Отрывки

Когда прозвенел звонок, Пасифика еле сдержалась, чтобы не вылететь из аудитории пулей. Поставить в пятницу пять пар — само по себе возмутительное решение, но вдобавок сделать последней парой математику — это вообще что-то из ряда вон выходящее. Голова у неё кипела. В школе Пасифика считала, что знает математику достаточно неплохо, но первые же дни в университете разнесли это мнение в щепки. От студентов требовали чего-то совершенно невероятного: вычислять какие-то коэффициенты, умножать матрицы… И к чему это всё на юридическом факультете?! Девушка всеми силами старалась учиться как следует, но математика портила ей всю картину. Наверное, если бы не Диппер, она бы сошла с ума ещё на второй неделе сентября. К счастью, парень действительно понимал всё это, что мог — объяснял, а что-то просто решал для неё сам. Пятница выдалась трудной и долгой, и очередные матрицы на последней паре, казалось, превратили мозг блондинки в овсянку. Пасифика еле сдерживалась, чтобы не заснуть. Но, наконец, и математика закончилась. Набросив сумку на плечо, Пасифика быстрым шагом устремилась в общежитие, где её ждал любимый физик — Диппер Пайнс. У него пары закончились раньше, и он выглядел достаточно бодрым и отдохнувшим, чего нельзя было сказать о девушке. — Вижу, матрицы тебя замучили, — усмехнулся парень, когда она кинула сумку на кровать и упала рядом. — Не то слово, — буркнула она. — Никогда не пойму, чего ради нам забивают этим голову. — Для общего развития, Пасифика, — ответил Диппер. — Тренируют ваш ум, чтобы вам было легче обрабатывать информацию. Девушка повернула голову в сторону парня и пристально на него посмотрела: он что, серьёзно сейчас? — О да, — язвительно произнесла она, — после пяти пар, на одной из которых меня заставили высчитывать матрицы, мой мозг стал гораздо легче обрабатывать информацию. Настолько, что я чуть не забыла, сколько мне лет и как меня зовут. Диппер усмехнулся и, присев на кровать рядом с Пасификой, потрепал её по голове. — Не бурчи, — сказал он добродушно. — Всё же закончилось. — Ещё не всё, — напомнила блондинка. — У нас фотосессия, помнишь? Услышав о ней, Диппер поморщился, как делал это последние две недели. Пасифика разделяла его мнение, но старалась держаться бодрее. Идея принадлежала Присцилле Нортвест (кому же ещё!): некоторое время назад она решила окончательно доказать всему обществу, что отношения в их семье наладились. Способ женщина выбрала, по мнению Пасифики, самый глупый — семейную фотосессию. Блондинка с детства терпеть не могла подобные мероприятия: неудобная одежда, искусственные улыбки и объятия, которых на самом деле в их жизни не бывало. Но в этот раз всё было несколько иначе. Отношения Пасифики с мамой действительно стали немного лучше (хотя до идеальной семьи им было всё так же далеко), а с папой — терпимее, чем раньше. Родители стали настолько лояльнее, что даже решили пригласить на фотосъёмку Диппера Пайнса — невиданной широты жест с их стороны. — Я всё ещё не могу отказаться? — уточнил Диппер. — Мне бы этого не хотелось, — призналась Пасифика. Она приняла сидячее положение и пристально посмотрела на парня. — Ты же знаешь, как это важно для меня. Подобное приглашение со стороны моих родителей — это то же самое, что благословение, — блондинка усмехнулась. — Они готовы на весь свет объявить, что их дочь встречается с кем-то из семьи Пайнс. Таким образом они почти что признают тебя членом нашей семьи. Представляешь, чего им это стоило? И что это означает для меня? — Пожалуй, — Диппер устало вздохнул. — Моё согласие покажет, что семья Пайнс тоже готова примириться с семьёй Нортвест, верно? — Да, — Пасифика улыбнулась. — Почему никто не предупредил меня заранее, что, встречаясь с тобой, я попаду в какие-то нелепые семейные дипломатические игры? — А то ты не догадывался, Пайнс, — фыркнула девушка. — «Ромео и Джульетту» что ли в школе не читал? — Там всё плохо кончилось. — Зато у нас всё идёт в лучшую сторону, — оптимистично заметила Пасифика. — Ты ведь не откажешься в последний момент, правда? — блондинка очаровательно улыбнулась и мягко чмокнула Диппера в