Розовый переворот

      За неделю проживания с моими сестрами у меня сложилось впечатление, будто со мной по соседству живут пять больших волосатых йети. По-другому объяснить такое огромное количество волос, разбросанных по комнатам, я не могу. То ли у них сезон линьки сейчас, то ли они так свою территорию метят. Не знаю, но их «шерсть» я находил везде: начиная от туалетной бумаги и заканчивая собой. Ко мне в школе даже с расспросами приставали: «как зовут мою девушку?», «где познакомились?» и так далее. А однажды, одна из одноклассниц увидела на мне волос уже не белокурый, а темно-русый. Доказать, что эти улики принадлежат моим сестрам так и не смог. В итоге, в школе я уже прослыл чуть ли не самым яростным бабником на этой земле.       Я тяжело вздохнул, убирая очередной волос с полотенца для рук. Длинный и белокурый — Машкин. Посмотрел на себя в зеркало, стал боком, потрогал живот и осуждающе цокнул языком. Ох, Мишка, выглядишь ужасно. Такой красавчик был, а теперь осунулся, постарел, животик появился. Доведут тебя эти бабы. Потом приблизился к зеркалу и присмотрелся к той живописности, что располагалась под глазом. Я провел кончиком пальца по желтому с зеленоватым оттенком синяку. Красиво расцвел, ничего не скажешь. Да, Мишаня, «хук правой» у тебя великолепный, вот если бы ты не себе его отправил — вообще умничкой был бы. Я надел марлевую повязку обратно. Сонька, зараза, полдня ржала. Сказала, если я еще ногу сломаю, то она не удивится, когда в скором времени под квартирой обнаружит корабль вместе со сворой пьяных оборванцев. Дура. Я вышел из ванной и пошел в сторону гостиной. — Не могу! — причитала Маша. — Не могу я больше! Я остановился возле лестницы и прислушался. Крепко держась за перила, перегнулся через них, но ничего так и не увидел. — Я что ли виновата?! — это вроде Сонин голос. — Аня! — кричит Маша. — Отвали, — ответила ровным нетерпящим возражения голосом четвертая сестра. — Ничего не получается. Я не могу сосредоточиться, Соня, ты слишком фальшивишь, — жаловалась Мария. — Мне нужен мужчина! А…, а где Миша? — твою ж, я быстро пригнулся, спрятавшись за перила. Ну не идиот? — Наверно, в своей комнате, — предположила мимо проходящая Саша. Я слышу, как девушка поднимается сюда. Сашенька, милая, всё сделаю, но не отдавай меня на расстрел этой фурии. Девушка остановилась, и мы встретились взглядами: её удивленный и мой перепуганный. Она моргнула, будто не могла поверить в то, что видела. — Это от Маши? — Саня кивнула на торшер, в ножку которого я намертво вцепился. — Если понадобиться, то да. Все методы хороши, когда дело касается моей жизни, — тихо ответил я. — С кем ты там разговариваешь? — послышался совсем рядом голос «первой». Я же еще сильней втиснулся в перила и крепко закрыл глаза до пятен. — Миша! — зараза, заметила. — Спускайся, ты мне нужен, — я не шелохнулся, авось пронесет. — Я вижу твою задницу, — нет, не пронесет. — Миш, она сюда идет, — оповестила меня Саша. — Маш, а, может, без меня как-то, а? — я встал на ноги, но торшер не отпустил. — Нет, мне нужен представитель именно твоего пола. — Так выйди на улицу! Ты удивишься, сколько их там шастает. Взять только тех, кто проживает на лавочке под нашим подъездом. И кстати, дядя Вася будет не против. Он, когда выпьет, еще похлеще тебя всяких персонажей цитировать можешь, — послышался смешок Сони. — Маш, ну тебе ж не принципиально нужен он, — вмешалась Саня, пытаясь хоть как-то меня спасти. — А вот и принципиально, — наконец-то я увидел лицо самой старшей из сестер. — Ставлю на то, что Машка до него доберется, — послышался снизу Анин голос.       