивалась с такими случаями, и мисс Кэкл подтвердила, что такого в школе еще никогда не было. Нас предупреждали об опасности, говорили, чтобы мы были осторожнее, но пока этого не случилось на самом деле, все думали, что это просто старые сказки, чтобы держать учениц в узде, и ничего больше. Мы не думали, что это может случиться на самом деле.       Милдред потеряла свою магию. Или, по крайней мере, так казалось. Сперва мы подумали, что это просто нервы. Или… Милдред есть Милдред.       «Возможно, Милли применила какое-то сумбурное заклинание, — думали мы. — И пусть у нее не вышло с зельями, но, вероятно, на экзамене по заклинаниям она себя покажет…» Заклинания тоже не работали. Даже тогда мы думали, что для Милдред это норма, но ведь если бы она ошиблась, были бы хотя бы искры, а Х-Б непременно раскричалась… Но ничего не произошло. Я не могу поверить, что не заметила этого раньше. Хотя мы все были так заняты подготовкой к экзамену, что не думаю, что хоть кто-то уделял ей достаточно внимания. Так было до тех пор, когда на собрании Общества Старинных Книг, Милли не сумела просто для удовольствия оживить свой рисунок. Только тогда мы поняли, что что-то не так.       — Я давно стала более слабой, — призналась Милдред. — Будто кто-то поворачивает кран внутри меня, закручивая кран с магией.       В последние несколько дней мы так или иначе пытались ее подбодрить, отвлечь, пытались придумать решение этой проблемы. Но ничего не работало. Если бы я была на месте Милдред, то не представляю, смогла бы найти что-то положительное в этой ситуации. Куда бы она ни шла, половина встречающихся учениц старалась поговорить с ней, приободрить и желала скорейшего выздоровления, а другие шарахались от нее, как от чумы, боясь, что Милли может быть заразной, и это заставляло ее чувствовать себя еще хуже.       На самом деле, последний раз, когда я видела ее слабую попытку улыбнуться — было в столовой. Тогда все наши учителя и мистер Блоссом ругали Этель, когда та в очередной раз попыталась задеть Милдред. Даже Друзилла думала, что Этель перегнула палку. Отличница начала цепляться к Милдред, когда думала, что дежурный учитель этого не видит. Ну, попыталась. Дру предупреждающе толкнула ее, но Х-Б появилась как всегда неожиданно и в наказание назначила Этель целых пять эссе!       К сожалению, Милдред всегда принимала все слишком близко к сердцу, а потому для нее не составило труда поверить словам Этель, что это «ее немагические корни взяли верх».       После нашего первого утреннего экзамена, который состоялся сразу после завтрака, мисс Кэкл пригласила Милли к себе в класс, а нас отправила в свои комнаты. Мы протестовали, но Милдред лишь кивнула в знак согласия, сказав нам не беспокоиться об этом. Это было немного странно слышать от девочки, которая сейчас нервно жевала кончик своей косы — действие, которое очень раздражало многих людей, несмотря на то, что это, судя по всему приносило ей некоторое успокоение. Это было вроде того, как некоторые люди грызут ногти, я думаю.       После обеда Энид попробовала прокрасться к Милдред, но мисс Хардбрум поймала ее и отправила назад с таким длинным списком заданий, что ей еще долгое время предстояло просидеть над книгой заклинаний, не поднимая головы.       Мы решили, что не можем оставить Милли без какой-нибудь поддержки, но вынуждены были пообещать мисс Кэкл, что не будем забывать про учебу. Хорошо, что к тому времени я уже сделала все свои задания. Я прокралась к классу, в котором проходило тестирование. Становилось холодно. Солнце начинало садиться. Я не знаю, сколько мне пришлось просидеть за пределами классной комнаты, подсматривая в окно, и прячась каждый раз, как кто-то оборачивался в мою сторону, но должно быть не менее двух часов. Милдред сидела за партой. На столе перед ней лежали ключ, карандаш, яблоко, плюшевый мишка и стоял стакан воды. Я вспомнила, что именно так нас тестировали, когда только принимали в школу. Сейчас, судя по всему, Милдред предстояло заставить ключ парить, карандаш — исчезнуть, а затем появиться вновь, воду в стакане поменять цвет, сделать из яблока игрушечный мяч и в качестве дополнительного задания — заставить медведя двигаться. В прошлом Этель была единственной, кому это удалось. У меня вышло только заставить его немного подвигать лапой.       