щёку. — Куда же я денусь, мисс Нортвест, — парень усмехнулся её методу договариваться. Пасифика считала, что Диппера легко подкупить поцелуем, но лишь потому, что он ей подыгрывал. И тем забавнее было вспоминать, как девушка смущалась, когда они поцеловались в первый раз. Когда помолвка Пасифики и Дарена была разорвана, девушка временно переехала в Хижину Тайн. Часть своих вещей она перетаскала туда заранее, поэтому, объявив на всю страну, что помолвки больше нет, она примчалась в Хижину лишь с небольшим рюкзачком за спиной. Поначалу ей показалось, что дом пуст: сувенирная лавка ещё не открылась, в гостиной и на кухне никого не было, во дворе гулял исключительно ветер. Но Пасифике нужно было срочно вылить на кого-то свою безмерную радость, и она намерена была обыскать весь дом и всю близлежащую к нему территорию. Счастье требовало выхода: нет больше оков! Нет бремени! Она сбежала от своей семейки второй раз! Такой новостью хотелось поделиться со всеми. Кинув рюкзак на кресло, Пасифика взлетела на второй этаж. — Да куда все делись?! — возмущённо воскликнула она, не обнаружив ни души и там. Зус и Вэнди, наверное, ещё не пришли: рабочий день начинался только через полчаса. Стэнфорд, должно быть, химичил в подвале, но где Стэнли, Диппер, Мэйбл?! Не могли же куда-то уйти все трое, зная, какой у неё важный сегодня день? — Эй, Пайнсы! — с усмешкой крикнула она, поднимаясь на чердак. — Не верю, что вы ещё спите! Пасифика, не стесняясь, распахнула дверь в комнату близнецов и счастливо рассмеялась. У шкафа с книгами стоял, слушая музыку в наушниках, Диппер Пайнс собственной персоной — лучшего собеседника в такой ситуации и пожелать было нельзя. Наушники объясняли, почему никто не отзывался: парень просто не услышал, что она пришла. Заметив движение у дверей, он обернулся. — Пасифика? — удивлённо спросил он, вытащив один наушник. — Не думал, что ты придёшь так рано. Девушка с трудом поборола желание кинуться ему на шею со счастливым визгом. — Я решила покончить с этой помолвкой как можно быстрее, — она всё никак не могла сдержать торжествующую улыбку. — Теперь весь мир знает, что я и Дарен не пара. Папа и мама, наверное, в бешенстве, но… Она не смогла закончить фразу. Счастье буквально распирало её изнутри. Пасифика была взбудоражена, её волосы растрепались от пробежки по дому, а глаза блестели от радости. — Так это же чудесно, Пасифика, — Диппер улыбнулся, осознав смысл её слов. Он шагнул к ней и, крепко обхватив девушку руками за талию, оторвал её от пола. Блондинка вскрикнула от неожиданности, машинально обняв его за шею, но потом рассмеялась и сказала: — Поставь на место. Диппер послушно поставил её на пол, но не отпустил. — Получается, теперь можно не бояться, что кто-то начнёт распускать по городу сплетни про нас с тобой, так? — парень улыбнулся. Щёки Пасифики заалели, но убрать улыбку с губ она была не в силах. — Получается, так, — кивнула она. Дипперу не требовалось повторного приглашения: он наклонился к девушке и поцеловал её, а Пасифика, в свою очередь, с готовностью ответила ему. В болтавшихся на шее парня наушниках продолжала играть какая-то весёлая музыка, на первом этаже в лавку вошёл Стэн, Мэйбл как раз бежала домой по лесной тропинке с букетом необычно ярких цветов, а Пасифика и Диппер наслаждались таким долгожданным для обоих поцелуем, не подозревая, что скоро их поймают за этим занятием. — Ну вот, — тихо сказал Диппер Пасифике на ухо, заставив её поёжиться: дыхание парня щекотало кожу, — теперь ты у меня будешь ассоциироваться с этой песней. Музыка продолжала бодро играть в наушниках. — А что это за песня? — смущённая Пасифика спросила первое, что пришло на ум. Не то чтобы её волновало название песни, но сказать что-то требовалось, а мысли были заняты совсем другим: её только что целовал Диппер Пайнс! Да ещё как целовал… Девушка чувствовала, что её щёки просто горят от смущения, а самообладание куда-то пропало. И почему она сразу не разорвала эту дурацкую помолвку? — «When I Kissed The Teacher»*, — усмехнулся Диппер. — Очень смешно, — фыркнула блондинка. Парень явно был доволен собой, видя, какое