Я же попытался под шумок тихонько скрыться, но внезапно Мария, крепко схватив меня за ворот футболки, потащила вниз. Откуда у неё столько силы? Даже бедный торшер последовал за мной. В общем, меня усадили на диван и всунули в руки какой-то текст. Я посмотрел на него: «Алессандро проводит рукой по лицу Габриэллы и жарко целует». — Маааш? А мне всё прям точь-в-точь как тут делать? — я подозрительно посмотрел на старшую. — Да, — уверенно отвечает она и садится рядом. — Дорогой, что тебя тревожит? — начала Маша. — Ох. Любовь. Моя, — я сглотнул, рядом уставившись на нас, сидели Соня с Аней, — Я. Даже. Не знаю. Как. Тебе. Это сказать, — фуух пока справляюсь. — Что бы это ни было, я всегда буду любить тебя. — Это. Ранит. Те…бя, — голос как у идиота, Сонька рядом хихикает. — Ну же, милый, не томи меня, — Маша встала с дивана и начала расхаживать по комнате, — моё сердце не переживет этого. — Мой. Отец. — Что?! Что твой отец?! — сестра, схватив меня за плечи, начала трясти. Ох, мой обед. Аня посмотрела на то, с каким огромным вдохновением трясла меня Маша. Я сделал глубокий вдох, пытаясь хоть как-то подавить позывы рвоты. Что-то явно странное было в нашем обеде. — Маш, по-моему, тебе надо его сильней потрясти, — съехидничала Соня, видя моё довольно плачевное состояние. — В таком случае, кульминацию мы увидим очень быстро, — гаденько так улыбнулась Аня. Вот же бессердечные. — Так, не мешайте, — Маша отпустила мои плечи. — Миш, продолжай. — Угу, — я нашел глазами свою реплику. — Мой отец. Хочет. Чтобы я. Женился на. Аннан… Аннал… Аннанзис… Аннанзи… Аннанз…— да что за имя такое, нельзя было какую-то Лизу взять и не парить мозги окружающим. — Аннанзиэта, Миш! — не выдержала Машка и гневно посмотрела на меня. — Ты можешь не выделять каждый слог? Тебя что, читать не научили? — Знаешь, что?! Раз такая умная, то сама справляйся, — я кинул бумаги на пол. — Ладно, не сердись, — Маша убавила свой пыл и, подняв листы, протянула их мне. — Ах, эта гадкая Аннанзиэта! Вечно она хочет помешать нашему счастью! — Не волнуйся…милая моя. Я не дам. Никому. Разбить. Наше счастье, — тошнота наконец-то отошла. — Милый мой, — Маша упала ко мне в колени и посмотрела на меня. В тот момент я заметил, что у неё очень красивые голубые глаза, окантованные густыми ресницами. — Я так сильно люблю тебя, — она начала приближать своё лицо к моему. Так, по-моему, кто-то уж слишком вжился в роль, пора дергать стоп-кран. — Габриэлла, — я посмотрел на Машу, — я тоже. Люблю тебя. — Это самые прекрасные слова, какие я слышала за всю свою жизнь, — прошептала она, смотря мне в глаза. Я почувствовал, как мурашки пробежались по телу, а сердце ускорило биение и готово птицей выпорхнуть из груди, на щеках появился предательский румянец. Между нашими лицами осталось каких-то жалких двадцать сантиметров. Пальцы занемели, дыхание остановилось. Десять сантиметров. — Я готов отдать свою жизнь за тебя, Маша, тормози! — и резко уперся руками девушке в губы, остановив её около самых моих губ. — Ты что творишь-тооо?! — я увидел совсем рядом два прифигевших лица с круглыми, точно бабушкины блюдца, глазами. — А?! — опомнилась Маша и перепуганного посмотрела на меня и на двух сестер, которые хоть и прекрасно знали характер этой прелести, но совсем не ожидали такого хода. — Ой! Извините, слишком вжилась в роль, — девушка быстро поднялась на ноги. — Машка, — взревела Соня, — заканчивай ты со своими играми! А то до добра они тебя не доведут! — У меня всё было под контролем! — Маша, нервничая, быстро забрала у меня текст. — Ну, ты это, Мишка, молодец. Хорошо справился, — и бросилась к лестнице. Я выдохнул, схватился за сердце и обернулся к сестрам. Аня встала с места. Застыла. Посмотрела пристально на меня, потом перевела взгляд на Соню. Минута молчания. — Такой момент испортила, — с каменным выражением лица она отправилась наверх. Мой глаз дернулся.       