Розовый переворот

      Я посмотрел на столик, за которым, как правило, сидел я и еще трое тех недалёких, что как пиявки присосались ко мне и, похоже, отставать не спешили. А после двух недель тщетных попыток хоть как-то покинуть их прелестное общество я сдался. Возле столика стояли местные аборигены, создав небольшое вавилонское столпотворение. Они что-то активно обсуждали, смеялись и выкрикивали какие-то фразочки. Подозрительно подошел к столику, пытаясь хоть немножко рассмотреть, что за цирк там происходит, но нифига. Пришлось распихивать эту самодельную китайскую стену, дабы сесть за стол. С горем пополам, отбиваясь от старшеклассников, которые хотели обокрасть бедного голодного школьника, то бишь меня, я наконец-то дорвался до своего места.       Мой поднос резко опустился, а вместе с ним и мое мнение об тех двоих, что сейчас сидели друг напротив друга и запихивали в свои рты по очередности маршмэллоу. Рядом промелькнула рожа Гуся, который бегал с блокнотом и записывал, судя по всему, ставки, бюрократ хренов. Тем временем Александрович насмешливо посмотрел на Одуванчика, будто бы показывая ему какой он крутой, и что у мелкого так не выйдет. Тот в свою очередь сильнее запылав, впихнул еще одну маршмэллоу и победоносно кивнул в сторону баскетболиста. Простому народу это нравилось, кто-то даже советовал Сене перейти к более активным действиям и дать Киру по роже, что б не выделывался, а кто-то давал подобные советы Киру. Младшеклассники смотрели на них с нескрываемым восхищением. По мне, так ни у первого, ни у второго мозгов не было: один потерял их во время баскетбола, второму их просто отбили во время боя. Покосился в сторону Бори и понял, что здесь он, похоже, единственный разумный человек и вообще по жизни не пропадет. Даже зауважал на пару минут. Увидел за соседним столиком Мармеладову с её притоном, те мерзко улыбались, уставившись на наш столик. Понял, что пора эти негласные «бои без правил» останавливать. Еще не хватало дать Рите больше поводов для насмешек. Вздохнул, вырвал у одного слабоумного маршмэллоу прямо перед его клювом, треснул обоих по затылку, у Александровича кажется одна выпала изо рта, забрал упаковку со сладостями и попытался разогнать присутствующих. Пока разгонял, получил пару десятку злобных взглядов и пару лещей. Под конец еще эти трое на меня обиделись: видите ли, двум испортил состязание, а у третьего и вовсе бизнес к чертям полетел.       Сел за стол и посмотрел на Риту, та еще продолжала улыбаться, на что я показал ей средний палец. В ответ мне прилетел воздушный поцелуй. Издевается, тварь. — Михалыч, сволочь ты! — высказался Сеня, за что в него сразу же прилетела маршмэллоу. — Эй, за что?! — За всё хорошее, Сень, — отвечаю я. — И за то, что подставляешь так четенько. — Ой, да пошла она в задницу, — Сеня посмотрел по сторонам и добавил уже тише, — эта Мармеладова. — Мих, балбес прав. Ты слишком зациклен на ней, — Боря поправил очки. — Мой бизнес уже третий раз горит. — Молчать, смертный. Тебе слово не давали! — и послал ему кондитерское изделие прямо в лоб. Посмотрел на Одуванчика. Тот потер нос, но продолжал стоически безмолвствовать. Я вопросительно приподнял бровь. — Я лучше молчать буду, — ответил Кир. — Правильно, — и пальнул зефириной в него. — Да хорош едой разбрасываться, — не выдержал Александрович, подобрал конфету с пола, бережно стряхнул и положил рядом. — Кста-а-ати, — довольно протянул Кирилл, — вы уже выбрали с кем на бал пойдете? — Оооой, хватит! — Сеня откинулся на спинку стула, заведя руки за голову. — По-моему, это тупо, — я положил зефирину себе в рот.       