влияние оказал на Пасифику — девушка прямо чувствовала его улыбку. Кажется, теперь «прививка от гордости» требовалась ему. — Кто это научил тебя так целоваться, а? — спросила она с притворным вызовом. — Уж не Кэнди ли? — Ты же не будешь ревновать меня к Кэнди, правда? — уточнил он, внимательно посмотрев на Пасифику. — Посмотрим на твоё поведение, — многозначительно ответила она. Парень усмехнулся и снова накрыл губы Пасифики своими. План девушки о «прививке от гордости» с треском провалился: она снова потеряла голову. Впрочем, это было взаимно: радость, переполнявшая Пасифику после разрыва помолвки, передалась и Дипперу. Наконец-то можно было её обнимать, целовать, держать за руку, не боясь, что кто-то это увидит и кому-то расскажет! — Эй, голубки! — раздался вдруг смешок со стороны дверей. — Могли бы хоть пару дней подождать для приличия. Возглас заставил Диппера и Пасифику оторваться друг от друга и обернуться в сторону дверей: там стояла слишком широко улыбающаяся Мэйбл. В фотостудию они приехали как раз вовремя. Диппера и Престона увели готовиться к съёмке в одну комнату (Пасифика всем сердцем надеялась, что они не поубивают друг друга), а Присциллу и Пасифику — в другую. — Как дела с учёбой? — осторожно спросила мама, пока им расчёсывали волосы. — Математика поедает мой мозг, — ответила Пасифика. — Но в целом — неплохо. Налаживать отношения с родителями было трудно. Пасифика не была приучена к родительскому вниманию, а о том, как выглядят нормальные семьи, знала лишь по фильмам да на примере Пайнсов. У мамы и папы тоже были специфичные представления о семейном общении. Им пришлось изрядно потрудиться: прошло много часов напряжённых разговоров, несколько сеансов у семейного психотерапевта, огромное количество неудачных попыток и ссор, прежде чем встречи родителей с дочкой стали хоть чуть-чуть походить на нормальные семейные встречи. До идеала было далеко: Пасифика понимала, что 40-летних людей не перевоспитать никогда. Но мысль о том, что мама и папа (в большей степени мама) старались исправиться, поддерживала её после очередного провала. — Родители обычно интересуются, как у детей дела в школе, например, — сказала однажды Пасифика маме. Это было вскоре после приезда Присциллы к Ховардам. Дочь назначила ей встречу в кафе (она не готова была вернуться домой так поспешно), чтобы понять, как действовать дальше. И вот теперь Пасифика пыталась объяснить маме, что делают нормальные родители, которые любят своих детей. — Зачем? — с искренним недоумением спросила Присцилла. — Я и так знаю, как у тебя дела в школе. Директор раз в месяц звонит мне и рассказывает о твоих отметках. Пасифика глубоко вдохнула: разговор предстоял трудный. — Вот ещё один нюанс, мама: родители не шпионят за детьми. Спрашивая, как у меня дела в школе, ты показываешь, что тебе интересна моя жизнь. Школа — это не только оценки. Это друзья, соревнования и всё такое. А я в ответ могу спросить, как у вас дела на работе, хотя это написано в каждой второй газете. Суть именно в том, чтобы понять, что я чувствую, через что прохожу. Присцилле было трудно воспринять такое, Пасифика видела это. Но мама старалась, и это удивляло ещё больше. С папой было ещё труднее. В его глазах Пасифика раз за разом видела лишь усталость и раздражение от того, что его заставляют общаться с дочерью. Да и самой девушке было невероятно сложно преодолевать барьеры, давным-давно возведённые в сознании. Она смотрела в глаза Престону, а в ушах звучал колокольчик, с помощью которого он манипулировал ей столько лет. Она сидела в тёплой гостиной, а в глазах стоял тот вечер, когда он почти ударил её и чуть не вышвырнул на мороз. Она пыталась разговаривать с ним вежливо и спокойно, но снова и снова вспоминала все те жуткие наказания, которым он её подверг. Все их разговоры были похожи на минное поле: каждый напряжённо следил за собеседником, чтобы тот не взорвался. При их диалогах неизменно присутствовала Присцилла, которая предупреждающе шептала «Престон!», если муж забывался, или «Пасифика!», если видела, что дочь вот-вот потеряет контроль над собой. Блондинка не