Моё тело плавно двигалось в сторону школы. Мимо проезжали машины, люди спешили на работу, много шума, скрипов шин и матов. Да, такое оно, прекрасное утро понедельника, когда тебя ни за что может обматерить любой проходящий. И знаете, я таких людей не виню. Ведь это понедельник. Холодно. Я выдохнул, и небольшое облако теплого воздуха тут же развеялось. Рядом шли такие же смертники как я, которые всё клевали носом. — Михалыч! — о нет, только не опять, только не ты. Эта глупая обезьяна со своим «Михалыч» преследовала меня везде: школьный двор, коридоры, класс, спортзал и даже туалет. Я уже пописать нормально не могу. Обернулся. Увидел, как этот радостный слабоумный мчится в мою сторону. Не долго думая, срываюсь с места и мчусь в школу. — Отстань от меня, ирод! — кричу попутно я. — Да подожди ты! — Ни за что! — А, так мы наперегонки играем?! Ну что ж, тогда держись! — он ускоряется и, поравнявшись со мной, довольно сообщает. — Кто последний — тот дебил, — и бежит дальше. — Я не проиграю! — ору я и, поднажав, бегу с ним нога в ногу. Дважды дебилом быть не хотелось.       В прохладное осеннее утро, в 7:35, когда солнце ещё не грело, а утренний туман не рассеялся, по улицам нашего города, мимо сонных людей, по опавшим желтым листьям бежало два кретина: я — Михалыч, и он — Александрович. — Ой, а это разве не из нашей школы? — услышал я, пробегая мимо каких-то мальчишек. — Да. Куда это они? — Не знаю. Побежали! — таким образом, за нами уцепилось еще двое таких же дятлов.       Бежали мы теперь чуть ли не всей сборной к школьным воротам. Воздуха не хватало, ноги адски болели, легкие, казалось, воспламеняются, пот тёк по вискам. Я посмотрел на Александровича — тот тоже уже не огурчиком был и громко дышал. Вдалеке показались ворота и мы, переглянувшись, сделали последний рывок. Бригада, гнавшаяся за нами, тоже прибавила газа. В 7:45 моя нога вместе с ногой Александровича перешагнула школьный двор. Мы остановились, тяжело дыша. — А ты неплох, — заметил он. — Ты тоже. — Вступай в баскетбольный клуб! — как снег на голову. — Да отстань ты от меня! Ненормальный! Маньяк! — Эй, ты забыл, я же твой друг, — он улыбнулся и хлопнул со всей дури меня по спине. — Придурок. А вы чего бежали за нами? — поинтересовался я у компашки сзади. — Ну, вы бежали, и мы побежали, — ответил высокий мальчишка с очень короткими волосами. У него были маленькие серые глаза, курносый нос, тонкие губы и большущие очки в толстой оправе. Погодите, это ж та падла, что ставки принимала. — Нам показалось это веселым, — добавил второй паренек с блондинистыми кучерявыми волосами, что придавали ему эффект одуванчика, карими глазами и большим шрамом на носу. Да и ростом он не сильно мог похвастаться: с горем пополам доставал мне до подбородка. Парни переглянулись, я же жопой почувствовал, что от этих, теперь уже троих, я просто так не избавлюсь. — Сеня, — Александрович протянул мелкому руку. — Кирилл, — мелкий улыбнулся во все свои двадцать восемь зубов. — А это Борис. — Знаем. Учимся ведь в одном классе, — улыбнулся баскетболист. — Это я благодаря им деньги выиграл, — Борис поправил очки средним пальцем. Ах, ты, гадёныш, ничего, попляшешь еще у меня. — А этот? — Кирилл кивнул в мою сторону. — Эт Михалыч, — довольно произнес Александрович, — у него пять сестер и… — И фингал под глазом, — тихо буркнул себе под нос я. — А с глазом у него что? — спросил Кир. — Да какая вам разница?! — не выдержал я и, покрепче сжав лямки рюкзака, попер, как танк, в здание.