А история с балом была довольно простой. Главному повелителю этого ада показалось, что скучно мы живем как-то. Развлечений нет, секретарша не молодеет, дети не умнеют, школа еле стоит на ногах, переживая каждый учебный год, как вторую мировую, а документов на большом дубовом столе всё больше и больше. Нужно что-то менять. Вот и решил устроить октябрьский бал. В честь чего? Да хотя б в честь Дня рождения того бомжа, который водится под воротами нашей школы. Лучше бы лампочки в подсобках поменял, толку и то больше было б. Вот и объявил своему борделю, что его царской душеньке да веселье подавайте. Учителя долго не заморачивались, решили подготовку спихнуть на старшеклассников. Те оказались народом сообразительным и всю «грязную работу» спихнули на нас. Ну, а мы что — а мы люд простой, нам лишь бы на уроках не сидеть. — А сколько денег на это пойдет, — вздохнул Гусь. У него в роду случаем табун евреев мимо не пробегал? — Ну, а вы хоть думали? — Я, скорее всего, Нину с собой возьму. — Это кто? — Кир поднял на меня глаза, Сеня перестал шататься на стуле, а Боря отвлекся от подсчетов потраченных денег на бал. — Сестра моя, идиоты, — вздохнул я. — Я вам раз пять её показывал. Она в параллельном учится. — Соколова чтоль? — удивился Кир. Я посмотрел на него как на придурка. — Его тогда с нами небыло, когда ты свою сестру презентовал, — объяснил Гусь. — А почему сестру-то? У нас, что девок в школе мало? Да и ты у нас в принципе популярный среди них. Мог бы выбрать кого-нибудь другого, — Одуванчик опять уставился на меня. — Мармеладову например, — улыбнулся Сеня и ребята рассмеялись. — Ой, как смешно, — скривился я. — Головой ударился? Я эту мегеру и на бал? Ага! Только если напьюсь хорошенько так, — при упоминании о Мармеладовой сладостей как-то резко перехотелось, а еще одна зефирина и вовсе не хотела проглатываться. Пришлось выплюнуть в салфетку и выбросить её. — А ты? — я посмотрел на Кира, тот расплылся в блаженной улыбке. — А я Рожкову приглашу. — Ребята! — чужая ладонь с размаху приземлилась на моё плечо, чуть ли всю мою душеньку из тела не выбив, легок черт на помине. У Дарьи Рожковой был очень редкий талант: она умела быть незаметной и появляться в самый щекотливый момент, что не есть свойственно слабому полу, по крайней мере, первое точно. У девушки были короткие под каре волосы цвета тёмного шоколада, косая челка закрывала левый глаз, падая на очки в тонкой оправе. Глаза, кстати говоря, у неё были серые с зеленым оттенком. Верхняя губа пухлее, чем нижняя. Потому она очень походила на такую строгую уточку. Да и вообще серийный убийца с неё выйдет лучше, нежели директор фирмы. У неё взгляд такой, что ним уже можно убивать. А еще она президент школы и моя одноклассница.       Я посмотрел на неё. 55 кило в ширину и 180 сантиметров в высоту. Перевел взгляд на Кира, тот уже ничего не соображает, отключив напрочь все связи с мозгом, цветет и излучает феромоны любви. Вспомнил жалкие 165 Одуванчика и еще раз посмотрел на Рожкову. Тяжело тебе придется, Кир, не вышел ты ни ростом, ни мозгами. Разве что если ты редкий извращенец с замашками маньяка. Судя по ней, только такие ей и нравятся. Посмотрел на него еще раз. Не! Слишком туп для маньяка. — Чего тебе, Рожкова? — спросил Александрович, та надменно посмотрела на него. У этих двух, как я понял, негласная война идет еще с детского сада: бедняги не поделили горшок и молоденькую воспитательницу. Они всю свою жизнь борются за звание «лучшего». В итоге, она лучшая ученица, он лучший спортсмен. — Варежку свою запри, Зубакин, — гнусаво ответила она. — Значит так! Наш преподобный (так она называла директора) издал указ, в котором говорится, что бы простой люд явился в актовый зал и украсил его. Всё ясно? Кого не увижу там — убью!       