Тесты были очень простыми. Или, по крайней мере, это должно было быть просто. Это никогда не было простым для Милдред. Первый раз, когда она попыталась, ключ стал резиновым и очень гибким, карандаш вырос на метр в длину, яблоко стало ядовито-оранжевого цвета, а стакан просто взорвался, обрызгав директрису, Милдред и весь остальной класс. Тогда мисс Кэкл сочла за лучшее не продолжать, и игрушечный Тедди избежал приключений, разве что намокли его плюшевые бока.       Я никогда не думала, что после восьмой попытки повторить, у кого-то еще останется желание смотреть на это. С моего места открывался не очень хороший вид, но к счастью, кто-то оставил открытым окно, поэтому я могла слышать, о чем они там говорят. Нет, криков о том, что все идет не так, не было. Но не было и вздохов облегчения. Вместо этого мисс Кэкл снова и снова пыталась убедить Милдред попробовать снова, но в ее голосе все явственнее слышалось отчаяние. Даже мистер и миссис Хаббл, которых срочно вызвали в школу, если бы успели приехать, уже должны были понять, что едва ли удастся восстановить утраченную магию.       Х-Б скорее всего тоже так думала, и незаметно закатывала глаза за спиной директрисы. Когда мисс Кэкл вновь начала говорить одно из своих напутствий, я перестала прислушиваться к словам и сосредоточила внимание на ее заместительнице. Мне нравилось думать, что мисс Хардбрум переживает за Милдред. Если бы кто-то несколько лет назад сказал мне об этом, я бы назвала их сумасшедшими. Ведь если бы это все произошло в наш первый год в школе, мисс Хардбрум не задумываясь отправила бы Милдред из школы…       Но сейчас ее обеспокоенный взгляд мечется от Милдред к столу и обратно. Мисс Хардбрум хмурится, но выражение ее глаз гораздо мягче. Она стоит прямо, как и всегда, скрестив руки на груди, а пальцы наготове, чтобы применить заклинание. Заклинания, казалось, жили на кончиках ее пальцев. Хотя, это едва ли являлось секретом. Мисс Хардбрум, как правило, даже не удосуживалась произносить заклинания вслух. Она просто указывала рукой, чуть встряхивая ей, когда нужно было «разогреть» свою магию. И мисс Хардбрум могла использовать только одну руку!       Почти каждая девочка в школе использовала для колдовства обе руки. Когда ты становишься старше, мелкие заклинания становится использовать гораздо проще, но даже тогда остаются предпочтения. Как например, писать: левой рукой или правой. Мисс Хардбрум, казалось, это всегда было все равно, и это наглядно демонстрировало, какой мощной ведьмой она была, даже в волшебном мире это было редкостью.       Некоторые ведьмы считали, что заклинания, брошенные левой рукой, куда более изящны, в то время как другие могли даже выпороть ребенка-левшу. Это, конечно, были предрассудки, но Этель, которая всегда считала себя правильной ведьмой, на уроках выполняла заклинания левой рукой, не гнушаясь использовать правую, когда ее никто не видит…       На одном из уроков теории магии, который я особенно хорошо запомнила, нам говорили, что магия срабатывает еще и в зависимости от привычек. Так, например, если Х-Б сперва клала руки на бедра, то можно было наверняка сказать, что вскоре мы увидим целый рой магических искр, которые подобно кобре, летят к своей цели. Если задеть Этель, то прежде чем применить заклинание, она трижды щелкнет пальцами, а Друзилла сперва сожмет руки в кулаки. А вот Сибил, которая играла на флейте, сперва будет сгибать и разгибать пальцы, будто перебирая струны прекрасно настроенного инструмента. Руби всегда работала лучше с наушниками в ушах и притопывая в такт мелодии, звучащей в них.       Вообще, если говорить о музыке, то мне казалось, что именно эти методы наиболее эффективны. Мисс Кротчет всегда вертит пальцем, прежде чем легким движением руки отправить заклинание, а мисс Бэт выхватывала из волос дирижерскую палочку и размахивала ей так, будто она была волшебной. Хотя, может быть, так оно и было. Маги ведь используют посохи, чтобы сконцентрировать свою магию. Может, и мисс Бэт…       Подождите-ка…       — Используй карандаш! — я хлопнула ладонью по подоконнику, и люди, стоящие в классе, подпрыгнули от неожиданности. — Милли, попробуй применить магию, держа в руке карандаш!       — Это что еще такое? — ахнула мисс Кэкл, когда я вбегала в дверь класса. — Моя дорогая, ради всего святого, ты же должна быть в своей комнате!       — На самом деле, — Х-Б втянула носом воздух, и выражение ее лица изменилось. — Что, ты по-твоему, делаешь?       Это было довольно плохим признаком, но, несмотря ни на что, я продолжила:       — Доверься мне. Пожалуйста. У всех ведь все по-разному! Рисунки Милдред! Она всегда рисовала их, когда думала, что вы не видите ее. Мисс Бэт всегда использовала для магии свою палочку, может, и Милли сможет использовать карандаш?       — Дорогая, я думаю, что ты ошибаешься… — начала мисс Кэкл.       — И что, ты хочешь, чтобы я попробовала сделать как мисс Бэт? — перебила ее Милли, изумленно глядя на меня.       — Я знаю, что Милдред твоя подруга, но как видишь, мы тоже пытаемся помочь ей! — несмотря на то, что ее перебили, продолжила директриса.       — Если ты не можешь сказать ничего толкового, молодая леди…       Я подумала, что Х-Б наверняка приговорит меня к смерти, но Милдред вдруг рассмеялась. Она выпрямилась, и в ее руках был зажат карандаш. Вода в стакане несколько раз сменила цвет, яблоко стало пластмассовым, ключ взлетел в воздух, а плюшевый мишка отплясывал зажигательную джигу. Но это было еще не все. По классу парили маленькие ангелы, которых прямо на лету Милдред окрашивала в разные цвета. Все остальные пораженно застыли на месте. Я тоже удивленно наблюдала за происходящим. Конечно, я предполагала, что это может сработать, но не так же! Милдред сделала это все, не применяя никаких заклинаний. По крайней мере, она не произносила их вслух! Милли снова рассмеялась, и на глазах мисс Кэкл выступили слезы.       — Констанс, сообщите ее родителям. Скажите, что все в порядке!       Мисс Хардбрум кивнула и, искренне улыбнувшись, вышла за дверь.       — Спасибо! Спасибо, спасибо, спасибо! О боже, как замечательно! — Милдред кинулась обнимать меня, снова и снова благодаря за то, что теперь ей не придется покидать школу.       Я искренне улыбнулась и пошла наверх, ведь завтра с утра был экзамен, и нужно было пораньше лечь спать, если утром я хочу успеть еще раз все повторить. Но поднимаясь по лестнице, я подумала, что позже мы вполне можем улизнуть в чайную Кози и отметить это событие. Или, может, в нашем тайном клубе устроить дискотеку. Мы можем позвать Фенни и Гриз, а еще теперь вполне можно утереть нос Этель…       — Джадо, подожди минутку! — Внезапно раздавшийся из ниоткуда голос выдернул меня из моих мыслей. После четырех лет обучения, казалось, можно было уже привыкнуть к этому, но я все еще подпрыгивала, когда мисс Хардбрум вот так неожиданно появлялась там, где ее совершенно не ждали. Как будто у нее был внутренний радар, позволяющий улавливать любые нарушения правил. Однако, на этот раз учительница вовсе не собиралась ругаться.       — Скажи, — тихо спросила она, — как ты догадалась?       Эта ситуация, казалось, немного раздражала Х-Б, но она выглядела гораздо более расслабленной, нежели раньше. Странно.       — Я не знаю, мисс, — ответила я. — Это показалось хорошей идеей.       — Это, безусловно, было так. Я не часто говорю это, но… — мисс Хардбрум оглянулась на кабинет заклинаний. — Сегодня, ты, пожалуй, спасла самую плохую ведьму.       — Спасибо. Но помощница старосты всегда должна быть наготове, — сказала я, чувствуя, что краснею. — И думаю, мисс Кэкл уже улизнула, чтобы выпить чашку горячего чая…       Я не до конца понимала, что я несу, но улыбка на лице мисс Хардбрум показала мне, что она вовсе не сердится.       — Хорошо, Джадо Велли, сегодня ты доказала, что ты верная подруга и очень наблюдательный человек, — сказала она. — Но ты все же не комик в местной таверне.       — Да, мисс, — сказала я, опуская голову и понимая, что она едва ли когда-нибудь простит мне или любому из нас шутливую газету, которую мы сделали в прошлом году. Особенно раздел с шутками про учителей.       — Впредь следи за языком, Джадо, иначе я не посмотрю на то, что ты помощница старосты, и ты будешь до конца семестра драить котлы. Это понятно?       — Да, мисс, простите, мисс, — я опустила голову, чтобы учительница, которая исчезла также быстро, как и появилась, не увидела мою ухмылку. — Это просто привычка…       

END