***

— Мишанечка, ты чего злой то такой? — приторно сладким голосом поинтересовалась высокая девушка с черными локонами, которые спускались по её хрупким плечам и доставали до копчика. У Маргариты Мармеладовой были синие глаза, аккуратненький, слегка вздернутый к верху носик, пару родинок и красивые губки. В общем, среди девятых классов она прослыла первой красавицей, у младшеклассников — богиней, ну и, конечно, пользовалась популярностью среди старших, но не сильно, ведь там своих «Мармеладовых» хватает. На меня её чары не действовали, особенно с того самого злополучного дня, после которого меня с Сеней отправили к директору, ведь девушка мне теперь даже прохода не давала. Вечно задевала и подкалывала. Она из той породы, что имеют внешность ангела, характер демона и язык бабы Нади из соседнего подъезда. — Как глазик? — опять спросила она. Заткнись, ведьма, и без тебя хреново. Конечно, в голос говорить это я не стал, ибо за ней стояло полшколы: мальчишки, у которых началось половое созревание, и девушки. Вторых, кстати, было меньше, но они всё же были. Я снял рюкзак и сел на свой стул, уставившись в окно. Где-то должен прийти этот слабоумный. — Что-то ты сегодня совсем неразговорчивый, — девушка надула губки, а её ведьминский питомник в лице трёх смазливых подруг мерзко захихикал. Помнится, Саня говорила, что игнор — это прекрасное оружие. Ну, что ж, попробуем. В класс вошли Александрович с тем гусем и, пожав руки друг другу, уселись за свои места. — О, смотри, напарник пришел, — послышалось с парты Мармеладовой. — Да не напарники мы! — рявкнул я и увидел довольного, как слон, Сеню. — Правильно, — кивнул он мне. — Ведь мы друзья.       Он реально ничего не понимает или прикидывается? Я тяжело вздохнул. Ну почему самый тупой в классе достался именно мне? Внезапно краем глаза я заметил тень рядом с собой, а в следующую минуту мой дневник и тетрадь полетели на пол. Рита посмотрела на меня с напущенным удивлением. — Ой, я случайно, — и опять гадко засмеялась. Да, актриса из неё так себе. Машка и то в разы лучше. Я вспомнил вчерашний инцидент с репетицией и залился краской. — Мих, что это с тобой? — обернулся на обеспокоенного Сеню. — Красный весь, как рак. — Нездоровится что-то мне, — я отвернулся.       Прозвенел звонок, и через пару минут в класс вошла наша учительница по биологии. Она была практиканткой и среди всего класса лишь пару учеников с уважением относились к ней. Несмотря на свою миловидную внешность, Алла Петровна пыталась показаться очень суровым учителем, но вызывала лишь улыбку на устах учеников. В этот день я и Сеня были дежурными по классу, и поэтому в наши обязанности входило расставить микроскопы и препараты на столы существ, которые будто бы грызли гранит науки, но на самом же деле они его просто жевали и выплевывали. Мы с Сенькой быстро занялись своим делом, пока учительница раздавала тетради для лабораторных. Она что-то объясняла, то и дело поглядывая на часы, пока мы, как бабочки, порхали рядом с инструментами. Когда дошла очередь Риты и еще одного парня получать свои микроскопы я, решая кому дать лучший, всучил ей с треснутой подставкой. Пускай знает, сволочь! Но как я говорил, Рита имела на редкость гнилую душу и потому, увидев свой телескоп, она решила оплатить мне. Или она просто свинья по жизни и ей нравится издеваться над людьми. Я нёс последний микроскоп, когда Сеня, раздав препараты, подходил к учительнице. И проходя мимо Мармеладовой, я не заметил, что эта тварь в женском обличии поставила мне подножку. В следующий момент я с тихим «Ох!» сиганул носом вниз, выронив микроскоп. И если бы на этом всё закончилось, то я уверен — второй раз меня к директору