Я так и знал, что с ней что-то не так.       А в актовом зале кипит жизнь, много крика с матами и никакого результата. Разве что бедные гардины золотистого цвета жалостливо свисают с одного из окон. Только отвернулся, как услышал шум упавшей лестницы. Я обернулся, а вместе со мной и весь народ. Местные аборигены сошлись в одну огромную массу и снимали на телефон то, что предстало перед нами. А тем временем на занавеси, крепко вцепившись, висит наш физик и молится, рядом орет не своим голосом Рожкова, а два орка пытаются поставить лестницу на место, но что-то не выходит: либо из Рожковой координатчик фиговый, либо у тех соображалка не работает. В общем, с громким шумом и под всеобщее «Ах!» приземлился наш физик не очень мягко. Даже больно. Пока бедный учитель охал и ахал, Рожкова отправила кого-то за медсестрой, которая на самом деле была обычной техничкой, что заменяла ушедшую в декрет медсестру (поэтому всё у нас лечилось старой доброй звездочкой, чёрным углем и на крайняк клизмой, за это её боялся даже сам директор). Те два дегенерата по-прежнему пытались поставить лестницу. Через десять минут появился запыханный паренек, которого послали за медсестрой, а за ним не спеша внесла свою внушающую тушу Васильева с клизмой в руке. Завидев данный агрегат, физик решил, что он довольно-таки здоровый и всё с ним в порядке. Но Васильева была неумолима. С горем пополам он смог исчезнуть с её поля зрения. Та, так и не найдя его, пожав своими плечищами, отправилась обратно в будку к охраннику, что втихаря от директора гонял там самогон. — Акимов! — услышал я свою фамилии, а рядом Дарью. Дарья и занавес в её руках ничего хорошего не сулили. Особенно мне. — Ты ничем не занят. Так что на! — и протянула мне ткань. Мне бы культурно отказаться, да только Рожкова культурно не понимает, а за некультурно окажусь с Васильевой и её клизмой один на один. Блуждаю взглядом по залу, пытаясь хоть что-то выдумать, да только не выходит. Рожкова до сих пор стоит и тыкает в меня этой большой половой тряпкой. — Попроси Сеню, — нашел наконец-то выход я, — он ведь выше меня. — Но его здесь нет, — удивленное отвечает Даша. Посмотрел на место, где пару минут назад стояли мои «боевые товарищи», потом посмотрел на Дашу. Та начинает свирепеть. Решил, что лучше тихонечко ретироваться и поискать себе другое занятье. — Грёбанный Зубакин! — прорычала она. — Найду — уши оторву и в жопу засуну. — Дашенька, может, я могу с занавесью помочь? — появился ниоткуда Одуванчик, от которого розовыми соплями уже за километр несло. — Или рассказать где Сеня прячется, — тихо добавил он. — Ты слишком мелкий! — рявкнула окончательно рассвирепевшая Даша. Для Кира это был удар. Мальчик просто морально не был готов к такому повороту. — Держи! — и, запустив смачно так в меня занавесью, пошла на поиски баскетболиста. — Пипец Сене, — прокомментировал Кир. — Это не Сене пипец, это мне, — я убрал ткань со своего лица и посмотрел на то место, где раньше висел физик. Ох, подсказывает мне моя чуялка, что ничего хорошего не выйдет. — Пошли вешать? — Без меня, — отвечает Одуванчик и театрально уходит прочь. Жопа ты, Кир.       