понимала, как мама смогла уговорить папу на такое. Всю жизнь она была для отца сплошным разочарованием. В историю Присциллы о том, что Престон гордится дочкой, Пасифика не верила. Но, кажется, это действительно было так. Однажды Пасифика не сдержалась и спросила: — Почему ты не выставил нас из дома? — она пристально смотрела на отца. — Пасифика! — предупреждающе прошипела Присцилла, но жребий уже был брошен. — О чём ты? — уточнил он. — Ты хотел сына, — ответила девушка. — Но родилась я, а мама потеряла возможность иметь детей. Ты бы мог выставить нас из дома, найти другую жену, более… — она запнулась. — Ну, ты понял, что я имела в виду. Но вместо этого ты оставил нас обеих. Признайся: ты же каждый день смотрел на меня и ненавидел за то, что я не того пола. Да и на маму наверняка сердился за такую подставу, — Пасифика мрачно усмехнулась. — Какой был смысл портить жизнь всем троим? — Я не планировал портить вам жизнь, — сухо ответил Престон. — Я хотел воспитать дочь, достойную фамилии Нортвест. Пасифика буквально видела в его глазах несказанную фразу: «Кто же знал, что не получится». — Ты слишком плохого мнения обо мне, дочка, — добавил он, после чего поднялся и вышел из комнаты. — А ты как думаешь? — Пасифика посмотрела на побледневшую Присциллу. — Почему он не сделал этого? — Думаю, он прав, — ответила женщина. — Ты слишком плохого мнения о нём. Я знаю, у тебя есть причины для этого, но мне всегда хотелось верить, что Престон не настолько плохой человек. Иногда я даже лелею надежду, что он хотя бы немного любит меня, — Присцилла позволила себе печальную улыбку. — И тебя. Иначе это абсолютно нелогично с его стороны: терпеть нас столько лет. Ты причинила ему много хлопот за последние годы. Ему ничего не стоило развестись со мной, лишить нас всего и жениться снова. Но ведь почему-то он так не поступил. Думаю, Престон всё-таки немного привязан к нам. Ну, — она на мгновение задумалась, — или же он просто боится испортить свою репутацию разводом. И всё же отношения с отцом медленно, очень медленно, но шли на лад. Напряжение уходило черепашьими шагами. А после того, как Пасифика помогла отцу (девушка случайно подслушала разговор двух его партнёров, рывших Престону яму, и рассказала папе об этом), он действительно стал относиться к ней лучше. Наверное, тоже увидел, что дочь, в целом, не желает ему зла и не хочет быть его врагом. — Терпеть не могу эти костюмы, — проворчал Диппер. — Такое чувство, что меня намеренно душат. Зачем такой тугой воротник? Пасифика улыбнулась, вспомнив тот далёкий вечер семь лет назад, когда парень — тогда ещё 12-летний мальчик — пришёл в поместье Нортвест изгонять злобного призрака. Тогда он тоже ворчал на костюм. — Чтобы легче было сделать сосредоточенное лицо, — усмехнулась она. Девушка подошла к парню и, как в тот самый день, аккуратно завязала ему галстук-бабочку. — А что, улыбаться на фотографиях у вас не принято? — уточнил Диппер. — Только девушкам, — хмыкнула Пасифика. — Мужчины из богатых семей даже на фотосессиях думают о том, как приумножить свои деньги. — Какое счастье, что я не из богатой семьи. — Эта фотосессия для того и нужна, чтобы показать, что мы считаем тебя частью нашей семьи, — Пасифика тепло улыбнулась. — Если вытерпишь хотя бы 10 минут, обещаю, что в конце сотворим какую-нибудь весёлую глупость в духе Мэйбл, — она мягко поцеловала его в щёку. — Между прочим, Пайнс, тебе очень идут костюмы, — девушка оглядела его с ног до головы. — Какое счастье, что ты не ходишь в них постоянно, а то бы отбоя от девушек не было. У меня аж сердце подскочило, когда увидела тебя таким нарядным. — Зато ты, я вижу, оделась в свой домашний халат? — парень усмехнулся. — А вот за такие шуточки я имею полное право заставить тебя фотографироваться до ночи, — с ухмылкой предупредила Пасифика. Она была в платье, которое ей сшили на заказ: мама настояла. Это было на удивление простое, но красивое платье нежного сиреневого цвета, который был Пасифике так к лицу. Вырез-лодочка, рукава до локтя, пояс и, разумеется, юбка в пол. — Ну ты же понимаешь, что я шучу, — Диппер улыбнулся. — Вы очень