на исправительные работы не отправили бы. Так как запечатлеть на полу смачный поцелуй и разбить нос в кровь мне не хотелось я, выпустив прибор, схватился за Сеню. Тот, не ожидавший такой махинации, со словами «что за нахер?!», не удержавшись на ногах — ведь тогда он как раз походил к Ольге Петровне — как в домино, полетел вниз, ухватившись за юбку учительницы. В этот день практикантка надела легкую юбку на резинке, не удосужившись закрепить её ремнем. А так как Александрович у нас баскетболист и хватка у него стальная, то легкая ткань, поддавшись сильному напору без каких-либо затруднений, шлепнулась вместе с нами на пол. В классе повисла гробовая тишина, все были в шоке. Даже мы с Сеней не поняли, что случилось, а Алла Петровна и вовсе походу нервный срыв переживала. — Милые трусики, — оценил какой-то шутник с задних парт. Учительница опомнилась, сильно покраснела и с криком ужаса и слезами на глазах, ухватившись за потерянную вещь, выбежала из класса, который к тому времени разразился смехом. Больше Алла Петровна у нас не появлялась. Я с яростью посмотрел на Риту, которая гаденько улыбалась. Она встала со своего места и взяла тот поломанный микроскоп, что я ей дал. С напущенной гордостью, переступив через нас, она подошла к нашей с Сеней парте и заменила свой микроскоп на мой. И с таким же вальяжным видом прошла назад на своё место. Я поднялся, отряхнулся, посмотрел на раздолбанный инструмент и на такого же, только в психологическом спектре, Сеню. Тот, кажется, поверить не мог в то, что случилось, и не спешил вставать на две задние. — Сень, — дернул я его за плечо, но реакции не последовало. — Смотри, что ты наделала?! — взревел я, уставившись на Мармеладову. — А что я-то сразу? — она сделала больно удивленный вид. — Да, а что она-то! — на её защиту встали те, что сейчас думают тем, что у них между ног. — Упал ведь ты, не она! — я понял, что сейчас спорить с Ритой не имеет смысла и нужно что-то решить с Сеней, который до сих пор тряпкой валялся на полу, и, видать, его это устраивало. Внезапно дверь открылась и вошла Ольга Валентиновна. Её взгляд красноречиво говорил о том, что сейчас нас явно не хвалить собираются. Подняв Сеню за шкирку, я отправился к директору. Получили мы не так сильно, как в прошлый раз. Ведь всё-таки это было не специально сделано. Обошлись только хорошей нотацией от властелина всея преисподней и осуждающими взглядами его демониц. Мы попросили у Петровны прощение и она, сделав вид, будто бы делает огромное одолжение, снизошла к нам. Единственными, от кого мы не получили и намека на упрек, были наши трудовик и учитель физкультуры. Те довольно улыбались и показали нам пальцы вверх, когда мы выходили из учительской. В коридорах было тихо и можно услышать, как в остальных классах ведут уроки. Мы двое шагали в сторону кабинета в гробовом молчании. Я посмотрел на Сеню, тот, казалось, шёл, словно в тумане. Бедняга еще не опомнился. Я вздохнул. Это моя вина, нельзя мне было терять бдительности. Положил Александровичу свою руку на плечо, пытаясь таким образом приободрить его. — Сень, — я с видом нашкодничавшего котенка посмотрел на него, — прости меня, я не специально, — я услышал какое-то непонятное шептание с его стороны. — Сень? — посмотрел на него. Легкий румянец, слегка приоткрытые губы, шептавшие что-то, и на глазах словно пелена. — Я видел, — тихо шептал Александрович. — Я видел Рай, облаченный в прозрачную кружевную ткань. О Боже, спасибо тебе! — он резко встал, задрав голову вместе с руками вверх. Именно в этот момент я понял, что Арсений Александрович на сегодняшнем уроке стал ближе к гордому званию «мужчина». Вот придурок. Я облегченно вздохнул и улыбнулся.