Беру ткань и тащусь с ней к тем двум идиотам, которые до сих пор носятся с лестницей. Чуть не получив последней по голове, отобрал её и поставил на законное место. Задрал голову вверх. Как-то неохота туда лезть, тем более, зная своё везение. Но всё-таки вскарабкиваюсь на неё и только сейчас замечаю, что креплений-то нет. — Эй, ребят! — ору я, пытаясь перекричать всех. — А где крепления?! — Вот! — к лестнице вальяжно подходит Мармеладова, а в руке у неё та проклятая коробочка. Кто-нибудь, заберите её. Заберите эту ненормальную. Она ж что-то сделает со мной, после чего меня из школы на носилках выносить будут. Посмотрел вниз, интересно, физик, когда падал, математические расчеты делал или он всё вслепую? — Положи возле лестницы и отойди чем подальше! — Но ведь тебе нужна помощь. Все заняты. А тут крепления некоторые испорчены, их надо отбирать. А ты и так занят, — она надувает губки, а мой инстинкт самосохранения вопит о том, что нужно посылать её к чертям или немедленно слезать с лестницы, и пускай кто-то другой этим занимается. Уж лучше злая Даша, нежели смерть от руки этой проклятой. Но всё же она остается, а я не слезаю, ибо появившийся в актовом зале Сеня с целой живописностью на лице переубедил меня остаться на месте. — Ладно, — скрипя зубами, отвечаю я. — Вот и отлично, — ядовито улыбается она, а меня передергивает. — Та-а-ак-с, что бы тебе такого дать? — сразу яду давай, что б не мучился. — Нет, этот не подойдет. А этот погнутый. Может этот? Нет, цвет не очень.       И так прошло целых 20 минут, а я даже и половины не повесил. Мармеладова, сволочь, продолжала измываться надо мной. Я же чувствовал, что еще немного и удушу её. Она протягивает мне крепление, я же, крепко держась за лестницу, тянусь за ним. Внезапно, девушка резко забирает руку, а я в позе шимпанзе продолжаю висеть. — Нет, не тот. Он не подходит. Надо другой какой-то, — и с видом знатока она кладет крепление обратно и начинает искать другое. Не подходит. Не подходит, мать вашу. Что за нафиг? Боже, сделай хоть что-нибудь, а то я убью её и скажу, что так и было. Появляется огромное желание стукнуть Риту ногой по голове. Скрипя зубами, сердцем, душой и всем чем только можно, я выдыхаю и натянуто улыбаюсь. — Конечно, Риточка. Может, мы тут еще на ночь останемся? Чего спешить, у нас ведь, мать твою, вся жизнь впереди! До старости может и закончим! — Чего ты злой-то такой? Я же так стараюсь, — возмущается Рита и протягивает наконец-то это долбанное крепление. — Ой, не тот! Я рычу, готов вот-вот удариться головой. — Что за зоопарк, Мишанечка? — зоопарк? Это ты еще не видела зоопарк, дура набитая. Мысленно отсчитываю до десяти, чувствую, как меня дергают за штанину. Рита протягивает крепление, беру его, но она не отпускает, задумчиво смотря на него. — Мне кажется, или по цвету не подходит? — Подходит! — ору я, вырывая крепление из её руки. Голов 50 обернулось в мою сторону. — Ой, — только и выдает девушка, я же тяжело дышу и красный уже от злости. — Акимов, ахренел?! — вперед выходит какой-то дебил, чуть ли не на две головы выше меня. — Ты как с ней разговариваешь, урода кусок! Сюда иди!       Понимаю, что лучше спуститься, а то этот больной еще чё-нить с лестницей сделает. Только мои ноги коснулись пола, я сразу же одариваю Мармеладову злым взглядом и грубо впихиваю ей в руки крепление. — Довольна? — шиплю на неё я и подхожу к парню. Да, он выше и шире, но я то умнее. — Чего тебе, горилла? — запоздало вспоминаю, что всех умных вот такие обезьяны и бьют, закрывают в шкафчиках и делают другие неприятные вещи. Когда отец был еще с нами, он дал мне пару уроков. Один из них был таким: «Всегда бей первым!». Ну, я и не долго думая и не ожидая ответа или еще каких-то действий в свою сторону, как всыпал коленом между ног. Бедный паренек падает на колени, держась за