хорошенькая, мисс Нортвест, — с усмешкой сказал он, за что получил лёгкий шлепок по руке. — С папой всё прошло хорошо? — спросила девушка, кивнув в сторону отца, которому Присцилла завязывала такой же галстук-бабочку, как и у Диппера. — Мы почти не разговаривали, — ответил парень. — Он только спросил, на кого я учусь и какие у меня планы на будущее. — Уже неплохо, — облегчённо выдохнула Пасифика. — Если бы молчал, было бы хуже. Фотосъёмка прошла легче, чем переживала девушка. Мама улыбалась менее искусственно, чем обычно: кажется, она действительно была рада, что дочь и её молодой человек согласились на это. Папа расщедрился и дал Дипперу пару советов о том, как лучше держать себя в кадре, и даже о том, как сделать независимый вид, чтобы никто не понял, как ты терпеть не можешь фотосессии (так Пасифика обнаружила что-то общее у отца и Диппера). А ближе к концу Пасифику посетила безумная идея. — А давайте сфотографируемся в обычной одежде, — предложила она. — Что ты имеешь в виду? — напряжённо уточнил Престон. — Ну, в богатой одежде для приёмов нас все видели, — девушка пожала плечами. — А кто видел нас в повседневной? — Но, Пасифика… — начала было возражать мама, но Пасифика с улыбкой перебила её: — Да ладно вам, давайте попробуем. Мама, если ты хочешь показать всему миру, что в нашей семье всё хорошо, то мы должны выглядеть как семья, а не как люди, случайно столкнувшиеся на деловом приёме. Через пять минут уговоров Нортвесты согласились. Престон ворчал себе под нос что-то о «всяких глупостях», но Пасифика намекнула ему, что это положительно скажется на его репутации, и даже припомнила, что похожее фото было у Бирнбаумов. Это решило дело. Конечно, Престон и Присцилла даже в повседневной одежде оставались элегантной богатой семьёй. Диппер и Пасифика преобразились радикальнее: на парне были джинсы и серо-зелёная футболка с какой-то надписью, на девушке — светло-голубые джинсы и свободная рубашка. — Вот теперь мы похожи на семью, более или менее, — одобрительно кивнула Пасифика. — Осталось только сделать лица попроще. С лицами проблем оказалось больше всего. Пасифика и Диппер легко могли позволить себе кривляться на камеру, что у Нортвестов вызывало глубокий шок (впрочем, тем веселее получались фотографии). В конце концов Пасифика осмелела настолько, что налетела на обоих родителей сзади, обняла их и сказала: — Улыбочку! И всё же Престон и Присцилла так и не смогли расслабиться до конца — девушка видела. Это немного омрачало её мысли, но в целом на будущее своей семьи она смотрела гораздо оптимистичнее, чем раньше. В общежитие Пасифика и Диппер возвращались пешком. — Ты завтра идёшь с ними куда-то, я правильно помню? — уточнил парень. — Да. Учимся ходить всей семьёй в кино, — улыбнулась Пасифика. — Наверное, будет легче: там же нужно просто сидеть, жевать поп-корн и смотреть на экран. Даже общаться не обязательно. — Уверен, с этим твои родители справятся, — усмехнулся Диппер. — Хочется верить, — кивнула девушка. — Знаешь, я не жалею, что решила тогда поверить маме. Нам ещё предстоит много работы, и вряд ли мы когда-нибудь станем совершенно нормальной семьёй, но… Это гораздо лучше чем то, что было раньше. — Ты как-то сказала, что у твоего отца не получилось воспитать дочь, достойную фамилии Нортвест, — заметил Диппер. — Зато у тебя постепенно получается воспитать родителей, достойных такой дочери, — он улыбнулся. — Ты мне льстишь. — Ни капли. Ещё пару лет назад твои родители вышвырнули бы меня из поместья, если бы увидели там. Помнишь, как мы прятались в кладовке? — Диппер усмехнулся. — А теперь они же приглашают меня фотографироваться с вами на всеобщее обозрение. Это твоё и только твоё положительное влияние. — Сначала ты и твоя сестрёнка положительно повлияли на меня, помнишь? — Пасифика улыбнулась и крепче сжала ладонь Диппера в своей руке. — И я благодарна вам за это. Кто знает, как сложилась бы моя жизнь, если бы не вы двое. — Стала бы дочерью, достойной фамилии Нортвест, как же ещё, — рассмеялся Диппер. — Какое счастье, что вы так пагубно на меня влияли. Спасибо. — Всегда пожалуйста, мисс Нортвест.