своё достоинство. Вижу пару скупых мужских слезинок, но молчит, стойкий, зараза. — Ах, ты! — выдавливает он из себя, прикусив губу. — Ну, всё мразь держись! — и только он на шатающихся ногах встал, я, опять не размышляя слишком долго, отвешиваю ему кулаком прямо в нос, ибо нехрен было вставать. Парень кричит, хватается за нос и по-инерции сдает назад, толкая нехилую такую стену из каких-то ящиков. Рядом стоит Рита, глупо хлопая ресницами, видать, её девичий мозг еще не справился с увиденным. Я же краем глаза замечаю, что верхние ящики, не выдержав встречи с тем тупоголовым, вот-вот приземлятся на Мармеладову. А дальше всё как в бреду. Я даже не знаю почему, но машинально срываюсь под всеобщие возгласы в сторону Риты и сбиваю её с ног, закрывая собой. Слышу звук падающих ящиков, и чувствую резкую боль. Что-то далеко не мягкое приземляется на голову, лопатки, царапает руки, проходится по лицу. Прижимаюсь к Рите еще сильней. Она мертвой хваткой вцепилась в меня, наверное, останутся синяки, и, кажется, не дышит. В этот момент мне показалось, что всё замерло и тишина, что воцарилась в зале, сильно резала по ушам. Еще никогда время так долго не шло. Раз, два, три…от нас забирают ящики. Слышу крик Рожковой, а перед моим взором лежит перепуганная Мармеладова с большущими глазами. Пара не понятно откуда взявшихся красных капель падают на её бледную щеку и дорожкой стекают вниз. Меня хватают и сажают на стул, пред глазами всё плывет, а в ушах звенит. Рядом мельтешит Даша и появляется перепуганный Сеня. В руках у него коробка с медикаментами. Понимаю, что разбил голову и, похоже, те две красных капельки были моею кровью. Рожкова что-то говорит мне. Пытаюсь вслушаться. — Только спокойно, Миш, не паникуй. Всё хорошо, — как странно видеть её такой. В толпе вижу перепуганную Риту, которую со всех сторон облепили подружки. — Что, дура, добилась чего хотела?! — яростно кричит отошедший от шока Сеня. Мармеладова лишь, как рыба, выброшенная на берег, шевелит губами, но сказать ничего не может. — Сень, не сейчас, — пытается успокоить его Даша, параллельно останавливая кровь. — Мишка, ты нас слышишь? — вижу перед собой еще и Кира, он берется помогать Рожковой. Гусь пытается всех разогнать, впервые не думая о деньгах. — Миша! — слышу до боли знакомый голос. Это Нина! Точно, она ведь тоже задействована. Они вроде с Киром в одном классе. Я вижу её серые глаза, которые перепугано смотрят на меня сквозь большие круглые очки, темно-русые волосы всегда заплетены в две косички. Замечаю слегка тонковатые губы, густые брови и ресницы, эту нелепую мешковатую одежду на ней. Почему Нина никогда не краситься? Если подумать, то, приведя её в порядок, можно увидеть вполне миленькую девчонку. Нина берет меня за руку. Она у неё теплая. А я глупо улыбаюсь. — Мозгами поехал окончательно что ли? — спрашивает Гусь. — Нет, он еще от шока не отошел, — отвечает моя сестра и достает из своей сумки термос с горячим чаем. Она выливает содержимое в кружку в виде крышки от термоса и подносит к моим губам. Горячая пара неприятно обжигает нос и губы. Делаю глоток. Потихоньку начинаю приходить в себя. Замечаю аптечку и неприятный запах медикаментов. Даша окончательно взяла в себя в руки и сейчас пыхтит над моей головой, Нина продолжает и дальше отпаивать меня чаем, Кир помогает Рожковой, а Боря с Сеней наконец-то разогнали всех школьников, заставив их подготавливать помещение к балу дальше. — Михалыч, ты с нами? — Александрович смотрит прямо мне в глаза. — С вами, с вами, — вяло отвечаю я, делая глоток. — Ну, слава Богу, пришел в себя. — Похоже, меня хорошенько об голову приложило, — я прикасаюсь к повязке, над которой Даша закончила работать. — Ох же эта Мармеладова со своими тупоголовыми последователями, — Даша сурово смотрит в сторону Риты и уперла руки в бока.       Я переместил свой взгляд на причину моей травмы. Вроде цела. Она смотрит на меня, а потом немного ниже. Я же опускаю глаза и вижу, что Нина до сих пор держит меня за руку. Поднимаю взгляд на Риту, но та резко оборачивается. Чёт я не догоняю. Это что сейчас было? Влюбилась чтоль? Глупость какая-то. Ребята попытались отправить меня домой, но я отказался под предлогом, что дождусь Нину, и наша сестра нас заберет. Даша предложила отпустить нас двоих, но Нина ответила, что Машка еще занята. А так как я вроде бы отделался только разбитым лбом, пару синяками и царапинами, то можно подождать. Рожкова была вынуждена согласиться, но напрочь запретила мне вставать и заставила выпить обезболивающее. Я с термосом в руках, накрытый чьей-то курткой, наблюдал, как по командам Рожковой зал начинал обретать роскошный вид. Все порхали как пчелки, носились с украшениями, помогали друг другу. Под вечер зал был украшен, а школьники разошлись. Я же дожидался приезда Маши. Мои ребята остались доделать мелкую работу, за что Даша была им очень благодарна. Было заметно, что они все устали, но остались довольны результатом. Какая-то тоска навалилась на меня. Они там, а я здесь. Мне тоже хочется быть среди них. В памяти опять возник тот момент, когда все они были рядом со мной, после того, как меня достали из-под ящиков. Как каждый пытался помочь мне, чем мог. И что-то непонятное греет мне душу. Вижу рядом ящик с ненужными декорациями. Ну, уж нет! Я не такой слабак и размазня! Я тоже помогу. Воинственно сбросив с себя куртку и отставив термос, я встал со стула, поднял ящик и пошел в сторону подсобки. Сначала вроде бы было ничего, но потом становилось хуже. Как только зашел внутрь комнаты, кинул ящик и присел рядом. Что-то не хорошо мне. Может, зря я так? А мне еще назад идти надо. Смотрю в сторону двери и не замечаю, как залип на пару минут. Внезапный странный шум в углу комнаты вывел меня из астрала. Подумал, послышалось. Но вдруг опять что-то зашуршало и теперь нет никаких сомнений: я здесь не один. Аккуратно встаю и медленно тянусь в сторону старого огнетушителя. Схватив его покрепче, почти что на носочках подхожу к источнику шума. Что-то дернулось, а я резко закрыв глаза, готов был замахнуться, но под дикий крик остановился. Открыл глаза. Увидел забившегося в самый угол нашего физика, который выставил руки вперед. — Акимов, не бей! Пять за год поставлю, — жалостливо кричит он. Ох, мать! Чуть учителя не прибил. Ну, если за год пять, то ладно. Опускаю огнетушитель и удивленно смотрю на физика. Тот готов был уже в штаны наложить. По крайней мере, он был на пути к этому. Учитель по-прежнему держит руки перед собой и недоверчиво смотрит на меня. Полностью удостоверившись, что его голове ничего не угрожает, он встал и с деловитым видом поправил рубашку. Посмотрел на меня, уложил свои волосы. — Кхм…если что, ты ничего не видел, — хромая, подходит к выходу и резко останавливается. — А эта… — Васильева давно ушла, — отвечаю я. Теперь понятно, куда он исчез и что он здесь делал. — А что у тебя с головой? — Да так, ерунда. — Говорил я нашему директору, что весь этот бал чушь полнейшая. Но нет же! Ладно, я пошел, — смотря по сторонам, он вышел из комнаты, а за ним и я с мыслями о том, что не видеть мне пятерки за год, как собственных ушей. Но изредка напоминать учителю об этой ситуации будет полезно.